Небо повсюду - Дженди Нельсон

Я поднимаю взгляд. Все смотрят на меня, недоумевая, почему я не ответила на звонок. Мне приходится уйти с кухни.

– Хочешь поиграть, Джо? – спрашиваю я, поднимаясь по ступенькам за кларнетом.

– Ни хрена себе, – доносится в ответ. Дальше следуют извинения перед бабулей и дядей Бигом.

Оказавшись на крыльце, я командую:

– Ты начинай, а я присоединюсь.

Джо кивает и берет несколько мелодичных, негромких аккордов в соль-миноре. Но я слишком расстроена для мелодичности, слишком расстроена для негромких звуков. Не могу выкинуть из головы звонок Тоби и его поцелуи. Не могу забыть картонные коробки, неиспользованные духи, закладку, которая никогда не сдвинется с места, и статую святого Антония, которая как раз движется. Не могу не думать о том, что Бейли в одиннадцать лет не нарисовала себя вместе с семьей, и внезапно мне становится так грустно, что я забываю про музыку. Забываю даже, что Джо находится рядом.

Я думаю о всем том, чего не говорила со смерти Бейли. О тех словах, что хранятся у меня в сердце, в нашей оранжевой спальне, обо всех словах в целом мире, которые остаются несказанными после чьей-нибудь смерти, потому что они слишком печальные, слишком яростные, слишком отчаянные, в них слишком много опустошенности и вины, чтобы выйти наружу. Все эти слова текут во мне безумной рекой. Я со всей силой втягиваю воздух – так, что никому в Кловере больше не остается, – и выдуваю его из кларнета одной сумасшедшей блеющей нотой, как тайфун. Не думаю, чтобы этот инструмент когда-либо издавал такой жуткий звук, но я не могу остановиться. Из раструба вываливаются годы: вот мы с Бейли купаемся в реке, в океане, вот мы уютно устроились в нашей комнате, на задних сиденьях машин, в ванне, мы бежим через лес, через дни, ночи, месяцы и годы без мамы. Я разбиваю окна, проношусь сквозь стены, сжигаю прошлое, отталкиваю Тоби, беру это идиотское растение-Ленни и швыряю его в море…

Я открываю глаза. Джо таращится на меня в изумлении. Лают соседские собаки.

– Bay. В следующий раз ты играй первой.

(Написано на смятом клочке какого-то документа, найденного по дороге на перевал)

Глава 12

Возвращаясь с работы, я мечтаю о том, чтобы у меня прямо сейчас оказался в руках кларнет. Я бы пошла прямиком в лес, туда, где никто не услышит, и снова ударила бы в грязь лицом, совсем как утром. Не играй на инструменте, играй музыку, всегда говорила мне Маргарет. И мистер Джеймс: Пусть инструмент играет тебя. До сегодняшнего дня я не понимала, о чем они. Мне всегда казалось, что музыка скрыта внутри кларнета, а не внутри меня. Но что если музыка убегает, когда разбивается сердце?

Я сворачиваю на нашу улицу и вижу, как дядюшка Биг идет с книгой по дороге, задевая одной ногой за другую и приветствуя по пути любимые деревья. Ничего необычного, за исключением летающих фруктов. Каждый год выпадает несколько недель, когда, если позволяют обстоятельства (ветра дуют с правильной силой и плоды вырастают особенно крупные), сливовые деревья возле нашего дома проникаются ненавистью к человечеству и начинают в нас пуляться плодами.

Биг воодушевленно машет рукой с запада на восток и едва избегает тяжелого сливового снаряда.

Я машу ему в ответ, а потом, поравнявшись с дядей, приветственно закручиваю ему усы. Он покрыл их лаком и уложил самым элегантным (то есть безумным) образом.

– У нас в гостях твой друг, – говорит он, подмигивая. А потом снова утыкается носом в книгу и продолжает прогулку.

Я знаю, что он имеет в виду Джо, но вспоминаю Сару, и мне на секунду становится нехорошо. Сегодня она прислала мне эсэмэску: Пропала наша дружба. Высылаю поисковый отряд! Я не ответила. Сама не знаю, куда подевалась наша дружба.

Мгновение спустя Биг говорит:

– Кстати, Ленни, тебе звонил Тоби. Хочет, чтобы ты перезвонила сразу, как придешь.

Пока я была на работе, он звонил мне и на мобильный. Я не стала слушать автоответчик. Я повторяю клятву, которую твердила весь день: я никогда больше не увижу Тоби Шоу, – и умоляю сестру о прощении. И не деликатничай, Бейлз, дай понятный знак. Землетрясение вполне сойдет.

Подойдя поближе, я вижу, что дом вывернут наизнанку: в палисадник вынесли стопки книг, мебель, маски, кастрюли и сковородки, коробки, антиквариат, картины, тарелки, разные безделушки. А потом из дома мне навстречу выходят Джо и его точная копия, только шире в плечах и еще выше. Они тащат диван.

