Тройной агент - Джоби Уоррик

Хумам аль-Балави в конце концов заговорил.

Начал на третий день, еще в тисках Мухабарата, продолжил и на свободе — во время нескольких тайных встреч на нейтральной территории; выдал многих и с «Аль-Хезбы», и с других джихадистских сайтов. Рассказал все, что знает о сети радикальных блогеров и о том, кто их финансирует. Он говорил так открыто и легко, что цепи и наручники с него почти сразу сняли, а допросы превратились в непринужденные беседы. Зато потом, в камере, сидел с пылающим лицом, весь сжавшись, и временами обхватывал голову руками, словно еле сдерживая распирающие его чувства.

На допросах Балави клялся, что в глубине души он противник террора в любых его формах. Казалось, это заявление никак не стыкуется с его статьями, в которых он восхвалял такого отъявленного головореза, как Абу Мусаб аз-Заркави.

— Ну да, действительно, мне нравится выражать себя в слове, — признался он в ходе беседы. — Но я против насилия, в том числе и военных действий. Да и религия нам запрещает террор. — Балави обвел взглядом следователей, глядевших на него скептически. А там-то ведь был не я, пояснил он с нажимом. Все эти блоги, аватары, призывы к кровопролитию — это же не взаправду!

Это у меня просто хобби такое, сказал он.

После его освобождения Мухабарат отправил агентов проверять полученную информацию. Самого Балави тоже стали изучать еще внимательнее, подслушивая его телефонные разговоры, по пятам пуская за ним агентов наружки и даже за границами Иордании пытаясь нащупать его связи с террористическими группировками. Ответственным за дело Балави руководство назначило капитана Али бен Зеида, да еще и поделилось информацией с ЦРУ, чьи люди делят кров с иорданцами в совместном антитеррористическом подразделении, расположенном в одном из пригородов Аммана. Вдруг у американских коллег появится желание проверить, не значатся ли имена, которые назвал Балави, в их собственных базах данных?

Чем глубже копали, тем больше открывалось мрачных и опасных граней тайной жизни этого Балави. Так, вопреки всем своим заверениям о том, будто он противник насилия, он, оказывается, по меньшей мере дважды пытался присоединиться к повстанцам в Ираке, поступив под начало к Заркави. Почему ему это не удалось, осталось неясным. Возможно, не хватило смелости, а может быть, не смог переступить чувство вины, сознавая, что неминуемо оставит дочек сиротами; быть может, ему дали понять, что на роль партизана-боевика его кандидатура не тянет: куда ему! — физически слабому и без военной подготовки. Потерпев фиаско в одном начинании, стал продвигать другое: принялся подбивать друзей и родственников на сбор денег в пользу мятежников и даже собрал чуть больше тысячи четырехсот долларов, но потом и это бросил. А в 2008-м, после вторжения израильских войск в Газу, попытался поступить в распоряжение «Хамаса» в качестве врача — лечить раненых палестинцев.

Выяснилось, что в некотором роде флирт (если не что-то большее) был у Балави и с известной террористической организацией в Турции. Когда студентом он жил в Стамбуле, ему случалось бывать на собраниях «Фронта исламских рейдеров Великого Востока» — группировки, которая кичится своим сходством с «Аль-Каидой» и выступает за насильственное свержение светских правительств на всем Ближнем Востоке от Анкары до Аммана и Каира. Турецкая полиция приписывает этому «Фронту рейдеров» ответственность за несколько громких терактов, в числе которых взрывы в двух стамбульских синагогах в 2003 году, унесшие жизни двадцати четырех человек.

Мало того: турецкие источники сообщили, что интерес к этой группировке разделяла с Хумамом женщина, на которой он впоследствии женился. С Дефне Байрак Хумам познакомился в 2001 году на интернетском форуме молодых мусульман. Когда эти двое начали встречаться, они частенько сходились с другими подобными парами на светских вечеринках, которые зачастую оказывались мероприятиями по вербовке во «Фронт рейдеров»: сперва лекция перед горсткой слушателей, а потом сбор средств в поддержку палестинских боевиков.

Дефне, высокая и стройная девушка с личиком бледным, как у фарфоровой куклы, восхищалась умом Хумама, но полюбила, как потом утверждала сама, за его правильные, консервативные взгляды. Она жила в Стамбуле с родителями, работала в прессе и одновременно училась, повышая уровень владения арабским, и тут в ее жизнь ворвался студент-медик из Иордании. Три месяца знакомства, и вот они уже строят планы совместной жизни.

«Он мне понравился своим характером, набожностью, строгим следованием нормам религии», — говорила она впоследствии.

