Реми-отступник (СИ) - Твист Оливер

В тот вечер ему особенно не везло, у вронгов была большая пирушка наверху, и Реми помогал на кухне без конца таская воду в котлы и огромные охапки дров, бегал в обширный подвал за вином и пивом, на него одновременно сыпались сотни поручений и везде нужно было успевать. А кроме того, он с тоской представлял, что ему предстоит там завтра убирать. Реми едва стоял на ногах, когда его, наконец отпустили. А раз он не значился в числе участников пира, то и кормить его никто не собирался. От кухонных запахов у него разболелась голова и подвело живот. Он с надеждой заглянул в уже пустую трапезную ронгонков и увидел свою плошку, заполненную привычной бурдой. Лучше, чем ничего, устало подумал Реми и только сел есть, как на пороге возник Фрай, мрачный и злой. Он поцапался с одним из молодых воронов, который назвал его слабаком, ронгонки часто выясняли между собой отношения, доказывая, кто круче, дрались и ругались. В этот раз преимущество оказалось не на стороне Фрая, и он искал на ком сорвать свое раздражение.

Конечно, ничего этого Реми не знал, впрочем, Фраю не нужна была причина, чтобы накинуться на него. Что он и сделал немедленно: выбил из рук Реми плошку с едой, так что ее содержимое расплескалось во все стороны. Потом широко замахнулся, чтобы припечатать эту белую падаль как следует, но Реми внезапно легко отклонился от летящего ему в голову кулака, и рука Фрая с размаху влетела в стену. Он взвыл от боли и заплясал на месте. Реми понял — плохи его дела. Он уклонился, почти не сознавая того, в последнее время в нем словно начало просыпаться что-то странное, как сейчас, когда он знал куда ударит кулак Фрая, и время для него замедлилось. Ему показалось глупо стоять и ждать пока кулак долетит до его лица, и он отвернулся. Лучше бы он этого не делал. Фрай, закончив трясти ободранной о стену рукой с ненавистью посмотрел на Реми и, прежде чем уйти, пообещал зловещим, свистящим шепотом:

— Ты еще пожалеешь об этом. Очень горько пожалеешь и очень скоро.

Реми сознавал, что теперь его ждет что-то до крайности неприятное и поэтому не спешил покидать трапезную. Поднял свою плошку, с сожалением посмотрел на растоптанные, смешанные с грязью, остатки варева и тяжело вздохнул. Нужно было идти принимать свою судьбу такой какой есть, деваться ему все равно было некуда.

Он чуть помедлил перед тем, как шагнуть в дверной проем общей комнаты, уверенный, что там в зловещей, тягостной тишине, его не ждет ничего хорошего. На самом деле все оказалось еще хуже, чем Реми мог предположить. Они накинулись на него из-за спины, как только он вошел, набросили на шею петлю из толстой грубой веревки и тут же затянули. Реми едва успел перехватить петлю рукой до того, как она перехлестнула ему горло. Это позволило сохранить возможность дышать. Другой конец веревки был намотан на руку Фрая и он, не переставая ее натягивать, сбил Реми с ног, прокаркав: «Посмотрим, как ты сейчас увернешься, фарга». Они принялись его бить.

Реми, руки которого были заняты попытками ослабить напор петли, не мог ни закрыться от сыпавшихся на него со всех сторон ударов, ни увернуться, потому что Фрай сильными рывками все время заставлял его следовать за веревкой, чтобы не задохнуться. Собственное хриплое дыхание громом стояло у Реми в ушах.

Наконец, Фрай остановился возбужденно и часто дыша. Продолжая затягивать петлю, он хорошо размахнулся и всадил Реми, который скорчившись хрипел на полу, еще один пинок. Остальные вороны сделали тоже самое. Все они выглядели очень довольными, хотя и усталыми, глубоко и шумно дышали.

— Думаешь, урок окончен? — злобно сказал Фрай, вытирая со лба обильно выступивший пот. — Напрасно!

Реми смог еще немного оттянуть от горла, пережимавшую его удавку, и сделал тяжелый судорожный вдох. Фрай ослабил давление, но не для того, чтобы отпустить свою жертву. С помощью подельников он оторвал правую руку Реми от петли, сильно, до хруста, вывернул и завел высоко за спину. Затем крепко на несколько узлов привязал к запястью другой конец удавки значительно укоротив его. Теперь от удушья Реми спасала только одна рука, любое движение другой, только сильнее затягивало петлю на шее. Они отволокли Реми в угол и бросили там на пол, предоставив ему казнить самого себя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Сами же отправились спать, но еще долго весело и шумно обсуждали как «поймали птичку в силки», хвалили Фрая за развлечение и сообразительность. Наконец, угомонились, и в большой, темной комнате установилась сонная тишина, нарушаемая только сиплым, тяжелым дыханием Реми, боровшегося с удавкой.