– Куда это поставить, бабуль? – спрашивает Джо, будто это самое привычное дело на свете – выставлять мебель на улицу.

Видимо, это и есть бабушкин сюрприз. Мы переезжаем во двор. Красота.

– Куда угодно, мальчики, – отвечает бабуля и замечает меня. – Ленни… – Она скользит ко мне. – Я пыталась понять, что приносит нам несчастье. И посреди ночи меня осенило. Мы вынесем все подозрительное из дома, проведем ритуал, воскурим шалфей, а потом постараемся, чтобы ничто дурное не вернулось в дом. Джо очень любезно пригласил своих братьев помочь нам.

– Х-м-м, – отзываюсь я, не зная, что на это ответить.

Жаль, что я не видела лица Джо, когда бабуля так разумно объясняла ему эту СОВЕРШЕННО БЕЗУМНУЮ идею. Когда я спасаюсь от нее бегством, Джо подбегает ко мне галопом (унылый он все-таки тип).

– Еще один денек в психушке, а? – здороваюсь с ним я.

– Меня ставит в тупик один вопрос. – Он глубокомысленно подносит палец ко лбу. – Как бабуля определяет, какой предмет приносит удачу, а какой наоборот? Мне нужно понять принцип.

Удивительно, как быстро он понял, что если уж на бабулю найдет стих, то легче к ней присоединиться, чем противиться.

К нам подходит его брат. Он кладет руку Джо на плечо и сразу же превращает его в младшего братишку. В мое сердце со всего размаху врезается острый осколок: я больше не младшая сестренка. Да и вообще больше не сестра.

Джо не в силах сдержать своего преклонения перед старшим, и это меня добивает. Я была в точности как он: знакомя людей с Бейли, я чувствовала, будто открываю свету самое охренительное произведение искусства в мире.

– Маркус приехал на лето, он учится в Калифорнийском университете. Они с самым старшим братом играют там в группе.

Братья, братья, сплошные братья.

– Привет, – говорю я еще одному сияющему пареньку. Видимо, в усадьбе Фонтейнов обходятся без лампочек.

– Это ты у нас второй кларнет? – спрашивает Маркус.

Я краснею, Джо тоже краснеет, Маркус смеется и пихает брата локтем. Я слышу, как он шепчет Джо: «Ну, парень, ты и влип». Джо краснеет еще сильнее, насколько это вообще возможно, и возвращается в дом за лампой.

А я недоумеваю, почему же, если Джо так уж сильно «влип», он никак этого не проявляет. Даже не пытается. Ну да, ну да, я феминистка и сама могу сделать первый шаг, но а) я никогда не делала никаких шагов и поэтому не знаю, как это вообще происходит, б) меня самую чуточку отвлекает это неподобающее хлопанье ресниц и в) Рейчел. То есть да, каждое утро он проводит у нас дома, но откуда мне знать, не торчит ли он ночами у нее.

Бабуле явно приглянулись мальчики Фонтейны. Она порхает по двору, бесконечно повторяя, какие они хорошенькие, и спрашивает, не согласятся ли родители их продать.

– Они бы на вас целое состояние сделали. У мальчиков не должно быть таких ресниц! Ты согласна, Ленни? Ты бы тоже все на свете отдала за такие ресницы?

Боже, какой стыд. Хотя насчет ресниц я согласна. Маркус тоже отказывается моргать и вместо этого хлопает глазками.

Бабушка отсылает Джо с Маркусом домой за третьим братом. Она почему-то убеждена, что для ритуала нужно присутствие всех троих. Очевидно, что и Джо, и Маркус пали жертвами ее очарования. Ради нее они, может, и банк смогли бы ограбить.

– И захватите свои инструменты, – вопит она им вслед. – Ты тоже, Ленни!

Я делаю то, что мне велят, и достаю кларнет с дерева, где он покоится вместе с другими моими пожитками. Мы с бабулей возвращаем несколько кастрюль на кухню (только те, которые приносят удачу!), чтобы приготовить ужин. Она готовит курицу, а я разрезаю картофель на четвертинки и приправляю чесноком и розмарином. Когда продукты отправляются в духовку, мы выходим в сад набрать палых слив для пирога. Теперь бабуля раскатывает тесто, а я режу помидоры и авокадо на салат. Каждый раз, проходя мимо, она треплет меня по волосам или сжимает мне плечо:

– Как славно опять готовить вместе. Правда, Горошинка?

Я улыбаюсь:

– Правда, бабуль.

То есть секунду назад было правдой. А теперь она смотрит на меня взглядом «Ленни-поговори-со-мной». Скоро начнутся бабулеизлияния.

– Ленни, я беспокоюсь о тебе.

Ну вот, началось.

– У меня все хорошо.

– Уже пора, правда. По крайней мере, приберись в комнате, постирай ее вещи. Или давай я постираю. Пока ты будешь на работе.