Лики звезд - Виталий Вавикин

– И ты…

– И мне не всегда нравились женщины. – Тишина и напряжение начинают действовать на нервы.

Кэрролл смотрит на кошек. Смотрит на окно. Смотрит на часы. Смотрит на что угодно, кроме Молли. А Молли… Молли смотрит на ее лицо, на волосы, на ее тело. Вспоминает все. Замечает все, кроме того, что вокруг. Что если сегодня она сможет вернуть себе свою жизнь? Предвкушение вызывает дрожь, которая подчиняет себе тело. Это чужое тело. «Я сберегла его, – хочет сказать Молли Кузе. – Сберегла его для тебя». Она пытается улыбнуться, но губы дрожат. Она не отступится. Нет. Если Куза не хочет вспоминать, она заставит ее это сделать, чтобы забрать то, что принадлежит ей.

– По-моему, здесь холодно, – говорит Кэрролл.

– По-моему, ты просто напряжена, – Молли прикасается к ней дрожащей рукой. – По-моему, мы обе напряжены.

Кэрролл кивает.

– Сейчас бы вина.

– Или сигарету, – Молли улыбается. Улыбается самой себе. Улыбается этому родному лицу. Сегодня она вернет его. Сегодня она заставит Кузу стать собой. – Ты должна расслабиться.

– Легко сказать.

– Ты должна понравиться Кауфману.

– Я попытаюсь.

– Не надо пытаться. Просто сделай это и все!

Молли ругает себя за несдержанность. Так она только все испортит! Так она ничего не добьется. Ей нужно успокоиться самой и заставить успокоиться Кэрролл.

– Возьми, – она протягивает ей пачку сигарет. Одну из тех, что каждый раз приносил купидон вместе с едой. Немного табака. Немного марихуаны. – Конечно, не вино, но тоже помогает расслабиться.

Молли смотрит, как Кэрролл прикуривает. Тонкие губы обхватывают фильтр. Легкие втягивают едкий дым.

– Что-то не так? – спрашивает Молли, видя растерянность на лице Кэрролл.

– Я не знаю, – она выдыхает дым. Смотрит на сигарету.

Куза должна знать, что это, и бояться, потому что так она не сможет притворяться, играть. Молли жестом предлагает затянуться еще раз.

– Не бойся, от этого никто не умирал.

– А ты будешь?

– Я?

Молли вспоминает, как «поплыла» в прошлый раз. Ничего схожего с вином. Мысли путаются. Звенят в голове далеким эхом. Разговаривать сложно. Думать сложно. Все кажется повторением уже повторившегося. Молли улыбается. Последние мысли нравятся ей, потому что сейчас прошлое намного лучше настоящего. Даже для Кузы.

Молли берет у Кэрролл зажигалку и тоже закуривает. Сердце бешено бьется в груди, но дрожь проходит.

– Помогает, правда? – спрашивает она.

– Угу, – Кэрролл откидывается на спинку дивана.

Короткая юбка поднимается вверх. Молли смотрит на ее колени, на которых она знает каждый шрам, каждую ссадину, оставшуюся с детства.

– Ты была непоседливым ребенком, ведь так?

– Не то слово! – Кэрролл улыбается, выпускает в потолок клубы дыма.

– А я не помню… – Молли заставляет себя не смотреть на колени Кэрролл. – Не помню, каким было мое тело в молодости.

Желание прикоснуться подчиняет мысли. Прикоснуться к своей жизни. К своему телу.

– Как думаешь, каким оно было? – Молли осторожно касается коленей Кэрролл. Шрамы. Такие знакомые. Такие родные.

– Кто?

– Тело, которое сейчас принадлежит мне, – Молли поднимается выше. Чувствует подушечками пальцев гладкую кожу. Наслаждается. Вспоминает.

– Я не знаю, – голос Кэрролл звучит где-то далеко.

Молли подвигается ближе. Пепел падает на кровать. Она улыбается.

– Нужно задерживать дым.

– Что?

– Когда затягиваешься, задерживай дым в легких, – Молли смотрит на нее, подавая пример.

Далекий мир заполняет сознание несуществующими звуками.

– Вот так. Да, – собственный голос эхом возвращается назад. Множится. Сливается с музыкой, которой нет. Тело расслаблено. Беспечно. – Умная девочка, – шепчет Молли. Затягивается. Выдыхает дым в открытый рот Кэрролл. – Держи его…

Кэрролл кивает. Голубые глаза наливаются кровью. Молли касается рукой ее талии. Поднимается выше.

– Думаешь, Кауфман оценит это?

– Не знаю, – Кэрролл шумно выдыхает. Заходится кашлем. – Считаешь, нужно было надеть бюстгальтер?

– Ты скажи.

– Думаю, это неважно, – Кэрролл смотрит на губы Молли мутным, ничего не выражающим взглядом. – Каково это, быть высшей?

– Высшей? – Молли пытается подобрать слова. – …Необычно.

– Необычно… – Кэрролл закрывает глаза. Облизывает губы. Ждет, призывно приоткрыв рот.

«Кто это? Куза? – пытается заставить работать свою голову Молли. – Куза или все еще Кэрролл? Все еще ее тело? Ее губы?»

