Переписать сюжет. Книга 1 - Мария Владимировна Архангельская

сплошной бахромой свисали лиловые соцветия глицинии. Хотелось сделать что-нибудь мальчишеское, например, забраться на этот самый навес. Или на крышу. Андрей усмехнулся про себя. Он солидный человек, заклинатель и учитель. Не к лицу как-то.

Вообще-то весёлого в его нынешнем положении было немного. Вчера он был слишком поглощён своими переживаниями, но сегодня, когда начал вспоминать вчерашнее происшествие, его как обухом ударило осознание: теперь он действительно учитель. И отвечает за полтора десятка оболтусов, со всеми прилагающимися к ним подростковыми тараканами. А ведь быть учителем — это не просто время от времени произносить банальные наставления и раздавать наказания, насколько фантазии и чувства справедливости хватит. Он действительно должен их воспитать. Ну и научить тоже. Особенно если учесть, что все ученики здесь живут в отрыве от своих семей, а значит, он своим подопечным заменяет отца во всех смыслах этого слова.

Но ведь у него даже педагогического образования нет! Никогда он не чувствовал ни желания, ни призвания возиться с детьми. И сообразив в полной мере, во что вляпался, Андрей испытал малодушное желание прямо сейчас пойти к Чжаньцюну, объявить, что выходит из ордена и сбежать в странствующие заклинатели. Или просто сбежать, никому ничего не объявляя. А что, странствующие заклинатели здесь водятся, у одного из них Хэн Линьсюань, прежде чем поступить в орден, даже учился, к сожалению, преимущественно плохому.

Однако, прежде чем сбегать в заклинатели, не худо было бы как минимум заклинателем стать. Сейчас от Андрея толку немного, он и простейшего талисмана сотворить не в состоянии, не то что прогнать нечисть или кого-нибудь вылечить. Стоит остаться хотя бы на время восстановления навыков, пользуясь тем, что выполнения обязанностей учителя от него немедленно никто не ждёт. А дальше… дальше поглядим. В конце концов, ему должно быть легче, чем земным учителям так называемых развитых стран, где торжествуют индивидуализм и равноправие, и подростки частенько взрослых ни в грош не ставят. Здешнее общество патриархально, и гипертрофированное почтение к старшим и высшим, частенько вызывавшее отторжение при чтении, сейчас играет ему на руку.

И уж точно он будет лучшим учителем, чем Хэн Линьсюань. Кстати, не пора ли привыкать звать себя этим именем?

Задумавшись, он лишь краем глаза уловил движение, и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как во двор входит высокий красивый заклинатель. Андрей ждал его — ещё вчера днём Чжаньцюн прислал с одним из учеников записку, что с Доу Сюем всё улажено и тот завтра с утра придёт для первого урока. Для того Андрей и вышел с утра пораньше, чтобы его встретить. И теперь с интересом смотрел на одного из самых колоритных, хоть и второстепенных героев романа, в который волей судьбы угодил. Тот заметил его взгляд, остановился и поклонился с явно преувеличенным почтением:

— Шисюн…

— Шиди, — кивнул Андрей. Ну да, Доу Сюй был одним из немногих, кто поступил в учение их общему учителю позже Линьсюаня, и это добавляло нюансов их и без того непростым взаимоотношениям. Первый мечник ордена Линьшань, признанный красавец — занятно, Андрей представлял его себе куда брутальнее. Но красота Доу Сюя оказалась утончённой настолько, что ещё чуть-чуть, и его можно было бы назвать женоподобным. Окинув Андрея с головы до ног насмешливым взглядом, он поднял бровь и кивнул на Ханьшуй в его руках:

— Ты же не думаешь сражаться со мной этим?

— А чем?

— Вот, — Доу Сюй бросил, а Андрей машинально поймал то, что оказалось деревянным мечом, такой же длины и ширины, как Ханьшуй, но заметно тяжелее. — Хватит с тебя пока и этого. А то, если мы обнажим настоящие клинки, — с тонкой улыбкой добавил он, — я могу тебя зарубить, чего доброго.

Пожав плечами, Андрей отложил Ханьшуй на столик под навесом с глициниями, а обернувшись, увидел промелькнувшее и тут же исчезнувшее на лице соученика удивление. Ах да, Хэн Линьсюаню сейчас полагалось бы взвиться, как кобре, которой наступили на хвост, от столь явного намёка на его несостоятельность как воина. Ведь их вражда когда-то именно с этого и началась — Хэн Линьсюань проиграл Доу Сюю учебный поединок и вместо того, чтобы с достоинством признать поражение, попытался свести с ним счёты исподтишка. Таким вот человеком был мастер Хэн — любой проигрыш воспринимал как личное унижение, не принимая во внимание никаких обстоятельств. Например то, что ему, впервые взявшему в руки меч год или два назад, было бы глупо рассчитывать на победу над отпрыском аристократической семьи, который, наверное, начал тренироваться, едва научившись ходить. Даже если тот на три года младше.

Справедливости ради, сам Доу Сюй тоже никогда не пытался принять во внимание обстоятельства и войти в положение Линьсюаня — как, впрочем, и другие ученики. Быть перестарком в группе подростков вовсе не легко и не весело, особенно если ты начисто лишён лидерских качеств и чувства юмора, зато болезненно обидчив, злопамятен и к тому же отстаёшь от них, младших годами, практически по всем предметам. И плевать хотели юные оболтусы, что они-то с самого начала развивались правильно, под руководством опытных наставников, а вот у Линьсюаня учитель хоть и был, но такой, что лучше бы его вообще не было. Фактически ему приходилось не учиться, а переучиваться. Слишком явное покровительство первого ученика Ши Чжаньцюна, частенько становившегося на сторону новоявленного шиди даже в ущерб объективной справедливости, тоже симпатий Линьсюаню не добавляло. Со временем разница в умениях и навыках сгладилась, во многом Линьсюань даже вырвался вперёд, он действительно был талантливым заклинателем. Сделали своё дело и уроки хороших манер, вдалбливаемые всем ученикам буквально палками. Конфликт утих, превратившись в вооружённый мир, особенно когда вчерашние ученики сами стали учителями и столкнулись с необходимостью поддерживать корпоративный авторитет. И только Доу Сюй, гордившийся прямотой своего нрава, продолжал резать правду-матку в лицо шисюну Хэну, нарываясь на ссоры и приводя в отчаяние главу Ши, искренне желавшего мира в ордене и счастья всем, чтоб никто не ушёл обиженным. Особенно Линьсюань. У Андрея при чтении даже закралась мысль, а не ревнует ли мастер Доу своего главу.

Впрочем, поводов для вражды хватало и без ревности. Аристократ, гордившийся историей своего рода и сам родившийся, как сказали бы на Земле, с серебряной ложкой во рту, и беглый раб, вообще не знавший своих родителей, зато с детских лет изрядно хлебнувший лиха — что у них могло быть общего? Жизнь одного была как прямая светлая дорога, проложенная стараниями других, и он привык принимать как должное все возможности, которые давали ему сперва деньги и