Иисус. Картины жизни - Фридрих Цюндель

А как сделать мир другим? Как Иисус «очистит гумно Свое»? И что со «сжиганием соломы огнем неугасимым» Он торопиться не будет, Крестителю стало ясно сразу. «Но мир ведь уже созрел для Суда! Суд назначен, зачем медлить?» Что должен был испытать в душе Иоанн, когда ему – то ли при разговоре о крещении, то ли при виде возвращающегося из пустыни Иисуса – открылись удивительные планы Божественного милосердия и намерения Иисуса! Тот, Кто будет вершить Суд, Кто виделся ему Судьей праведным, – Он хочет стать и судимым! На нем должен совершиться Суд над грехами мира! Это было заметно по Нему, по тому, как без усилия над Собой и естественно Он каялся в тех грехах, в отпадении мира от Бога. Он – «агнец Божий, который берет на себя грех мира»! Сколько искреннего сострадания, сколько благодарности заключено в этих словах Иоанна.

Позже, увидев, что Иисус, уже окруженный учениками, действует точно так же, как и он сам, только намного успешнее, Иоанн вновь, но в другом образе, различил свое предназначение, озаренное на этот раз светом победы. «Он – Жених». Брак наделяет супругов общими правами и обязанностями, и им не следует благодарить за это друг друга. Один для другого – величайший дар, и потому все прочее отступает на второй план. В том, как Иисус при крещении признает нравственно и по праву Свое единство с миром, Иоанну видится поведение жениха, а поскольку он уверен в победе Иисуса, образно говоря, «в Его способности уплатить долги Своей невесты», то уже сейчас, наблюдая за Его действиями, Иоанн замечает, как радуется Иисус, ощутивший Себя таким женихом. Иоанн называет себя и Иисуса посланниками Божьими, при этом Иисус – жених, а Иоанн – Его сват. Вначале к невесте приходит сват, которому отводится важная роль, но она такова именно потому, что за ним стоит жених[32].

На светлой вершине победы Иоанн открывает в этом образе смысл собственной жизни и грядущее исполнение всех надежд, которые он питал сам и возвещал другим. Умалить себя ему было нетрудно, что принесло успокоение после напряженного ожидания, выдержавшего тяжелые испытания. Как хотелось ему еще совсем недавно продолжать свое дело, но внезапно оно расстроилось, и не по его воле. Тетрарх Галилеи Ирод, удостоивший Иоанна своим вниманием, то ли в ходе доверительной беседы, то ли намерением окреститься, вынудил Иоанна сделать замечание касательно одного темного момента в его супружеских отношениях. Как, должно быть, отчитала Ирода его супруга, заметив, что мужа после этих слов Иоанна стала мучить совесть? Что этот грубый необразованный человек, который и одеться-то прилично не может, знает о нежных желаниях и «священных» правах знатного сердца? Как неосмотрительно и безответственно – позволять этому опасному оратору из народа и дальше заниматься своим делом! «Если он такое говорит в лицо, тогда что же он говорит о тебе за спиной? К чему все это приведет?» Звучит, надо сказать, убедительно. Иоанн был арестован и вынужден был провести остаток своих дней так же, как прежде, – в одиночестве. Но насколько тяжелой показалась ему его жизнь теперь, когда его сердце тысячью нитей было связано с сердцами своего народа, об этом нам остается только догадываться. Это отчасти и объясняет помутнение его рассудка: не случись его, он, чего доброго, разуверился бы в Иисусе. Но было еще и нечто другое, объясняющее происшедшее с ним. Грядущий десятилетиями занимал без остатка его сердце, питал его фантазию, и он, отшельник, поставленный на великие дела, воображал себя великим, могучим, не таким, как все. К тому же большие и маленькие беды и радости человеческой, семейной жизни он знал лишь теоретически, а всевозможные болезни, душевные терзания и прочее для него ровным счетом ничего не значили. И теперь ему, наверное, было трудно понять, почему Иисус тотчас после заключения его в темницу избрал совершенно Новый путь, отправившись странствовать по миру и заходя в те деревни, куда Его раньше приводило ремесло. И совсем уж ему было непонятно, зачем Иисусу такие «пустяки», как целительство. Иоанну, возлагавшему на Иисуса возвышенные надежды, подобное занятие казалось слишком мелким, обывательским, и его сердце сжималось при мысли о том, что Иисус в силу Своего добродушия (качества, которое он и прежде замечал в Нем, считая его развитым «уж слишком»), похоже, отчасти забыл о высоте Своего призвания. Вероятно, его прозвучавший столь официально вопрос: «Ты ли Тот, Которому должно прийти, или другого ожидать нам?» (Лк 7:20) – имел целью всего лишь призвать Его (в глазах грубоватого Иоанна довольно вежливым образом) одуматься и делать то, зачем Он послан на Землю.

