Королевский флеш - Эд Макбейн

И все же переспать с Китти было все равно что провернуть заранее подготовленное дело. Никаких сюрпризов. Она была профессионалкой, у нее был свой набор инструментов, который с гарантией приводил к успеху. Но в подготовленном деле никогда нет надежды наткнуться на добычу, которая попадается только раз в жизни. Так и с Китти. Нет, вначале, может, такое и было. Может, когда он понял, что эта девушка ему очень нравится… что он любит ее, хорошо, пусть любит, то это уже совсем другое дело. И сюрпризы таились тогда уже не в сексуальных экспериментах, а в чем-то более глубоком — он однажды даже расплакался, Господи, он вправду расплакался! Это было уже потом, когда они лежали рядом, и он вдруг схватил Китти и крепко прижал к себе и заплакал, а она качала его голову на своей груди, гладила и говорила — эй, малыш, ну что ты, ну ладно, и он кивал, уткнувшись в ее мокрую от его слез грудь, и никак не мог понять, почему он плачет. Да, он когда-то любил ее. Наверное, именно поэтому он согласился ссудить ей две тысячи. Потому что он когда-то любил ее до слез.

Он оделся в легкий габардиновый костюм, поскольку по радио сказали, что температура сегодня будет за семьдесят по Фаренгейту[3], а ему не хотелось вспотеть во время работы. Он до сих пор не знал, что будет делать, если напорется на слишком сложный сейф. Может, попробует старый школьный приемчик, и пошло все к чертям. Сейчас ему не хотелось об этом думать. Он надел красивый шелковый сине-золотой галстук, который ему на прошлое Рождество подарила мать, когда он встречался с ней в Майами. Его мать жила с честным трудягой, работавшим профессиональным теннисистом в одном из самых дешевых отелей. Парню было шестьдесят три, но он находился в великолепной форме. Он рассказывал Алексу, что он в Штатах двенадцатый, но Алекс этому не верил. Алекс поиграл с ним немного, чувствуя себя полным дураком на глазах у публики. Этот тип сказал, что Алекс станет отличным теннисистом, если немного потренируется, а Алекс не понимал, как это можно в здравом уме находить удовольствие в перекидывании этого чертовою мячика через сетку? Мать была вроде бы счастлива с этим типом, хотя он и заметил синяки на ее руках. Он знал, что синяк на ноге она заработала, когда спьяну налетела на шкаф, а остальные, как он подозревал, были делом рук мистера Теннисиста.

— Ты счастлив, Алекс? — спросила она его перед тем, как он снова уехал в Нью-Йорк.

— Да, мама, — ответил он.

— Я тоже, — сказала она, но в ее глазах было что-то такое, чего он не мог понять. Она сказала мистеру Теннисисту, что ее сын — коммивояжер компании «Жиллетт». Коммивояжером был отец Алекса, но он своего отца не видел с восьми лет, когда старикан отправился в командировку и не вернулся. Мать проплакала месяц, то заявляя, что любит, то крича, что ненавидит его. Наконец она заявила Алексу, что его папаша всегда был сукиным сыном. И все же, когда Алекс приехал к ней под Рождество, она сказала мистеру Теннисисту, что он работает на «Жиллетт». «Ты счастлив, Алекс?» — и этот непонятный взгляд. Он был до чертиков рад убраться из Майами.

Алекс взял с верхней полки свой кожаный кейс и открыл его. Кейс был в фут шириной, в восемнадцать дюймов длиной и в четыре высотой — достаточно объемистый, чтобы в нем уместились необходимые инструменты, но не слишком большой, чтобы привлечь внимание. Самыми громоздкими инструментами были ломик и электродрель. Ломик был трехсекционным, а дрель как раз входила в кейс так, чтобы тот закрылся. Алекс положил их в первую очередь, поскольку они понадобятся ему в самом конце, когда он займется сейфом. Также он положил туда эластичный шнур, фонарик, набор сверл, бородок, маленькую кувалду и зубило. Он вскроет сейф либо сверлом, либо кувалдой, так что, кроме этого набора инструментов, ему других не понадобится. Если сейф не поддастся, он оставит его в покое, заберет что под руку попадется и уйдет.

Остальные инструменты лежали в холщовом свертке с кармашками, купленном в магазине запчастей для автомобилей. Он развернул его, вынул необходимые инструменты для работы с дверью запасного выхода и выложил их на комод. Затем положил кухонное полотенце в кейс поверх более громоздкого снаряжения и уложил сверху холщовый сверток. Он знал некоторых взломщиков, которые предпочитали обычному зубилу электрическое, поскольку в этом случае нужно только нажать на триггер и резак начинает сам быстро ходить вверх-вниз, одновременно выбивая все шпеньки замка. Сверху на электрозубиле есть еще такая ручка, поворотом которой можно регулировать натяжение струны, усиливая или ослабляя силу удара. Алекс предпочитал ощущать замок, выбивая шпеньки по одному, пробираясь в недра. Цилиндровый замок работает следующим образом: вставляешь ключ в скважину, и бороздки ключа по очереди поднимают шпеньки, прижимая их к пружинам, которые удерживают их на месте. Как только шпеньки подняты, поворачиваешь ключ, который поворачивает цилиндр и оттягивает защелку назад. С помощью своих старых друзей — отмычек и тяжей — Алекс мог продублировать действие ключа. Он знал, что может открыть дверь в вестибюле, но не знал, что ждет его у двери в квартиру Ротманов, а потому уложил в кейс маленькую цилиндровую дрель и буравчик для рассверливания замка, а также кусачки, если придется вынимать сам цилиндр.