– Я думала, тебе не нравятся женщины.

– Я не знаю. Мне уже, наверное, все равно.

– Лишь бы стать высшей?

– А это плохо?

– Нет. Наверное, нет, – Молли чувствует руку Кэрролл на своем бедре.

«Может быть, Куза тоже скучает по своему телу? Скучает по прошлой жизни?»

– Если только тебя не тревожит, что высшие не могут иметь детей.

– Думаю, я смогу пережить это, – Кэрролл снова затягивается. Держит дым, исследуя бедра Молли. – А мне нравится, – шепчет она.

– Нравится трогать меня?

– Нравятся сигареты, которые ты мне дала.

– У меня их много.

– Это хорошо, – она выдыхает. Открывает глаза. – Я все правильно делаю?

– Делаешь что?

– Моя рука.

– Ах, рука!

Молли смотрит на Кауфмана.

Он сидит в кресле напротив них. Безмолвный. Безликий.

– Давно ты здесь? – спрашивает она. Чувствует, как вздрагивает Кэрролл. Вскакивает, едва не столкнувшись с ней головами. Извиняется, но Кауфман не слышит ее.

– Какого черта ты сделала с моим купидоном? – спрашивает он Молли. Вернее, спрашивает Кузу с сознанием Молли.

– С купидоном? – она дергает Кэрролл за руку, заставляя сесть. – С каким купидоном?

– С мальчиком, которого я посылал к тебе с едой!

– Ах, с мальчиком! – Молли пытается сдержать смех, но не может. – Так ты поэтому зол? Поэтому заставил нас ждать?

– Не играй со мной!

– А то что? – Молли пытается вспомнить, как он выглядел в молодости. По крайней мере, то, каким его видела Куза, каким рисовала его.

– Скажи мне, что ты ему сказала?

– Ничего.

– Не ври!

– Я ничего ему не говорила, – Молли смотрит на Кэрролл. – Ведь так?

– Я… Я… Я не знаю, – Кэрролл испуганно смотрит то на нее, то на Кауфмана.

– Милая, правда? – спрашивает Молли Кауфмана.

– Что ты сделала с моим купидоном? – настырно и по слогам повторяет он.

– Ничего, – Молли улыбается, слушая эхо своего голоса. Нет, не своего. Голоса Кузы, которым она вынуждена говорить. – Почти ничего.

– Почти? – дряблое лицо Кауфмана вздрагивает. – Что значит «почти»?

– Я дала ему себя потрогать.

– Ты что?!

– Подняла юбку и показала, от чего он отказывается, – Молли заставляет себя не смеяться. – Он даже заплакал. Бедный. Правда, не сразу. Только после того, как я велела ему передать тебе, чем он занимался со мной в спальне, – Молли от души веселится, наблюдая, как злится Кауфман.

– Ты представляешь, сколько мне стоило трудов приручить его?! – кричит он.

– Представляю, – Молли протягивает ему сигарету. – На вот. Расслабься.

– Не хочу я расслабляться! – он капризничает почти как ребенок. – Я хочу назад своего купидона!

– Зачем он тебе?

– Как это зачем?! Как это зачем?! – Кауфман пыхтит, не в силах подобрать слова. – Зачем тебе Грейс, затем и мне он.

– У меня больше нет Грейс.

– Нет?

– Я прогнала ее, – Молли пожимает плечами. – Заменила, – она смотрит на Кэрролл. – Правда, она душка?

– Я не знаю.

– Ну же. Не будь брюзгой! Вспомни, как это было.

– Я хочу своего купидона!

– Да забудь ты о нем! – Молли щелкает зажигалкой, давая ему прикурить. – Твой купидон просто мальчишка. Глупый, никчемный мальчишка.

– Все равно, – Кауфман затягивается. Закрывает глаза, прислушиваясь к чему-то. – Что мне теперь делать?

– Ничего.

– Знаешь, как сложно найти нового?

– Не ищи.

– Тебе легко говорить, – он выдыхает, снова затягивается. – Ты-то уже нашла себе игрушку!

– Я не игрушка! – обижается Кэрролл.

– Нет, она определенно прелесть! – улыбается Молли. – Прямо как я, – она пытливо вглядывается в глаза Кауфмана. – Помнишь, как это было?

– Перестань.

– Томишься без своего мальчика? – подмигивает ему Молли. – Я могу поделиться.

– Издеваешься?

– Вовсе нет, – она поворачивается к Кэрролл. – Мы ведь не издеваемся?

– Я… Я не знаю. Наверное, нет.

– Ты само очарование! – Молли вглядывается в глаза Кэрролл, пытаясь отыскать там Кузу. – Помнишь рисунки, которые я тебе показывала? Можешь представлять Кауфмана молодым. Кажется, он тебе понравился… Я уверена, что понравился…

Молли тщетно изображает беспечность. «Господи! – думает она. – Я продаю саму себя! Нет. Не себя. И не продаю. Все это необходимо. Неизбежно. Все это для того, чтобы Куза смогла вспомнить, кто она на самом деле. Вспомнить и вернуть мне это чертово тело!»