Именно в том, как умер этот выдающийся сын человечества, и проявилось непостижимое величие Бога. Иоанну, томящемуся в темнице, неожиданно было велено положить голову на плаху, чтобы вынести ее затем на великолепном блюде в качестве награды за танец, прелестно исполненный одной из придворных Ирода.

То был искусный грех, своего рода триумф глумления над человеком, помыслившим поколебать его власть над миром. Однако в такое «посрамление Своих рабов» Бог вкладывает как бы и некую гарантию их окончательной победы, дарует право на нее.

Иисус – рождение и детство

Исаия с надеждой просит Бога (64:4) сотворить для ожидающих Его (сошествия в мир) то, чего не видел глаз, не слышало ухо и не рождалось в сердце человеческом, что своим величием и славой превосходит написанное в Священной истории и обещанное в пророчествах. На что так надеялся Исаия, исполнилось в рождении Иисуса, и причем в полноте, воплотившей все, чего просил пророк. Исполнение просьбы Исаии в конце времен предвидит с уверенностью свидетеля и Павел (1 Кор 2:9), причем тоже в явлении Иисуса, Сына Божьего. Весть архангела Гавриила деве Марии из Назарета превосходит своей славой самые великие помышления человеческой души. Это удивительное деяние Бога, когда Он частью Своего Я входит в человечество, это нисхождение к людям Отца, положено в основу дальнейшего повествования. Оно – первотолчок, импульс, который не угаснет до тех пор, пока не восторжествует Царство Божие на Земле.

Давайте немного, насколько это окажется необходимым для нашего дальнейшего обсуждения, поговорим о причине и важности того, что совершил Бог. Итак, причина. Из этого Его свершения следует, что Он строго следит за тем, чтобы история рода человеческого была действительно историей людей, живущих на Земле. Им предоставлено самим решать свою судьбу: либо подчиниться собственному поврежденному естеству и погибнуть, либо одолеть его и вернуться к Богу. Но самим людям это уже не под силу, и тогда Бог посылает в дар им Человека, мы могли бы сказать: Себя в образе человека. Это означает куда больше, чем можно выразить словами, но слишком мало говорит о сути происшедшего. Но столь важная причина требует, чтобы Тот, Кого даровал людям Бог, стал во всех смыслах человеком, обладающим, я бы сказал, наделенным в полной мере стремлением и способностью к развитию, неведением и немощью, жаждой совершенствования и готовностью к борьбе. Но в то же время стал не тем человеком, которого мы видим в себе или который существует в нашем представлении. Считается, что к постижению сущности Христа можно приблизиться, исходя из двух известных нам понятий, – «Бог» и «Человек», они-то якобы и раскрывают суть неведомого нам явления – «Христос». Однако это не так, ибо мы не знаем, ни что такое «Бог», ни что такое «Человек». И это прекрасно показал А. Дорнер[33]. Они открываются лишь через третье понятие – «Христос». Без Него нам не постичь ни Бога, ни человека. Лишь в Нем мы учимся познавать не только Бога, но и самих себя. Человек есть нечто большее, куда более возвышенное, чем кажется сегодня и чем то, что он сам о себе думает. Ведь Иисус указывает на дремлющее в нас, в известном смысле неутрачиваемое Божественное достоинство, когда неоднократно (Мк 11:23; Лк 17:6 и далее) говорит о нашей причастности к власти Божьей, ограниченной лишь силой нашей веры. И если человек был когда-то больше, то он обязан стать больше, чем он есть сегодня. Если мысленно отбросить все, что от начала рода людского сделали с нами грех и смерть, каким великим предстанет человек! Именно таким и был Иисус в Своей земной жизни, только Он и больше никто. Он не казался таким, Он таким был, не выходя в физическом плане за пределы того, что присуще человеку, а в духовном – ограничив Себя неполнотой знания (неведением будущего) и возможностей. Но не той неполнотой, причина которой в нашем неверии. Человек изначально чадо Божие и Его подобие, вот почему Бог столь тесно сблизился с нами. Но мы в своем абсолютно бесполезном стремлении превозносить Божественную суть Спасителя рискуем умалить величие, важность и реальность Его человеческого становления. И у нас есть своеобразные средства для мнимого возвеличивания Его Божественности.