Ледокол - Рощин Валерий Георгиевич

Комнатка Петровых была стандартной — 17 квадратных метров. В углу стояла кровать, впритирку к ней — платяной шкаф. Под окном обитал стол с тремя стульями. По левую сторону от окна висела полка с кухонной утварью, по правую — полка с книгами. На казенной тумбочке в ближнем углу мерцал экраном небольшой черно-белый телевизор. Далее цветастой ширмой была отгорожена детская кроватка. У входной двери красовалась недавно купленная «прихожая» — узкий шкафчик, в котором помещалась верхняя одежда семьи Петровых. Вот и вся нехитрая обстановка.

Комнату в этом общежитии Андрей Петров получил давно — еще до рождения Федора. Тогда он ходил на «Воронине» по Балтийскому морю в должности старшего помощника капитана. Выдавая направление на заселение, один из заместителей начальника Балтийского пароходства уверил:

— Это на первое время. Как обзаведешься ребенком — обязательно дадим квартиру. Ну, или комнату в приличной коммуналке…

«Первое время» затянулось на несколько лет. Супруга и друзья подталкивали Андрея:

— Сходи на прием к начальнику пароходства. Ты же капитан большого судна, а живешь хуже простого матроса!

Он долго сопротивлялся:

— Что, они не знают, как я живу?

Но незадолго до выхода в Антарктиду Андрей все-таки собрался с духом и записался на прием.

Начальник пароходства выслушал молодого капитана, устало вздохнул и, полистав какую-то папку, сказал:

— Понимаю вас, Андрей Николаевич. Но помочь пока ничем не могу. Худо у нас стало с жильем. Совсем худо. Ваша семья стоит в очереди на улучшение одной из первых.

— Может быть, хотя бы в коммунальную квартиру? — теряя последнюю надежду, спросил Петров. — Трудновато в общежитии с пятилетним ребенком.

— Понимаю… Как только появится приемлемый вариант — сразу переедете. Обещаю…

* * *

Люда сидела за единственным столом, бывшим для семьи и обеденным, и рабочим. Перед ней стояла пишущая машинка с заправленным листом бумаги. Быстро печатая текст, она изредка прерывалась, откидывалась на спинку стула и, прищурившись, смотрела за окно или заглядывала в лежащий рядом блокнот. Проработав очередную фразу, вновь придвигалась к машинке и стучала по клавишам…

Супруга Андрея работала в редакции одной из ленинградских газет. Сегодня она должна была сдать готовый материал на первую полосу; оставалось лишь добить последний абзац и в последний раз внимательно вычитать текст.

На другом стуле по соседству с мамой трудился пятилетний Федор: сопя, он старательно заканчивал рисунок.

— Мама, — позвал он, отложив карандаши.

— Что, Федя?

— Посмотри. — Мальчуган подвинул ей свое творение.

На листе был изображен плывущий по морю ледокол. Вокруг летали чайки, сверху светило солнце. На палубе ледокола стояли три фигурки. Люда сразу догадалась, что Федя изобразил ее, Андрея и себя.

Незаметно вздохнув, она нашла в себе силы улыбнуться и похвалить:

— Отличный у тебя получился рисунок. Ты молодец.

— Мам, а можно его повесить туда? — показал Федор на стену, где висели почетные грамоты родителей и семейные фотографии.

— Конечно. Сейчас повесим…

Наклонившись к сыну, она чмокнула его в вихрастое темечко и, взяв листок, закрепила его между свадебной фотографией и грамотой «За лучший репортаж».

Внезапно в дверь постучали.

— Люд! — позвала соседка из комнаты напротив. Не дожидаясь разрешения, не отличавшаяся деликатностью Нинка ворвалась в комнату Петровых и, потрясая газетой, выдала: — «Титаник» ихний на дне нашли! Ты слышала? Со всем барахлом, между прочим!

— Слышала, — тихо ответила Люда, возвращаясь к столу.

— Как слышала?! Вот человек! А нам почему не рассказала?! Собственный журналист в общаге, а мы все из газет узнаем. Это же непорядок!..

Нинка могла болтать о пустяках бесконечно. Ей было крайне сложно объяснить, что работа над очерком или статьей требовала относительной тишины и отсутствия говорливых «помощников».