Поначалу, несмотря на дикую боль в запястье, в которое глубоко врезалась веревка, и вывернутой руке, он еще мог ценой огромного напряжения держать ее так, чтобы петля не плотно давила на шею. Потом он перестал чувствовать заведенную за спину руку и потерял над ней контроль. Это было очень плохо. Все это время он пытался другой рукой распутать узел у себя за спиной. Однако тот, намертво затянутый особым изощренным способом, к тому же разбухший и скользкий от крови никак не желал поддаваться. И Реми только напрасно сорвал себе ногти и стер кожу на пальцах. Тем более, что потерявшая чувствительность рука, опускаясь, тянула за собой петлю. И ему приходилось вновь хвататься за веревку, чтобы ослабить ее душащую хватку. Отдышавшись Реми снова и снова повторял попытки, но все было тщетно. Грубая поверхность веревки натерла шею и любое движение теперь причиняло острую боль.

Оставив бесплодные усилия распутать узел, он лежал, напряженно выгнувшись, закрыв глаза и стараясь справиться с охватившем его отчаяньем. Дышать становилось все труднее, даже когда он из последних сил оттягивал одной рукой петлю от горла, и Реми понял, что до утра не доживет. Он не знал, сколько продолжалась эта пытка, он потерял счет времени сражаясь за каждый вдох, за каждый глоток воздуха.

И тут его ухо уловило тихое, но настойчивое поскребывание, а затем по полу едва слышно стуча коготками пробежали маленькие осторожные лапки. Он открыл глаза и увидел сидящего напротив его лица Чика, который внимательно изучал Реми блестящими бусинками глаз. Реми хотел сказать мышу «помоги мне, Чик», но из распухшего горла вырвалось только слабое невнятное сипение. Чик что-то пискнул в ответ, сел на задние лапки и смешно потер передними мордочку возле носа, словно пытался этим представлением развеселить друга. Из глаз Реми беззвучно потекли слезы, оставляя за собой влажно блестевшую дорожку. Кровь на разбитом лице окрашивала их сначала в нежно-розовый цвет, но на пол они стекали уже рубиново-красными. Чик снова опустился на все лапки, а затем семеня коротенькими ножками куда-то убежал, так, что Реми уже не мог его видеть.

Зато услышал звук, который пробудил в его сердце надежду. За спиной раздалось характерное скрыг-скрыг и тонкое попискивание.

— Давай, Чик! Давай! Прошу тебя! — взмолился про себя Реми. Веревка была плотной и толстой, но мышь не сдавался. Наконец, последнее тугое волокно было перегрызено маленькими, но острыми резцами, и Реми с облегчением почувствовал, как резко ослабла удушающая хватка петли. Вывернутая за спину рука повисла бесполезной, мертвой плетью, потом в нее начала возвращаться жизнь вместе с болью от тысячи острых игл, вонзившихся в плоть. Реми ослабил петлю насколько хватило сил и еще долго лежал, стараясь надышаться. Даже теперь каждый вдох давался с болью и душный воздух комнаты с трудом протискивался в опухшее и поврежденное горло.

— Спасибо, друг! — неслышно прошептал Реми. Чик вскарабкался ему на плечо, что-то сочувственно просвиристел и лег, свернувшись клубком. Реми лежал без движения, с трудом приходя в себя, почти до самого рассвета. Когда воздух в комнате чуть посветлел, он, собрав силы, приподнялся, сорвал с шеи веревку, распутал перетянувший запястье конец и попытался подняться. Удалось не сразу, а когда наконец удалось, его сотряс мучительный приступ кашля. Нестерпимо болела вывернутая рука. Шатаясь как упившийся можжевеловым вином скрог, он выбрался на воздух. На улице шел дождь. Реми вышел под хлеставшие с неба тугие холодные струи и долго стоял так. А потом отправился, еле переставляя ноги, выполнять свою обычную работу, к обеду в пиршественном зале вронгов должно быть чисто, очень чисто, за этим придирчиво следил один из воронов. Но сначала нужно было наполнить водой бездонные кухонные чаны и отчистить котлы и жаровни…