Ледокол - Рощин Валерий Георгиевич

«Михаил Громов» успел за это время преодолеть несколько десятков миль в северо-восточном направлении. С каждым днем температура воздуха опускалась все ниже, а ледяной покров океана вокруг Антарктиды становился толще. Скорость передвижения ледокола упала до минимальной — за сутки ему удавалось пройти не более полутора-двух миль. До чистой воды оставалось не так уж много, однако надежды добраться до нее постепенно таяли…

Находясь в небольшой полынье, «Громов» сдал назад, остановился. Выпустив из двух труб клуб черного дыма, пошел вперед. Разогнавшись, навалился на кромку льда всем своим весом.

Лед выдержал, и ледокол медленно сполз обратно в полынью.

— Еще одна попытка, — командовал на мостике Севченко. — Машинное, полный назад.

Ледокол послушно отваливал от неподатливой кромки.

— Стоп машина! Приготовились! — прокричал в микрофон капитан.

— Готовы, — невозмутимо ответил из низов Черногорцев.

— Полный вперед!

Вода за кормой снова вспенилась, забурлила. Судно двинулось вперед и на приличной скорости наехало на край ледового панциря. Теперь «Громов» лег на кромку почти всем корпусом.

И опять его постигла неудача. Лед оказался настолько крепким, что от места столкновения не пошло в стороны ни одной трещины.

Ледокол медленно сполз обратно в полынью…

* * *

Пилот Кукушкин уже неделю топтался возле вертолета. Приходил на площадку после завтрака, подкатывал алюминиевую стремянку, снимал чехлы с моторного отсека, открывал капоты… Прерывался он только на время обеда и для того, чтобы согреть руки. Под вечер собирал инструменты, снова чехлил свою «вертушку» и за полчаса до ужина покидал площадку.

Работы по восстановлению угробленной им техники было много.

«Случалось такое где-то у кого-то. Не раз слышали, не раз читали в присылаемом министерством материале по авариям и катастрофам, — с грустью осматривал он залитый маслом правый двигатель. — Теперь вот и у нас приключилось. Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело…»

Впрочем, что было горевать? Сам по себе вертолет не запустится и не полетит. Авиационно-технического состава в команде ледокола штатом не предусмотрено, так что вся надежда на самого Михаила. И, засучив рукава, он брался за дело…

В первый день он внимательно осмотрел Ми-2 на предмет повреждений и сделал греющий душу вывод: законцовки лопастей от контакта с переносным топливным насосом почти не пострадали. Во всяком случае, небольшие вмятины легко выправил в судовой мастерской один из матросов боцманской службы.

Следующий вывод был не столь утешительным: отказавший на висении правый двигатель был основательно залит маслом и противопожарной пеной.

А потому два последующих рабочих дня пилот посвятил очистке моторного отсека и кабины от остатков пены и масла. Тщательно все отмыв, он выдраил каждую деталь до первозданного блеска.

Работать при низкой температуре было крайне сложно и, регулярно убегая в надстройку греть руки, он с уважением вспоминал технический состав, которому приходилось мучиться в таких же условиях каждую зиму…

Утром четвертого дня он заменил пробитый осколком насоса маслопровод — благо такой нашелся в ЗИПе. Потом достал из коробки технические формуляры и, спустившись в выделенную для проживания каюту, стал штудировать каждую страницу…

Материала пришлось прочитать немало. К шестому дню он выяснил, какое масло, в каком количестве и в каком порядке нужно заливать в маслосистему двигателя. К счастью, сорт такого масла также оказался в судовом ЗИПе.

На седьмой день Кукушкин с помощью одного из судовых механиков залил в систему недостающий объем масла и еще разок досконально проверил материальную часть.

С виду все было в порядке. Теперь предстояло запустить и опробовать отремонтированный двигатель…

* * *

Пилот копался в ящике с инструментами, когда ледокол в очередной раз штурмовал кромку льда. От резкого толчка ящик подскочил и проехал пару метров по пеньковой сетке.