— Ладно, я чего зашла-то… — заметила печатную машинку на столе. — Твой же в рейсе? Они там в Австралию вроде зайти собираются.

Людмила неуверенно кивнула.

— Ты же наверняка колготки ему заказала? А может, он и мне захватит? Буквально две пары. Максимум — три.

Супруга Андрея Петрова медлила с ответом. Присев на стул, вздохнула:

— Нин, понимаешь… Я…

Поджав губы, соседка кивнула. Дескать, догадываюсь, что тебе мои просьбы на фиг не нужны. Ты ведь жена капитана, а мой всего лишь штурман…

— Ну, понятно, — глухо сказала она и пошла к двери.

Люда поднялась со стула и последовала за подругой. Выйдя в коридор, она прикрыла за собой дверь и окликнула:

— Нин!

Та нехотя обернулась и всплеснула руками:

— А я, дура, всем, кто ни попросит, утюг даю! И электрическую плитку в придачу!..

— Нин, не просила я ни о чем Андрея, — почти беззвучно сказала Людмила. И, едва не плача, добавила: — Мы с ним разводимся…

Соседка смолкла на полуслове. И в изумлении прошептала:

— Как разводитесь?

Промолчав, Люда отвернулась; по щеке скатилась слеза.

— Людка… прости, я не знала… — обняла подругу Нина. И, кивнув на прикрытую дверь, спросила: — А дитю пока не сказала?

Петрова отстранилась и решительно мотнула головой.

* * *

Людмила была стройной шатенкой с хорошей миниатюрной фигуркой и привлекательными формами.

Она выросла в образованной интеллигентной семье. Бабушка — искусствовед, один из дедушек — доктор исторических наук. Мама — филолог, папа — офицер военно-морского флота. С самого детства ее окружали книги, научные журналы, репродукции… Оттого с выбором профессии долго не мучилась и довольно легко поступила в университет. С той же легкостью закончила его с красным дипломом и устроилась в одну из ленинградских многотиражных газет. О выбранной профессии никогда не жалела и работала с большим желанием.

Девушка всегда искренне верила, что случайностей в жизни не бывает и, когда на твоем пути встречается тот самый единственный человек, некий таинственный голос тихо нашептывает, как важна эта встреча. И нужно иметь серьезные проблемы со слухом, чтобы не услышать этот голос.

Так и случилось, когда она, будучи молодой выпускницей журфака, приехала по заданию редакции в порт для написания своего первого репортажа. Правда, поначалу встретивший у трапа молоденький подтянутый старпом «Капитана Воронина» ей не глянулся — низковат ростом: говорит, несмотря на свою должность, тихо и слишком спокойно; как-то уж чересчур любезен.

Но по мере общения с Андреем, ставшим в тот день для нее гидом, это мнение кардинально переменилось. Он был начитан, эрудирован и не лишен чувства юмора. К тому же о своем судне знал абсолютно все. На любой вопрос Людмилы сразу же следовал компетентный и обстоятельный ответ.

Андрей был удивительно обходителен. Взбираясь по трапу, подавал ей руку, предупреждал о скользкой палубе, а где-то глубоко в трюмном помещении сам и очень вовремя пригнул ее голову, чтоб девушка не ударилась о бимс — поперечную силовую балку.

Однако и тогда она еще не распознала своего счастья и не могла представить, что банальное знакомство при исполнении служебных обязанностей способно перерасти в нечто большое и серьезное.

Тем не менее Андрей нравился ей все больше и больше. И когда, прощаясь у трапа, он немного схитрил, пытаясь добыть номер ее телефона, она не стала упираться.

Потом они встретились — позвонив по телефону, он пригласил прогуляться по набережным вечернего Ленинграда. Они долго болтали, рассказывали друг другу о родителях, об учебе и о своих профессиях. А его предложение увидеться вновь уже не прозвучало странно и неожиданно. Оно было ожидаемо.

И так постепенно, шаг за шагом, они становились ближе.

В какой-то момент все сомнения улетучились, и оба поняли, что хотят быть вместе. Навсегда. На всю жизнь.

* * *

Погода за прошедшую неделю наладилась: штормовой ветер стих, осадки прекратились. Небо по-прежнему было затянуто облаками, но их количество уменьшилось, и временами сквозь тонкий слой до поверхности Южного океана прорывался свет готового надолго скрыться за горизонтом солнца.