Десять историй о любви (сборник) - Андрей Геласимов

Под утро, когда все предметы в спальне стали приобретать свои дневные, законные очертания, Александр внезапно проснулся, отбросил влажную простыню и, резко поднявшись, опустил ноги на пол. За окном серело предрассветное небо. Из соседней комнаты доносилось посапывание крошечной Анны. За письменным столом Александра спиной к нему сидел отец.

Одетый в военную форму с погонами капитана, он что-то читал и время от времени характерным для него движением ерошил волосы на затылке. Рядом с ним на столе громко тикал старый будильник.

Александр попробовал встать, но тело неожиданно перестало его слушать. Руки, охваченные странным оцепенением, нельзя было даже на сантиметр сдвинуть с тех мест, где они оказались, после того как он резко вскочил. Ноги превратились в конечности паралитика и беспомощными столбами упирались в пол. Спина одеревенела, шея не поворачивалась, пальцы обратились в чугунные отростки. В испуге Александр хотел закричать, но, кроме легкого стона, ему не удалось выдавить из себя ни звука. Язык тоже не повиновался ему.

В бесконечном течении следующих десяти минут ровным счетом ничего не переменилось. Фигура за столом продолжала перекладывать листы из напечатанной вчера вечером Александром главы для его диссертации, а сам он по-прежнему без движения смотрел ей в спину и как заклинание мысленно повторял одну и ту же фразу: «Только не оборачивайся». Ему отчего-то казалось, что вместо лица у этого сидевшего за его письменным столом существа непременно должно быть что-то ужасное.

Потом он вспомнил, как бабушка советовала в таких случаях материться. Покойники, по ее словам, сильно не любили матерной брани. Он хотел выругаться про себя, но вместо этого к нему пришли совсем другие слова.

«Зачем ты, мертвый труп в воинственных доспехах, вступаешь вновь в мерцание луны? – зазвучало у него в голове. – И нам, таким простым и глупым, потрясаешь сердце загадками, разгадок у которых нет? Зачем? К чему? И что нам делать?»

Александр заметил, что в поведении фигуры за столом появилось что-то новое и как будто бы угрожающее – казалось, она хотела теперь обернуться или даже встать, но, несмотря на вполне очевидные усилия, ей это совершенно не удавалось. Зато сам он вдруг снова обрел полную свободу и, стараясь двигаться плавно, закинул ноги на постель, улегся, закутался в простыню, повернулся на правый бок и закрыл глаза.

Прошло еще минут десять. В комнате не раздавалось ни звука. Александр, не открывая глаз и сдерживая дыхание, прислушивался к любому шороху. За окном по центральной улице один за другим проехали три автомобиля. Последний остановился, хлопнула дверца, и два мужских голоса быстро о чем-то заговорили. Потом машина уехала, и несколько минут стояла абсолютная тишина. Только будильник на столе звонко отщелкивал свою ночную скороговорку.

Александр, наконец, решился открыть глаза. Прямо перед ним, буквально в каком-нибудь полуметре, стоял отец. Нагнувшись, он опустил свое лицо почти к самому лицу сына и пристально рассматривал его. Открыв глаза, тот вздрогнул всем телом и даже как будто хотел оттолкнуть отца, однако, увидев его теперь не со спины, а в лицо и, главное, увидев его нормальность, подчеркнутую неужасность и даже, наоборот, – привычную отцовскую печаль и усталость, Александр покачал головой, натянул на себя простыню и уже оттуда, из-под простыни, тихо сказал:

– Я этого не хочу… Пожалуйста. Мне спать надо. Завтра будет очень тяжелый день.

Рано утром он собрал в дорогу вещи для себя и для Анны, они позавтракали и через четыре часа были в том городе, где он когда-то родился. Долетели нормально, если не считать приставшей к нему мысли о смерти.

«Упади сейчас самолет, – думал он, – и я, пожалуй, быстрей повидаюсь с отцом, чем лететь куда-то в такую даль».

Весь полет Анна сидела у него на коленях и стригла игрушечными ножницами журнал «Здоровье». Бумажки разлетались в проход, стюардессы их поднимали, Александр думал о смерти. Перед посадкой Анна устала, уронила свои ножницы под кресло и начала задумчиво теребить ушко.

– Это нехорошо, – сказала Александру пожилая женщина, сидевшая через проход. – Так проявляются первые эротические реакции. Я вам как специалист говорю. За девочками нужно следить.

– Да, да, – ответил Александр и стал смотреть на большое облако.

Добравшись до своего прежнего жилья, он наугад начал звонить в соседние квартиры, но Лизы ни в одной из них не оказалось. У двери в квартиру отца он стоял целую минуту. Анна терпеливо ждала, постукивая время от времени ножкой по железной решетке перил. Наконец Александр нажал кнопку звонка.

– Приехал! – закричала Лиза, открыв ему дверь и убегая куда-то в глубь квартиры. – Приехал! И Аньку привез!

