Чёрный сокол - Евгений Сапронов

К слову, во всех деревенских и городских домах, до сего момента виденных Олегом, окна были точно такими же. Он даже помнил, что они назывались: "волоковые".

Самый большой из срубов-ларьков был на глаз два на два метра. Двускатные крыши продолжались навесами, под которыми стояли столы-прилавки. За ними прохаживались купцы, поправляя и перекладывая товар. Как догадывался Горчаков, на этой площади в основном торговали прямо с саней.

– А сегодня день, видать не базарный, – решил Олег, – в связи с тяжелой международной обстановкой.

Он видел, что большая часть лавок была закрыта, а саней стояло всего пятеро. Около них, притопывали на морозе продавцы. Горчаков заподозрил, что и они скоро смоются, ибо покупателей было не густо: две женщины и трое мужчин.

Оглядев площадь, Олег бодро направился к торговым рядам, ему надо было разменять деньги.

"Жаль, нельзя было Неждана с собой на рынок взять, – подумал Горчаков, – я ж отсюда сразу по делам". В торговые ряды он зашел по двум причинам. Во-первых, оказалось, что на Руси нет менял, как в Западной Европе. Чтобы отдать товарищам долг за шубу, шапку и рукавицы, Олегу надо было что-то купить и получить сдачу, "купюры" у него были только крупные. Ну а во-вторых, ему действительно было кое-что нужно. Не хотел Горчаков лезть в драку в парадном комплекте. "Вдруг саблей ненароком зацепят, я что, зря столько возился?" – думал он.

Его спортивный и парадный мечи отличались лишь тем, что один был острым как бритва и ювелирно украшенным, а другой – скромным и тупым. Размеры и форма лезвия были одинаковыми. К спортивному мечу, и ножны имелись, но без пояса. Поэтому Олег искал лавку скорняка, чтобы купить простой кожаный ремень, поясную сумку и кошель. "А куда деваться, – вздохнул Горчаков, – кредитка моя здесь не работает, придется полкило серебра на поясе таскать".

Олегу повезло, и лавка торговца местной кожгалантереей попалась ему почти сразу. Горчаков приобрел в ней все, что хотел и засыпал в новый замшевый кошель пригоршню мелочи.

– Ну что? – спросил он себя, отойдя в сторонку. – Пора заняться тем, что правильному "попаданцу" делать полагается? То есть, идти к здешним правителям и советовать, как надо с монголами воевать. Охо-хо, – завздыхал Олег, – а уж как, князья-то меня ждут, с планом по спасению Родины – боязно даже и представить. У них, поди, настроение форс-мажорное, хочется по русскому обычаю душу облегчить. Например, послать кого-нибудь, далеко, далеко. И тут я со своими советами буду очень кстати!

Горчаков потоптался на месте, собираясь с духом, потом махнул рукой и решительно зашагал в сторону княжеской резиденции.

Глава 9

– Пахом! – крикнула Дарёна, высунувшись из дверей поварни. – Дык ты пришлешь кого-нито, гусей резать?

Княжеский дворский набрал полную грудь воздуха, собираясь отругать глупую бабу. Потом шумно выдохнул и раздраженно сплюнул. С остатками язычества бороться было бесполезно. С этим и церковь не справлялась. "Куда уж мне преуспеть?" – подумал он. Здесь, в дремучих приокских лесах народ и требы всякой бесовской нечисти творил и разное другое. По одному из древних поверий, птица, забитая женской рукой, считалась нечистой.

Пахом огляделся, выискивая, кого бы послать с бабами в птичник и увидел идущего от свинарника сутулого мужика с длинным ножом на поясе.

– Всемил, ты кабанчиков уже заколол? – обрадовался дворский. – Сходи тогда с поварихами, гусей порежь.

– Какое там, заколол! – махнул рукой мужик. – Их же надоть соломой осмолить, а опосля сразу мыть и скоблить. А воды горячей нет!

– Как так нет! – взвился княжеский управитель. – Дарёна!

– А чё сразу Дарёна? Не-е-е, Пахом, – покачала головой старшая повариха, – кипяток нам самим нужен. Щас гусей да кур щипать будем. А их же сперва ошпарить надоть.

Пахом приосанился, в такие минуты он чувствовал себя, как воевода на брани. За то, и любил свою службу. "Раз отец наш, Роман Ингваревич повелел, чтобы после обедни все к пиру было готово, значит, так оно и будет! Если потребуется, то я всех слуг загоняю и сам костьми лягу, но волю княжью выполню" – гордо подумал дворский.

– Стало быть, так! – Пахом сурово сдвинул брови и ткнул подошедшего Всемила пальцем в грудь. – Бери своих помощников, и ступайте в пекарню. Там караваи только что вынули, и печи еще горячие. Ставьте туда горшки. Вам кипяток без надобности. Вам и теплая водица очень даже сгодится.

