Рыцарь-призрак - Корнелия Функе

Я с трудом переводил дух, ярость Уильяма душила меня. Ненависть… Отчаяние… И я лишь тогда снова превратился в Йона Уайт крофта, когда Лонгспе в третий раз окликнул меня по имени.

– Кто это был? – пролепетал я, все еще ощущая его ярость как свою собственную.

– Мой убийца, – ответил Лонгспе. – Отыщи мое сердце, Йон. Отыщи его и похорони в ногах моей жены. Только так обрету я надежду однажды снова с ней увидеться и исполнить мою клятву.

X

Ядовитые тени

Альма, должно быть, слышала, как я прокрался обратно в дом. Когда я снимал штаны, она уже шла по коридору, и я насилу успел спихнуть с постели Агнусовых плюшевых зверей и залезть под одеяло, до того как она показалась в комнате. К счастью, Альма не заметила ни мокрых штанин, ни грязных ботинок у меня под кроватью. Наконец она затворила за собой дверь, и я с облегчением выдохнул в подушку.

В эту ночь я спал как убитый, хотя мне снился гнусный сон о том, как Стуртон вырезал мне сердце и похоронил его под виселицей. На следующее утро, в воскресенье, я, как только проснулся, сразу же позвонил Элле. Она была у родителей, и отца ее не слишком порадовал тот факт, что в воскресенье утром его дочери трезвонит какой-то незнакомый молодой человек. Но в конце концов он позвал Эллу к телефону. Она молча выслушала все, что я хотел ей сообщить, и продолжала молчать даже тогда, когда я закончил. Я уже подумал, что отец отправил ее обратно в комнату, когда она, откашлявшись, своим обычным Эллиным «меня не так-то легко вывести из равновесия» голосом спросила:

– Ну и? Что ты теперь намерен делать?

Собственно, я надеялся, что она мне подскажет. Я так привык к ее советам, что даже не испытывал больше неудобства оттого, что получал их от девчонки (хотя меня все еще приводило в смятение то, что она была такой хорошенькой). Элла была лучшим другом, какой у меня когда-либо был. Совместная борьба против дьявольских собак и призраков-душегубов сильно связывает людей друг с другом.

– Йон! Что ты теперь намерен делать? – Еще раз спросила она.

Я тупо воззрился на телефон.

– Пожалуй… – ответил я наконец, понизив голос (Эдвард Поппельуэлл как раз забивал гвоздь в другом конце коридора и при этом не слишком-то искусно), – прежде всего я должен отыскать этот дольмен!

– Отыскать? О чем ты говоришь? Сердце находится в Стонхендже, и нигде более!

Стонхендж. Конечно. Самые знаменитые дольмены в мире. Даже моя младшая сестренка умела их рисовать. Я идиот. Тупой, жалкий идиот. Но Элла опять великодушно повернула дело так, словно она этого все еще не заметила.

– Я попрошу Цельду нас туда отвезти, – сказала она. – Мои родители станут только донимать вопросами. Они без конца волнуются. Просто с ума сойти!

Да уж, их дочь чуть не разорвали дьявольские собаки, а потом едва не отравило дыхание мертвого убийцы. Я понимал, у них были все основания для беспокойства. Но, естественно, я этого не сказал.

Когда я спросил Поппельуэллов, нельзя ли мне перенести мой домашний арест на следующее воскресенье, так как Литтлджоны пригласили меня в Стонхендж, они удалились к себе на совещание. Проспорив почти целых полчаса, они дали наконец свое согласие (на самом деле это были очень симпатичные приемные родители, и я бы с удовольствием подарил безбородому Эдварду пару щетинок в знак благодарности).

– Только будьте осторожны, чтобы туристы вас там не затоптали до смерти, – сказал он, когда Элла заехала за мной. – По воскресеньям Стонхендж – очень опасное место.

Альма промолчала. Но она подарила нам с Эллой такой растроганный взгляд «ах эта первая любовь», что Элла поспешно дернула за ручку двери.

Цельдин автомобиль был на вид еще древнее, чем собор, и мы с Эллой должны были втиснуться на заднее сиденье, так как место рядом с водителем занимала громадная корзина, из которой доносились подозрительные звуки.

Ведущая за пределы Солсбери улица была по-воскресному сонной и пустынной, но Цельда, несмотря на свою перебинтованную ногу, рулила так быстро, что меня на каждом повороте бросало на Эллу, отчего я чувствовал себя довольно неловко.

– Ладно, я обещала Элле не задавать никаких вопросов! – сказала Цельда, едва не наехав на велосипедиста, крутившего изо всех сил педали у края дороги. – Но мне кажется странным, что учитель забивает вам голову какими-то историями о зарытых в Стонхендже сокровищах!