В прихожую выглянул отец. Лицо его смеялось. Потом рядом с ним вынырнула голова Лизы. Александр смотрел на сестру, на ее смеющийся рот и красивые блестящие зубы, а маленькая Анна выглядывала из-за него, стесняясь этих незнакомых, громко хохочущих людей.

– Ну и шутки у вас, – сказал Александр. – И эта тоже туда.

You are viewingfoolhunter’s journal

PARADISE FOUND

foolhunter

June 17th, 20:55

КЕДЫ

С утра пошел постригаться. Пока шел, наступил вечер. Так было неохота. Но Красный сказал, что на медкомиссии стрижку заценят. Военные любят, когда ты лысый. Может, мне еще форму заранее прикупить? Чтобы вообще от радости прослезились. Такой клевый воин пришел. Давайте возьмем его в генералы. Или, наоборот, сразу уволим в запас. Короче, сел постригаться. А там, в этой парикмахерской, у них ни кондиционера, ни фига. Духота, каким-то одеколоном воняет, и пух этот клочьями по всему полу. В общем, сижу, чихаю, жду, когда Собянин забьет на свои пробки, начнет с тополями бороться, всю плешь переели. А парикмахерша мне говорит – вы бы перестали чихать, а то я вам ухо отрежу. Я говорю ей – режьте, может, тогда в армию не возьмут. Она говорит – вы поэтому такой грустный? Я говорю – ну как вам сказать. Короче, постригла. Сама такая мелкая, черненькая и худая. Я говорю – вас как зовут? Она говорит – Амира. По-арабски значит принцесса. Я говорю – клево. У принцесс еще ни разу не стригся. Хотите со мной пойти? Она говорит – куда? Я говорю – кеды покупать. Давно хотел приличные завести, но вот армии опасался. Думал – на фига они мне, если после диплома сразу же заберут. А сегодня решил назло всем закупить. Пусть лежат. Кеды ведь не девушка, они меня бетон дождутся. Эта Амира смотрит на меня и говорит – бетон? Я говорю – в смысле наверняка. Поможете выбрать? Она снимает свой фартук и говорит – не вопрос.

(3 comments – Leave a comment)

krasnoperetz

2011-06-18 01:44 am (UTC)

А ты не мог раньше сказать, что ночевать не придешь? Я бы Таньку привел. Упырь. Только о себе думаешь.

masya212

2011-06-18 08:57 am (UTC)

В магазине, что ли, на ночь остался? Купили кеды-то?

krasnoperetz

2011-06-18 11:44 am (UTC)

О, привет, Машка! Я думал, ты в Санин блог уже не заходишь. Как там в Питере? Всё ништяк? Рокер твой тебя еще не затрахал? Ты если что обратно давай. Саня реально без тебя чего-то не то исполняет. А я свалю сразу из комнаты, если что. Кстати, в холодильнике это ты полку сломала? Хозяйка зашла нас проверить и по жесткачу сразу наехала. С тебя полка, короче, как приедешь в Москву.

foolhunter

June 18th, 15:21

НЕ В МАГАЗИНЕ

И кеды мы не купили ни фига. Эта Амира там устроила такой отжиг, что нас охрана сразу попёрла. Арабская принцесса еще в метро прикалываться начала, а когда в «Европейский» вошли, я уже как-то даже засомневался. Девушка не то чтобы не в себе, но весьма такая своеобразная. Короче, заходим в один большой магазин, музыка там, движуха, все как положено, и эта Амира сразу к местной девчушке – если у вас будут вопросы, говорит, вы обращайтесь. Потом к следующему продавцу подходит – я могу вам помочь? И такими приветливыми на них глазами смотрит. Я говорю – вы извините, мне кеды нужно купить, а продавцы уже на охранника у входа косятся. Я этой Амире шепчу – ты чего творишь? А она мне – да эти консультанты всегда так прикалываются. Ни в один магазин просто так войти нельзя. Вечно с вопросами лезут. Пусть сами теперь узнают. Я говорю – блин, мне просто кеды были нужны. Чтобы в армии про них вспоминать. А она говорит – тебе что, больше вспоминать нечего? Я говорю – есть, только все остальное мне не нравится. Я про это в армии вспоминать не хочу. А кеды – нормально. Кеды не напрягают. Даже наоборот. Она говорит – короче, забей. Будем наращивать тебе воспоминания. Как волосы в клинике Реал Трансхаер, помнишь такая реклама была? Ну, я подумал, подумал и говорю ей – давай.

(7 comments – Leave a comment)

masya212

2011-06-18 04:04 pm (UTC)

Баюшкин, ты совсем долбанулся? Это же гастарбайтерша. Ты с кем связался?

krasnoperetz

2011-06-18 05:12 pm (UTC)

Я тебе говорил, Машка, он совсем не то исполняет. Саня, короче, давай домой. Тут повестку тебе еще одну притащили. Меня, между прочим, заставили расписаться. А вдруг они теперь и ко мне прицепятся. Ты где? И телефон на фига выключил?