Красный Наполеон (СИ) - Гиббонс Флойд

Судьба центральной Европы решилась на Прессбургской равнине. Два дня длился ожесточенный бой, начавшийся утром 20 января и закончившийся победой красных над силами Малой Антанты. Из трехсот тысяч свежих войск, участвовавших в этом сражении, две трети составляла сербская армия.

В ночь на 31 января я продиктовал сообщение об исходе боя Марго, находившейся в Варшаве. Бинней вылетел за ней и за всеми материалами нашего бюро – мы знали, что следующим нашим этапом отныне будет Вена.

Маленькая Австрия, беспомощный остаток некогда могущественной двуединой монархии, не оказала красным варварам никакого сопротивления.

Хоть правительство этой ослабленной годами голода и унижения страны и осталось консервативным, управление города перешло к более левым социалистическим кругам. Вена, некогда самый веселый город, стала самым красным городом Европы.

Ганс Брейтяер, венский диктатор, выехал навстречу Карахану и сопровождал его при торжественном въезде в город. Бойер и я следовали за ними в одном из штабных автомобилей.

Когда мы выехали на Ринг, мы увидели, что венские полицейские по-прежнему несли свою службу и регулировали уличное движение. Но теперь каждый из них стоял на посту под охраной одного всадника и одного пехотинца Карахана.

Мы расположились в Гранд-отеле, и Бойер тут же позвонил в Гофбург, некогда бывший резиденцией Франца-Иосифа, а ныне ставший штаб-квартирой Карахана.

– Скорей берите шляпу и собирайтесь в путь, – крикнул он мне, вешая трубку. – В Гофбурге происходит нечто, чего мы не должны прозевать.

Мы поспешили вниз и, когда заняли места в автомобиле, Бойер объяснил мне, что австрийское правительство во главе с монсиньором Игнатием Зейпелем и президентом Гайнишом арестовано и доставлено в Гофбург.

В числе арестованных находился и доктор Думба, бывший австро-венгерский посол в Вашингтоне.

– Карахан убьет их всех, – еказал Бойер.

У меня перехватило дыхание. Троих из числа обреченных Караханом на смерть я знал лично. Пять лет тому назад я опубликовал интервью с ними. Эти люди повсеместно пользовались симпатиями, и только благодаря их неусыпным стараниям Австрия снова приобрела некоторую устойчивость.

– Но почему? – вырвалось у меня, когда мы проехали под сводами ворот в Гофбург. – Ведь эти люди не борцы, они ничем не провинились перед Караханом. Австрия не оказала вам сопротивления. Население ведет себя очень лояльно, и в стране царит покой. Это – бессмысленноѳ убийство.

– Все то, что вы говорите, соответствует истине, за исключением одного, – ответил Бойер. – Карахан ничего бессмысленного не делает. Эти казни являются частицей общей политики террора. А террор – необходимое явление во время войны. Примерно, то же самое немцы проделали в Бельгии, но они считали необходимым всячески отрицать это. Англичане, примерно, так же действовали в Египте и в Индии. Французы применяли подобные меры в Африке и так же считали необходимым отрицать их. А разве вы, американцы, на Филиппинах и на Гаити действовали иначе? Политика Карахана состоит в том, чтобы лишить жизни несколько десятков реакционных главарей страны, и эта политика гораздо мягче и менее жестока, чем если бы он вздумал для достижения той же цели лишить жизни несколько сот ничтожеств из числа рядового населения.

– Но ведь это восстановит против вас весь мир! – вскричал я. – Неужели вам мало казней в Варшаве и в Бухаресте? Эти люди пользуются уважением во всем мире, и расправа с ними вызовет возмущение против вас.

– Совершенно верно, – согласился со мной Бойер, – это вызовет возмущение и пробудит страх перед Караханом, заставит считаться с ним. Непосредственным результатом этой меры явится то, что повсюду консервативные группы ослабеют и усилится влияние радикальных кругов. А разве это не стоит десятка жизней?

Воспоминание о том, что мне суждено было увидеть в этот день, будет живо во мне всегда.