Вряд ли на двери квартиры ему попадется трубчатый замок, однако он уложил в кейс еще и три своих отмычки для трубчатых замков — так, на всякий случай. Отмычка с красной ручкой была для замков с механизмом, смещенным вправо, с синей — для смещенного влево, с белой — для обычных, с механизмом, расположенным по центру. Отмычки он получил прямо в таком виде от изготовителя, и цвета рукояток были сделаны такими для того, чтобы слесарю было удобнее работать. Слесарю — или взломщику. За все время своей практики он только раз наткнулся на трубчатый замок, но следовало подготовиться ко всему. Он закрыл кейс, защелкнул застежки и вынул из ящика комода алюминиевую полоску, которую вырезал из жалюзи. Она была в полтора дюйма шириной и в двенадцать длиной — пригодится для открывания замка на двери у Ротманов, если ему повезет и замок окажется проще пареной репы. Он оставил свой королевский флеш в ящике комода, хотя его так и подмывало взять его с собой на счастье.

Он положил алюминиевую полоску во внутренний карман пиджака и все из того же ящика вынул пару тонких черных кожаных перчаток, которые положил в правый карман пиджака. Поверх перчаток в тот же карман Алекс положил ручные отмычки и тяжи. Взял с комода новый, незаточенный желтый карандаш, к которому прикрепил резинку так, чтобы получить широкую петлю под ластиком. Все это он тоже положил во внутренний карман, а затем взял картотечную карточку размером три на пять дюймов, на которой написал прошлым вечером «НЕИСПРАВЕН». Ее он спрятал в левый нагрудный карман вместе с катушкой скотча и листочком бумаги, на котором написал еще одно взятое из телефонной книги имя — на сей раз с адресом на Шестьдесят девятой улице, но кварталом дальше. Он не думал, что придется проделывать тот же трюк с лифтером еще раз, но это могло сработать, если будут какие-нибудь сложности со швейцаром. В тот же карман он положил коробочку деревянных зубочисток.

Взял кейс, глянул на себя в зеркало, подумал — не забыл ли чего, решил, что все в порядке, и вышел из дому.

* * *

В пять минут одиннадцатого он позвонил Ротманам. Гудок. Один, другой, третий…

Хоть бы тебя не было дома, думал он.

Четвертый, пятый, шестой…

Никто не отвечает.

Седьмой… восьмой… девятый… десятый…

Облегченно вздохнув, он подождал еще десять гудков, чтобы окончательно увериться. Затем, вместо того чтобы повесить трубку, он оставил ее болтаться на проводе. Глянул через плечо на стойку, затем вынул из кармана скотч и карточку. Оторвав кусочек скотча, прикрепил к телефону объявление «НЕИСПРАВЕН», заклеив прорезь для монет. Трубка по-прежнему болталась на проводе, когда он вышел из телефонной кабинки в магазине и быстро направился вниз по Мэдисон-авеню. На углу Мэдисон и Шестьдесят девятой он проверил часы. Было десять минут одиннадцатого, и швейцар стоял у дверей. Через десять минут, если он все правильно рассчитал, в вестибюле зазвонит телефон и человек в серой шляпе прикажет швейцару подогнать к подъезду его «семьдесят третий» «Кадиллак».

Алекс ждал.

Он не мог слышать звонка в вестибюле, но, судя по тому, как швейцар рванулся внутрь и мгновением позже выскочил, он понял, что телефон зазвонил. Швейцар побежал к гаражу через улицу. Алекс немедленно направился к дому. Чуть помедлил у входа, бросив взгляд внутрь, на лифт. Бронзовые двери были закрыты, лифтера нигде видно не было. Светящиеся цифры показывали восемнадцатый этаж… девятнадцатый… он все еще шел вверх, когда Алекс заглянул в нишу с почтовыми ящиками.

В ящике Ротманов почты не было. Хорошо. Стало быть, мадам уже спустилась и квартира пуста. Сердце колотилось в груди. Он вышел из ниши, даже не глянув на указатель над бронзовой дверью — не было времени для лишних действий. Он должен вскрыть этот гребаный замок на этой чертовой пожарной двери и выйти из вестибюля прежде, чем спустится лифт, или вернется швейцар, или войдет с улицы кто-нибудь из жильцов. Он терпеть не мог входить в помещение. Это самый мерзкий момент, особенно в таком вестибюле. Перчаток не наденешь — приходится рисковать оставить отпечатки по всему этому клятому вестибюлю. Надо было послать Генри подальше со всей этой чертовой работой.