Уже в период ухаживания оба начали меняться. До этого ни в нем, ни в ней особого благочестия никто не замечал. В публичных местах Дефне носила на голове платок, но в таком виде ходит большинство взрослых женщин в Турции. Хумам еще в детстве выучил наизусть большие куски Корана, но хождением в мечеть на пятничную молитву то и дело манкировал, а об Иордании, где родился, отзывался пренебрежительно, называя ее «страной непуганых исламистов». Но стоило ему сойтись с Дефне, как они тут же восприняли систему взглядов, становившуюся все более модной в среде турецкой образованной элиты; ее основной догмат состоял в неприязни к немусульманскому Западу. Взгляды эти коренились там же, в тех же обидах, с которыми не могли смириться миллионы других мусульман, но в умах привилегированных молодых людей, взросление которых происходило уже в эпоху «Аль-Каиды», они принимали подчас затейливую форму. Например, эти люди верили, что за террористическими атаками 11 сентября 2001 года стоит ЦРУ и израильская разведка Моссад. Приверженцы этой веры видели во вторжениях в Ирак, сектор Газа и в Афганистан очередные крестовые походы, все новые проявления борьбы Запада с исламом, непрекращающиеся попытки извратить его и уничтожить, по ходу дела разграбив принадлежащие арабам природные ресурсы и убив тысячи безвинных людей.

Со страстью принятая Хумамом и Дефне модная система взглядов в какой-то мере брала начало в семейной истории и личном опыте: сын палестинских беженцев, Хумам и лечил тоже палестинских беженцев, тогда как Дефне по работе была связана с консервативными турецкими газетами — переводила для них с арабского сводки новостей с войны в Ираке и Афганистане. Кроме того, Дефне, которая, по отзывам общих друзей, была куда фанатичнее мужа, перевела две книги — одну про лидера «Аль-Каиды» Усаму бен Ладена, другую про бывшего правителя Ирака Саддама Хусейна, обе хвалебные. Первая называлась «Усама бен Ладен — Че Гевара Востока».

В этой паре каждый из супругов нашел в другом партнера, чьи политические воззрения еще больше разжигали и усиливали его собственные. Потом, когда пошли дети, их имена тоже стали способом выразить и подчеркнуть свои убеждения.

Старшую девочку назвали в честь Лейлы Халед[19] — палестинки, которая в 1969 году угнала авиалайнер американской компании «Транс уорлд эйрлайнз» и попала в британскую тюрьму. А младшую наделили именем палестинки, родившейся в Швеции, — кинорежиссера и феминистки Лины Макбоул, чьей наиболее известной работой стала документальная лента под названием, опять-таки, «Лейла Халед, угонщица».

Что ж, пришлось бен Зеиду прибегнуть к любимому приему, который он использовал, когда требовалось хорошенько подумать. Сидя в высоком пилотском кресле «боинга-737», проверил закрылки и сдвинул рукоять сектора газа вперед. Белые штрихи на взлетной полосе побежали навстречу, превращаясь в сплошной убыстряющийся поток. Штурвал на себя, нос ревущей машины задрался к небу, и самолет, промчавшись над деревьями и холмами, устремился в бескрайний голубой простор.

Сняв с головы наушники, бен Зеид откинулся в кресле, не отрывая глаз от компьютерного экрана. В реальности он был по-прежнему в Иордании, в построенном по его собственным эскизам доме с видом на Мертвое море. Бен Зеид установил на свой компьютер программу-тренажер для пилотов, а вокруг все оборудовал так, словно это настоящая кабина самолета — с тумблерами, педалями и даже ревом моторов, который соответствовал тому типу самолета, который он в данный момент пилотирует. Взлетал, брал курс на какой-нибудь отдаленный город, а затем, убрав шасси, сидел в тишине по часу или дольше, пока самолет летит над пустынным морем. Для домашних смысл этого хобби был загадочен, но бен Зеид объяснял, что оно его лечит.

Кроме того, мне это помогает думать, говорил он.

Вот! В этом твоя главная проблема, обычно получал он в ответ. Слишком ты много думаешь.

Но бен Зеид жаждал простора, особенно когда бился над какой-нибудь запутанной головоломкой. Если выдавался выходной, брал двух своих собак и выезжал на «лендровере» в пустыню или несся вдвоем с женой Фидой на юг к Красному морю, отчаливал, а потом бросал якорь яхты в какой-нибудь необитаемой бухте — такой, чтоб в обозримой близости не маячило ни единой хари. На фотографиях он запечатлен всегда будто в одном и том же месте: пустынный пляж, где он один, в трусах и мягкой камуфляжной шляпе сидит в шезлонге, вперив взгляд куда-то в неведомую точку горизонта.