Волшебный горшочек Гийядина - Светлана Багдерина

Рядом через мгновение остановился сотник. За ним – охранники.

Конец забега.

– Руки вверх! Не шевелиться! Висельник! – грозно проревел Хабибулла.

Абуджалиль жалко сморщился, закрыл голову руками и втянул ее в плечи.

– Я… с-сдаюсь…

Конец – так конец…

Что уж он, совсем бестолковый, не понимает, что ли?..

От судьбы и сотника Хабибуллы не уйдешь…

Прославленный полководец победно усмехнулся, поставил ногу в курносом сапоге на грудь глубоко потрясенному и низко поверженному злому колдуну, и картинно взмахнул саблей.

– Простись со своей головой, проклятый чернокнижник!

– С г-головой?.. С г-головой?.. С г-головой?..

Если бы сей доблестный муж пообещал колесовать его, четвертовать, утопить в лохани с крокодилами или замуровать в осином гнезде, покорный, мирный и покладистый паренек согласился бы и смирился со своей участью безропотно, даже не сомневаясь, что дела в его печальном положении не могут обстоять как-то по-иному…

Но сотник сказал волшебное слово.

«Голова».

Это и решило участь отряда на сегодняшнюю ночь.

Потому что, кроме смирения и безответности, Абуджалиль обладал еще парочкой полезных качеств, жизненно необходимых для любого преуспевающего волшебника всех стран и народов Белого Света.

Впечатлительностью и фантазией.

И они дружно, споро и наперебой сообщили вчерашнему студенту, как именно его голова будет смотреться на главных воротах дворца рядом с Казимовой, и какие еще интересные локации дворцового комплекса Амн-аль-Хассов могут быть украшены его единственной и неповторимой в своем роде частью тела.

– …с г-головой?.. – в последний раз жалко пискнул и клацнул зубами юноша. – С моей головой?!.. А-А-А-А-А-А-А-А!!!..

В следующую секунду плотный вихрь приторного розово-желтого цвета вырвался из ладоней придворного чудодея и поглотил склонившихся над ними стражей калифского покоя. А когда улегся и растаял через несколько секунд, то приподнявшаяся было на локте и приготовившаяся к смертельной схватке Серафима снова обрушилась на остывающие плиты площади, согнулась в три погибели и забилась в конвульсиях.

Пять усатых одалисок в прозрачных шароварах и с розами наголо в руках, под предводительством лысого шароподобного евнуха в куцей набедренной повязке из кольчуги и короткой леопардовой жилетке, занесшего над головой ухваченную за хвост пушистую кошку, иной реакции у нее вызвать не могли бы даже на Лобном месте в момент исполнения приговора.

Ошарашенные стражники раскрыли рты, выронили розы, горестно стеная и панически хватаясь за новые детали своей анатомии, напрочь компрометирующие долгие годы непорочной службы для настоящих мужчин. В это же время зажатая в мясистой пятерне кошатина с гнусным воем опустилась всеми двадцатью когтями на лысый череп сотника, потрясенного до самой глубины, длины, ширины и толщины своей души. И его пронзительный фальцет, от которого витражи полопались в окнах, изысканным контрапунктом слился с ее хрипучим вокализом…

А дальше разразился пандемониум, как писалось в таких случаях в любимой книжке ее мужа.

Только, несмотря на все своё восторженное любопытство, ни досматривать, ни требовать его повтора на «бис» Сенька не стала, а, проворно вывернувшись из-под чародея, потрясенного результатом своего испуга, схватила его за руку и потащила к выходу.

Надо ли упоминать, что их отбытие на этот раз осталось абсолютно незамеченным.

– Так ты его превратил… превратил… его…ты… и кошка… вместо сабли… на голову…

Обширное чрево Селима снова всколыхнулось, и он вынужден был остановиться, чтобы в приступе неконтролируемого ржания, сопровождающегося икотой, слезами и попыткой отбить себе ляжки, не споткнуться или не налететь на забор. Долгие годы страха, угнетения и унижения одной из самых всемогущих персон в маленьком тесном мирке старого стражника бесследно проходить никак не хотели.

Далеко позади осталась высокая дворцовая стена вместе с обступившими ее дворцами знати, дорогими лавками самых богатых купцов и менял и изысканными чайханами и кофейнями. Утих испуганный рев шести луженых глоток его бывших товарищей по оружию, запутавшись в улочках, постоянно сужающихся и переплетающихся, как влюбленные змеи. Голенастый герой ночи откраснел и отсмущался похвалам, обрушившимся на его уцелевшую голову, и взглядам – на его голые ноги. Отсмеялись и успокоились три девицы. И только Селим Охотник, женолюб, сибарит и поэт, а, значит, любимый объект придирок, нападок и солдафонских шуток сотника Хабибуллы и его приближенных, сдаваться так легко и просто не желал.