Элла бросила мне предупреждающий взгляд, и я приложил все усилия, чтобы состроить невинное лицо, в то время как Цельда ворчала: дескать, в ее времена учителя были существенно более квалифицированными.

– Я ей сказала, что Бонопарт утверждает, будто бы в Стонхендже зарыты горы золота викингов, – сказала Элла мне на ухо, – и что мы хотим его найти. Если дело идет о сокровищах, она – всегда пожалуйста.

– Чего вы там шепчетесь? – бросила Цельда через плечо. – Не о том ли, что мне следовало бы знать?

– Да нет, ни о чем таком! – ответила Элла с лицом, совершенно лишенным выражения. – Объясни Йону наш план.

– Ах да… план… – Цельда довольно заулыбалась в зеркало заднего вида. – Йон, тебе наверняка известно, что никто не смеет приблизиться к дольменам из-за друидов[18], которые повадились там проводить свои богослужения?

– Конечно, – промямлил я, пусть даже ни про друидов, ни про их богослужения никогда ничего не слыхал. Но лекцию по истории Стонхенджа я ни в коем случае не хотел пропустить.

– Чтобы это обстоятельство обойти, мы везем с собой Веллингтона. – Цельда показала на корзину.

Я бросил вопросительный взгляд на Эллу.

– Веллингтон – это собака, – пояснила Элла со стоическим выражением лица, которое между тем действовало на меня весьма успокоительно. – Но очень хорошая, – добавила она, как если бы все другие собаки были скорее такими, с какими мы недавно познакомились. – Она принадлежит моей подруге Алисе и умеет быстро бегать. Цельда выпустит ее, чтобы отвлечь сторожей, а мы посадим между дольменами жабу.

– Жабу? – переспросил я.

– Да, она тоже в корзине, – сказала Элла. – Цельда говорит, что жабы умеют находить зарытые вещи.

– Туда-сюда прыгая?

– Именно, – сказала Элла и засунула себе под куртку совок.

Это был самый безумный план, какой мне когда-либо доводилось слышать, но я придержал язык, поскольку мое намерение отыскать захороненное более чем шестьсот лет назад сердце в конце концов тоже едва ли представлялось разумным.

День снова стоял облачный, и ветер уже имел запах осени, но туристов это не удерживало. На просторной автостоянке теснились туристические автобусы и легковушки, а живая очередь, продвигавшаяся на той стороне улицы мимо дольменов, походила на караван пилигримов, явившихся поклониться диковинной святыне.

Когда Цельда подковыляла со своей корзинкой к будке, где продавались входные билеты, толпа перед ней расступилась, словно куча перепуганных первоклассников перед Бонопартом. Кто же станет задерживать маленькую, сухую как щепка старушку, к тому же с перевязанной ногой? Содержимым ее корзины тоже никто не поинтересовался (или просто никто не заметил белой морды, которая, принюхиваясь, торчала из-под платка, прикрывавшего Цельдину корзинку).

Путь от стоянки к камням ведет через туннель, и, когда мы вышли на свет, ветер растрепал Эллины волосы, так что впервые я увидел Стонхендж сквозь сплетение темных прядей. Может быть, потому я подумал, что громадные камни выглядят так, будто исполняют какой-то архаический танец.

– Жуткие, правда? – заметила Элла в то время, как мы становились в процессию тянувшихся мимо них паломников.

Не знаю. Я изо всех сил старался распознать ядовитые тени, но все, что я видел, было лишь несколько больших серых камней, которые в сравнении со Стуртоном и его бескровными холопами выглядели вполне безобидно.

Дольмены мы уже наполовину обошли, когда Цельда поставила свою корзинку на траву рядом с дорогой и поискала глазами сторожей, которые, соскучившись, стояли около выхода из туннеля.

Не успела Цельда приподнять платок, как Веллингтон выпрыгнул из корзины. Конечно, приятного мало – сидеть в тесной корзине в компании с жабой. Он рванул через огибавший дольмены газон, с облегчением сделал пару кругов и пулей бросился на процессию топчущихся там туристов.

– Моя собака, моя собака! – закричала Цельда так громко, что могла бы своим голосом заглушить целый футбольный стадион.

В результате возник совершеннейший хаос. Веллингтон лаял. Туристы спотыкались один об другого. Охрана гонялась за Веллингтоном, а Элла взяла корзинку и так естественно направилась к дольменам, словно явилась сюда на пикник. Я прилагал все усилия, чтобы следовать за ней с таким же скучающим видом.

Сработало. На нас никто не обратил внимания.

Цельда все еще кричала. Веллингтон несся дальше по вытоптанному лугу и, по-видимому, переживал наисчастливейший миг в своей жизни. Элла же опустилась на коленки в траву в тени самого большого дольмена и выпустила из корзинки жабу.