Сирийские спартанцы - Александр Тамоников

Однако косяков не случилось. Или почти не случилось.

Три пассажира сами вывалились из «десятки» – оглушенные, задыхающиеся и орущие от страха за свои жизни. Двоих – мордами в асфальт, руки в кандалы. Третий, паля во все стороны из пистолета, стремглав бросился сквозь автомобильное движение через дорогу.

Крутанувшись, Павел присел на колено, вскинул автомат, совместил линию прицела с затылком беглеца. И выждал ровно одну секунду для того, чтобы успокоить дыхание…

Но кто-то из его ребят успел сделать выстрел первым.

Готов. Убежал недалеко. Ноги кавказца несуразно заплелись; тело сложилось пополам и безжизненно шмякнулось на проезжую часть – аккурат поперек разделительной полосы. И тут же по его башке с визгом покрышек проползла иномарка.

– Не стоит бегать от снайпера – умрешь уставшим, – проворчал майор, защелкивая на запястьях лежащего бандита наручники. Тот был податлив и что-то ласково шептал по-басурмански – наверное, предлагал большие деньги или разговаривал с небесами…

Новиков встал, отряхнул одежду. Поглядел по сторонам – нет ли пострадавших от беспорядочной пальбы трусливого ублюдка.

Кажется, нет. Прохожих за городом не встретишь, проносящиеся рядом машины не задерживаются. Значит, все нормально.

Сзади резко скрипит тормозами машина с начальством. Через минуту откуда-то появляется вторая, за ней останавливается автомобиль «Скорой помощи»…

Дело сделано. И сделано хорошо. Можно сказать, стерильно.

Вечереет. Новиков отыскал среди приехавших чинов координатора операции – генерала ФСБ Шестопалова. Пора было докладывать о завершении операции и сматываться домой – в родное Подмосковье…

* * *

Первые выстрелы снайпер, как и положено, сделал по первому автомобилю. Внедорожник ехал медленно, дабы не отрываться от загруженных автоцистерн. Получив пару пуль в передние колеса, он вильнул и, ткнувшись носом в обочину, остановился.

Вторая пара выстрелов пришлась на грузовик. Пропищав тормозами, он замер посередине дороги.

Третий, получив свою порцию, едва не врезался в переднего коллегу, но сумел тормознуть в метре от него.

Кудин, Лапин и Бубнов – уже были рядом. Один распахнул левую дверцу, второй правую. Несколько ударов прикладами, и водитель с пассажиром уже лежат мордами в пыли. Силанов, Горбенко и Бобровский с той же скоростью расправились с двумя мужчинами, сидевшими в кабине первой автоцистерны.

Новиков, Лихачев и Устинов занимались внедорожником. Санинструктору Дубову было поручено сидеть под ближним кустом и держать на прицеле его пассажиров. Когда медик был трезвым, то быстро соображал и неплохо стрелял из любых видов оружия, так что в некоторых ситуациях спецназовцы на него полагались.

Двоих из внедорожника все же пришлось ликвидировать, так как те попытались сопротивляться, а один даже успел выпустить короткую очередь из автомата. На этом неприятности закончились. Два других боевика без лишних телодвижений подняли руки и послушно покинули салон автомобиля.

На севере Сирии в основном говорили на курдском языке. Новиков, знавший пару сотен фраз из арабского, все же довольно быстро выяснил, кто есть кто.

– Он, – почти одновременно показали пятеро пленников на шестого. А один – особо говорливый – уточнил: – Он назначен старшим за переправку нефти.

– Как зовут? – подошел вплотную к старшему майор.

– Ульфат, – хмуро ответил тот.

– Этого берем с собой, – распорядился командир. – Остальных привязать к машинам. Надеюсь, сирийские солдаты скоро их найдут.

– Не боишься оставлять их в живых? – тихо спросил Лихачев.

– А что и кому они расскажут? Ты же не предъявлял им документов?

– Ну, мало ли…

– Брось. Посмотри на них. Это же вчерашние крестьяне. Ни читать, ни писать не умеют.

– Согласен.

– Все. Действуй, Володя, нам пора уходить…

Спустя пять минут группа российского спецназа с одним пленником уходила на северо-восток. А на дороге остались стоять три автомобиля, к колесам которых были накрепко привязаны пятеро боевиков ИГИЛ…

* * *

Лихачев был однокашником и давним другом Новикова. Володя всегда отличался вдумчивостью и обстоятельным подходом ко всему, что делал. Серьезным был мужиком. Вот только с личной жизнью ему категорически не везло.