Поймав его и перетащив поближе к основной стойке шасси, Кукушкин подошел к борту, облокотился о леерное заграждение и принялся наблюдать, как судно борется со льдом…

Все последние дни, проведенные на «Громове», Михаил ощущал беспокойство. Еще бы не беспокоиться! Полетное задание выполнил только наполовину — одного капитана доставил, а второго не забрал. Повредил при посадке лопасти и двигатель винтокрылой машины, а удастся ли починить неисправность — большой вопрос. Чем все это обернется? Оставит ли руководство отряда после всех фортелей его на летной работе?..

Ледокол снова врезался в лед и прополз по нему с десяток метров. Кромка выдержала, и «Громов» соскользнул в полынью.

— А чего мы взад-вперед ходим? Долго так будет продолжаться? — крикнул пилот Цимбалистому.

Присев неподалеку на корточки, тот подкармливал Фросю. Услышав вопрос Кукушкина, показал на свое горло.

— Надоело все? — не понял тот жеста. — Мне тоже. Если б не эта зараза, — хлопнул он ладонью по дверце Ми-2, — то скоро был бы на Большой земле. А теперь куда деваться? «Корчагин», с которого доставил Севченко, тю-тю — уплыл. Так что буду вам тут глаза мозолить до самой Австралии. Меня, кстати, Мишей зовут. А тебя?

Цимбалистый снова показал на горло и, достав блокнот, принялся что-то писать.

— Ладно, не пристаю, — опять неправильно понял его Кукушкин.

Боцман поднял блокнот с написанным именем, но новый знакомец уже успел покинуть вертолетную площадку…

Пилот решил найти капитана и испросить у него разрешение на пробный запуск двигателя. Для этого он первым делом направился в рулевую рубку…

Добравшись по трапам до самого верха надстройки, Михаил осторожно заглянул в помещение рубки. Внутри была напряженная рабочая обстановка. Рулевой Тихонов стоял у штурвала. Старпом Еремеев метался от передних окон к выходу на крыло мостика. Капитан Севченко командовал в микрофон трансляции:

— Машинное, приготовились!

— Готовы, — отвечал стармех Черногорцев.

— Максимальная мощность! Полный вперед!

— Есть максимальная…

Вибрация переборок и корпуса нарастала. Судно набирало ход и, в очередной раз врезавшись в ледяную кромку, отскакивало.

Лед не поддавался.

— Стоп машина!

— Есть стоп.

— Средний назад.

— Есть средний назад…

Севченко раздраженно бросил микрофон и, наконец, заметил авиатора.

В этот момент до того дошло, что капитану сейчас не до запуска стоявшей на площадке «вертушки».

«Понял, ухожу», — поднял он руки и исчез в дверном проеме.

* * *

Спустя час попытки одолеть толстый лед были прерваны — толщина льда не позволяла продолжить движение. По приказу нового капитана вся команда, за исключением вахты, собралась в кают-компании. Помимо моряков на собрании присутствовали и полярники.

«Пусть посидят и послушают, — подумал капитан, вспоминая наставления своих педагогов. — Люди они бывалые, может, и предложат что-то дельное…»

Матрос Тихонов устроился на последнем ряду стульев. По соседству с ним сел Цимбалистый — говорить он все равно не мог. Фрося, признавшая в боцмане нового хозяина, улеглась возле его ног.

Решил посетить собрание и Петров, скромно присев с краю первого ряда.

Комсостав занял место за столом перед командой: в центре — Севченко, слева от него Еремеев, справа — Банник.

Мнений было высказано много, и почти все моряки в своих выступлениях обращались за поддержкой к Петрову. Севченко слушал молча, но с каждой минутой становился мрачнее. Во-первых, потому что ничего дельного не услышал. А во‑вторых, по причине присутствия на собрании бывшего капитана, авторитет которого, как оказалось, в команде все еще был высок.

— …Чего тут думать?! — всплеснул руками Еремеев. — Чем дольше стоим, тем больше обрастаем льдом. Двигаться надо, пробиваться!

— Конкретные предложения нужны, — резонно возразил Петров. — Самоходом мы такой лед не продавим.