Просто не мог.

Снова и снова переживая и смакуя каждое мгновение так и не увиденного им момента отмщения за его многолетние муки – именно так он расценил чудесное преображение своего начальника – Селим то и дело весело крутил головой, радостно гыгыкал и хлопал по спине чародея, каждый раз конфузливо заливавшегося краской.

– Да они часа через три всё равно примут свои исходный облик… надеюсь… – пожимал плечами Абуджалиль, смущенно опустив очи долу. – Конечно, повышенный стресс-фактор накладывающего заклинание усиливает коэффициент его стойкости раза в четыре минимум, но всё равно, больше восемнадцати часов продержаться оно не должно…

– Восемнадцать часов – то, что надо, – наконец, удовлетворенно кивнул Охотник и пригладил усы. – По полчаса за год. И, будем полагать, что счеты между нами сведены, о всемогущий сотник Хабибулла.

– Ты его так не любишь? – участливо вопросила принцесса.

– Нет, это он меня так не любит, о милосердная гурия северных холмов, – умиротворенно хмыкнул старый стражник. – А я его просто терплю. Вернее, терпел. Пустой, склочный и пакостный человек наш командир, да прочистит премудрый Сулейман ему мозги. Ну да не будем про него больше думать – он свое получил по заслугам!

– Вот-вот, – неохотно вернувшись из комедии в драму, невесело подтвердила Серафима. – Давайте лучше подумаем, куда нам всем теперь податься…

– Как – куда? – изумленно остановился Охотник. – Мы же ко мне шли?!.. Моя Зейнаб обрадуется – слов нет! Дочка с мужем и внуками, разумеется, уже спят давно, но мы через их комнату осторожно пройдем, чтобы не разбудить, а дальняя кморочка, хоть и небольшая совсем, но трех прекрасных пэри вместить сможет всегда. А наш премудрый чародей и на крыше поспит, с сыновьями… Когда переоденется, конечно. Дабы не вносить в неокрепшие умы смущенье и разлад.

Премудрый чародей заалел как надвигающаяся заря, судорожно дернул неровный подол своего мини-балахона к коленкам, и пристыженно уставился в землю.

– Извини, Абу… перестаралась я… – со вздохом развела руками Сенька, безуспешно пряча улыбку. – Но ты не тушуйся, парень – мы тут все, кроме Селима, в чем попало рассекаем, так что рассматривай это так, что ты присоединился к большинству.

Яфья хихикнула, искоса стрельнув глазами цвета темного шоколада на тощие ноги чародея, и прикрыла ладошкой изогнувшиеся в лукавом смешке губы. Абуджалиль под ее взглядом вспыхнул, как береста на костре. Натягивая пониже, он рванул полу так, что та затрещала… и изрядная часть ее осталась у него в кулаке.

– Какое небо… голубое… – тактично поспешила задрать голову Сенька.

Обе девушки быстро последовали ее примеру.

– Абу, я бы могла отдать тебе свой пеньюар, – сочувственно проговорила Эссельте, вдумчиво изучая сулейманские созвездия, – но он, во-первых, розовый, во-вторых, совсем рваный, а в-третьих…

– С-спасибо… н-не надо «во-первых»… и «в-в-третьих» не надо… д-достаточно одного названия… – закусив губу, сконфуженно прозаикался волшебник, и впервые за несколько дней подумал, что, наверное, быть обезглавленным, но полностью одетым совсем не так уж плохо, как казалось раньше.

Спас положение Селим, находчиво предложив соорудить из своей кольчуги и пояса подобие юбки в стиле «милитари».

При слове «юбка» багряный как заря востока выпускник ВыШиМыШи хотел было снова отказаться, но тут в мужской разговор вклинилась Сенька, авторитетно сообщив, что самые свирепые отряжские воины сплошь да рядом в бой надевают только кольчугу до колен.[18] После этого юбка в качестве авангарда отряжской военной моды была принята быстро и с благодарностью.

– Так о чем мы с тобой говорили, Селим?.. – убедившись, что теперь без опаски можно смотреть не только на крыши и котов на них, но и под ноги и по сторонам, продолжила Серафима. – Ах, да. О том, что нам к тебе сейчас нельзя. Потому что тебя твои же коллеги в первую очередь будут искать именно дома.

Добродушно-мечтательная физиономия отставного стражника вытянулась, и он сбился с шага.

– Об этом я не подумал…

– И я поначалу тоже, – не скрывая сожаления, попыталась успокоить то ли его, то ли себя царевна.