Казни произошли во внутреннем дворике Гофбурга. Бойер подвел меня к окну, – мы находились во втором этаже, и я увидел в небольшом отдалении от себя лица осужденных. Справа от меня находился балкон, с которого Карахан взирал на эту возмутительную расправу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он высился на балконе во весь свой роет, и лицо его было по обыкновению неподвижно и непроницаемо. За ним стояло несколько штабных офицеров.

Несчастных вывели на двор со связанными на спине руками, и взвод китайских солдат подвел их к стене. Над головами солдат, которым суждено было прикончить их, они могли видеть жестокую желтую маску того, по чьему приказу их обрекли на смерть.

В тот момент, когда я приблизился к окну, раздался залп, и один из приговоренных к смерти упал. Убитого вынесли на носилках, и затем наступила очередь президента австрийской республики.

Встав у стены, он запрокинул голову и, не дрогнув, встретил смерть.

Следующей жертвой был доктор Зейпель. На нем была длинная черная сутана, присвоенная его ордену, и четырехугольный берет. На губах его змеилась тонкая улыбка. Он встретил смерть спокойно, с верой в Бога.

Потом мне суждено было присутствовать при смерти несчастного доктора Думба. Он умер столь же достойно, как и жил.

Тщетно обратил я к Карахану молящий взгляд, – лицо его было по-прежнему строго и непроницаемо. Мольба была бесполезной. Глаза его пристально смотрели на несчастных – он был воплощением безжалостной жестокости.

– Это ужасно, – прошептал я, обращаясь к Бойеру. – Я должен уйти отсюда, – я не могу вынести этого. Ведь эти люди были моими друзьями. Это самое ужасное, что мне когда-либо суждено было пережить.

Мы возвратились в отель. Я подбодрил себя несколькими глотками алкоголя и засел за работу, пытаясь изложить на бумаге виденное. Бойер сказал мне, что моя корреспонденция о бессудных казнях будет пропущена. Я вправе сообщить газетам все, чему был свидетелем.

– Сообщите все, – сказал он. – Пусть мир знает, какая сила пробудилась на востоке.

После обеда весь мир с трепетом читал мою телеграмму в четыре тысячи слов, в которой описывалась смерть членов австрийского правительства. Незачем говорить, что сообщение мое произвело на всех ужасное впечатление. Весь мир содрогнулся при вести об этой жестокости.

Позднее я узнал, что в Чикаго мое сообщение вызвало сильные опасения за мою судьбу. В редакции предположили, что меня за мое откровенное сообщение ожидает участь бедных австрийцев.

Там не представляли себе, что в намерения Карахана входило вселить ужас в весь мир, и что он намеренно дал мне возможность рассказать о том, чему мне суждено было быть свидетелем.

После обеда в Вену прибыли Спид Бинней и Марго Дениссон. Мы занялись устройством бюро в отеле, и Спид рассказал мне, что моя светловолосая секретарша в течение всего пути самостоятельно управляла аэропланом.

– Если война не прекратится столь же неожиданно, как началась, то Марго научится и подъему и спуску, – добавил Спид.

– Об этом вам нечего беспокоиться, – заметил Бойер. – Вам суждено еще сегодня быть свидетелем дальнейшего развертывания событий. Имею честь довести до вашего сведения, что перед нами теперь новый враг – первый в Европе, достаточно смелый для того, чтобы бросить вызов Карахану. Итальянская армия перешла через Бреннер и наступает на Инсбрук. Одновременно итальянские войска наступают вдоль железнодорожных линий Триест-Лайбах и Фиуме-Аграм.

– Трижды „ура“ в честь старины Муссолини! – закричал Бинней.

– Скоро ему придется призадуматься над тем, на что он решился. Наши войска спешно перебрасываются в юго-западном направлении. Воздушные силы уже вступили в бой с неприятелем, и вскоре мы войдем в соприкосновение с ним и на земле. Выступление Муссолини как нельзя более соответствует планам Карахана. Для австрийцев это удобный случай отомстить за все унижения и угрозы, раздававшиеся по адресу Австрии со стороны южного соседа. Все население Австрии станет под знамена Карахана.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В ту же ночь итальянцы дали знать о себе в тылу красных. Огромная неприятельская воздушная эскадра появилась над Веной и подвергла город отчаянной воздушной бомбардировке.