Павел страсть как не любил поздних телефонных звонков. Есть в этих звонках что-то от тревожной сирены. Осыпающаяся штукатурка стен, перечеркнутые крест-накрест белыми полосами окна; свинцовое небо, которое вот-вот взвоет и расколется под тяжелыми телами черных бомбардировщиков. Под бомбежками Новиков никогда не бывал, но где-то глубоко в розовых склизких кишках всегда прятался серый мохнатый страх, который испытывали когда-то его предки, жившие в норах и пещерах.

И вот однажды ночью мобильный телефон монотонно заорал и потребовал физического контакта. Паша лениво взял его.

Под блестящей металлической сеточкой печально пошуршали дыханием и спросили:

– Ты не спишь?

Он сдержанно ответил:

– Нет, конечно. Время-то еще детское – половина четвертого утра.

– Я иду к тебе.

– А на хрена ты мне нужен среди ночи, если из тебя не растут сиськи? – поинтересовался Новиков причиной его неожиданного порыва.

– Сиськи – зло, – парировал Лихачев. – А у меня пиво. Много пива. Доставай рыбу.

– Вова, скоро утро. Какое пиво?!

– Ты знаешь, такое дело…

Новиков вздохнул и собрался слушать.

Его однокашника Вовку, которому в училище прилепили кличку Лихач (к слову, она совершенно ему не подходила), в мирной гражданской жизни можно было принимать как снотворное. Вязкое, бормочущее, невразумительное снотворное.

– Меня из дома выгнали, – шмыгнуло оно носом.

– Поздравляю, – осторожно сказал майор, чувствуя, куда клонится беседа.

– Я стою у твоего подъезда, тут, понимаешь, домофон… А я не помню номера твоей квартиры.

Новиков с досады пнул тапкой ничем не повинный косяк и простонал:

– Сорок девятая.

Можно было назвать другое сочетание цифр и отключить телефон. Но это не панацея. Лихач будет обходить методично весь подъезд и уныло искать источник. Оазис. То бишь Новикова.

Павел пошел доставать рыбу…

Тогда это была четвертая по счету жена. И никогда он не уходил сам – его всегда выгоняли. Именно так, как собаку на мороз, с чемоданчиком необходимых вещей и, разумеется, без всякого раздела имущества. Первой жене Вовка оставил квартиру, доставшуюся ему от бабушки, второй – квартиру, которая осталась от родителей. С третьей, к счастью, имеющей свою квартиру, он расстался без таких лишений, малой кровью – минус новенькая машина. И вот четвертая.

Происходило это с определенной периодичностью года в три-четыре. И каждый раз он иронично констатировал: «Пипец подкрался незаметно». Гуляя на его крайней свадьбе, Павел с надеждой думал, что история брачных распадов закончится на этой супруге. Она была не просто старше Вовки, но еще и страшна как смертный грех.

Год или около того все было замечательно: новобрачные ворковали, как пара пингвинов. Протертые паровые котлетки по утрам, совместная покупка рубашек и телевизора, отпуск на солнечном побережье… И вот опять он стоит на пороге этаким мятым выброшенным пальто без срока годности.

Наверно, хорошо, что ни от одной жены у него не было детей. Новиков не задавал по этому поводу вопросов, а Вовка всегда обходил данную тему стороной, как зону лепрозория.

Павлу как убежденному холостяку отказывать в приюте было неудобно. К тому же свободный полет изгнанного мужа обычно продолжался недолго – через месяц-два обязательно находилась дамочка, желающая пригреть и одарить нежностью широкоплечего Лихачева. Ведь, как ни крути, он обладал хорошей специальностью, соответствующей зарплатой, притягательной наружностью, мягким и незлобивым характером.

«Женщины, какого рожна вам надо?!» – недоумевал Новиков, глядя на грустную небритую морду приятеля, дергающего шнурки ботинок. Потом молча вручал ночному гостю пару кожаных тапок и лез в шкаф за порцией постельного белья. Если завтра предстоял обычный рабочий день, то задушевные беседы откладывались на неопределенный срок. Если выходной, то следовала пытка душещипательными рассказами.

Вскоре на пороге появился Вовка. Несмотря на мороз, он был без шапки, и уши его сияли всеми спектрами бордового и белого. Он всегда уходил из семьи без шапки. Видимо, это был какой-то особый вид наказания, недоступный пониманию коллег. Новиков в таких случаях представлял его очередную жену, с трагическим видом теребящую шапку и думающую: «Без шапки ушел, сука. Изверг. Лучше бы побил, садист проклятый…»

Растирая уши, Вовка прошел на кухню, поставил на стол звякнувшую бутылками сумку. Павел полез за бокалами. Друг тут же налил себе пива и, стуча зубами, осушил бокал до дна.

– Что случилось? – поинтересовался Новиков.