Роман Ингваревич князь коломенский, нынче, пребывал в приподнятом настроении. Беспросветная тоска, сжимавшая душу все последние дни, разжала холодные пальцы. Грозные тучи раздвинулись, и между ними блеснул лучик надежды. Он уже готовил город к осаде, считая ее неизбежной, а сегодня к Коломне подошли владимирцы и суздальцы в силах тяжких. Всеволод Юрьевич и Еремей Глебович привели девять тысяч пятьсот тридцать три воина. Еще с ними пришло девятьсот шестьдесят семь новгородцев. "С такой ратью можно с татарами силами померяться" – думал Роман. Одно только его смущало.

– Ведомо ли тебе, сколько войска у царя Батыя? – спросил Всеволод.

Коломенский князь взял со стола кубок со светлым медом, пригубил и поставил обратно.

– А как его счесть? – пожал он плечами.

– Нешто сам не знаешь? – удивился Еремей Глебович.

Был он дороден и уже в летах, в его черной бороде серебрилась седина, но воевода по-прежнему крепко сидел в седле. Пятнадцать лет Еремей Глебович водил владимирские полки. Ходил воевода и на булгар, и на мордву, и на немцев.

– Пленника надо было взять и расспросить, – заметил с покровительственной усмешкой Всеволод Юрьевич.

Старшему сыну великого князя владимирского на днях исполнилось двадцать шесть лет, а выглядел он еще моложе. Светло-русые волосы, голубые глаза, лицо румяное. Ни броды, ни усов Всеволод не носил.

"Прямо красна девица, – подумал Роман Ингваревич, – молоко на губах не обсохло, а туда же, учить вздумал!".

Сам он в этом году вошёл в возраст Христа. Князь коломенский был из тех, кого на Руси называли: "муж битвы и совета". Роман был ростом высок, широк в плечах, с могучей грудью – настоящий русский богатырь! В битву он шёл впереди своей дружины, стремясь первым преломить копье. Умом тоже был не обделён. Коломенцы любили своего князя за справедливость и за внимание к нуждам народным.

– А ты что, Всеволод, язык татарский знаешь? – спросил Роман, поглаживая черные густые усы, опускавшиеся до бритых скул. – Я вот, к примеру, нет. И в дружине моей никто сего языка не ведает. Так, за каким лешим, мне пленника ловить? Как я с ним толковать буду?

– А чего ж ты тогда с дядей и братом татарам навстречу-то вышел, сил супротивника не ведаше? – развел руками Всеволод Юрьевич. – Выходит, сунулись вы, не зная броду? И по дурости своей, положили в степи все городовые полки: рязанский, муромский, пронский, коломенский и другие. Кто теперь без воев обученных города защищать будет? Смерды? Бабы с детишками?

– Коломенский и пронский полки не погибли, – возразил враз, помрачневший Роман. – Мы с пронцами на холмах встали и весь день отбивались. А к вечеру пошли на прорыв. Татары лобового боя не приняли. Они вокруг скакали и стрелы пускали. А когда мы на них бросались, татарове в степь на конях уносились. Потом возвращались. Когда вороги поняли, что мы вот-вот уйдем, они опять на нас насели. Мы останавливались, отбивались и дальше шли. Потом стемнело и татары от нас отстали. Четверть наших побили, и еще столько же поранили. Живые все ушли! И раненых, кто сам идти не мог, вынесли! – коломенский князь гордо вскинул голову. – Мы, рязанцы, своих не бросаем! – отчеканил он. – А что к заставам за Пронском вышли, так это нас татары туда выманили.

– Это как? – подался вперед Еремей Глебович. – Ты княже нам все расскажи. Хитрости врага знать надобе!

– А чего тут рассказывать, – махнул рукой Роман, – второй раз такого случая уже не будет.

Князь взял со стола кубок, осушил его большими глотками и стукнул им об столешницу.

– Ладно, слушаете, – сказал он. – Татары же сперва, послов к нам прислали. Двух воев и с ними бабу толмачку. Послы те, какие-то бездельные. Нечего с ними было обсуждать, потому, как ничего они и сами не ведали. Эти послы только одно сказать могли. Потребовали с нас дани: десятины во всём, – Роман криво усмехнулся и покачал головой. – Не просят так дани. Это не переговоры, а насмешка. Потребовали они не просто десятую долю добра, а десятую долю во ВСЁМ! – князь особо выделил последнее слово. – Просили не просто каждого десятого коня, а десятины в черных, десятины в рыжих, десятины в пегих и так всех мастей. А еще запросили десятины в смердах: отдельно в женщинах, в мужчинах и детях. Ну и дальше тоже самое: десятина в воях и их семьях, каждого десятого князя, каждую десятую княгиню, мальчика, девочку.

– Вот это да! – удивился Всеволод. – Батюшке они совсем другое говорили! И десятины во всем не просили. А это и вправду, больше на насмешку похоже.