Рёв - Ария Кейдж

Более пяти лет назад меня силой лишили лучшего друга. Она была вырвана из моих рук со следами крови на шее и лице, промокшем от слёз. Она тянулась ко мне, кричала, когда меня засунули на заднее сидение одной полицейской машины, а её посадили в другую. Нона и Дейви рыдали у дома Чарли, некоторые офицеры пытались задать ей вопросы, но она была не в состоянии на них ответить.

В тот день все кого-то потеряли.

Последней потерей было то, что как только я отвернулся от огненного столба и увёл Нону с Дейви домой, приехали пожарные и спасли дом. Гараж не уцелел – он сгорел практически дотла, но дом отделался незначительными повреждениями.

К сожалению, вред, который я причинил своей семье, не исправить при помощи пары деревянных планок и незначительного количества краски.

Уже сейчас, проводя пальцами по трещинам в бетоне, измученном огнем, я осознаю, что сжигание этого гаража абсолютно ничего, блядь, не изменило для человека, который нуждался в этом больше всего. Для меня это был поворот назад, тогда как для неё…Чарли была потеряна, облажалась по полной из-за чувства вины и упрёка, без чьей-либо поддержки. Спустя одиннадцать лет, будучи оторванной от всего, что она знала, она была более разбитой и опустошенной, чем прежде.

Смерть её отца была чертовски напрасна. Я сделал всё… зря.

Чарли

Настоящее

Я бегу домой. Бегу быстрее, чем когда-либо бегала в своей жизни, пока не добираюсь до дома и не рву желчью в свой палисадник. Не знаю, есть ли у меня соседи, которые находятся дома в течение всего дня, так как я держусь обособленно. Но, если они и есть? Не хочу, чтобы они беспокоились о моём самочувствии или звонили шерифу. Поэтому я столь быстро иду к входной двери, что на втором шаге спотыкаюсь и повреждаю колено.

Я оборачиваюсь – никого нет, но взбираюсь по ступенькам, будто от этого зависит моя жизнь. Провозившись с замком, вваливаюсь в дом, хлопнув дверью позади меня. Я сажусь на прохладный деревянный пол подо мной, мой пот капает вокруг меня, и моё тело трясёт. Оно дрожит от страха, шока и, скорее всего, от небольшого обезвоживания. Я ползу по полу и кожей наслаждаюсь его гладкостью, пока моё колено не начинает протестовать сильнее, и тогда я поднимаюсь на ноги. Чувствую себя вялой и уставшей, мои кроссовки практически волочатся по полу, потому что мои мышцы не способны на что-либо другое. У меня просто нет сил.

Ванная комната светлая, но холодная, кафель жесткий и, тем не менее, прекрасно ощущается моей кожей, когда я прислоняюсь к стене и закрываю дверь. Я так устала. Устала от всего, что не могу или просто не хочу изменить. Грязная и насквозь промокшая, я провожу пальцем по стене и включаю душ, только холодную воду – горячая мне не нужна. Я ступаю под душ в одежде и все.

От смертельно-холодной воды у меня перехватывает дыхание, и я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не отступить в угол, где струя воды меньше. Задыхаясь, тяжело опускаюсь на пол и подставляю лицо к льющейся воде, открывая рот и позволяя ей заполнять, переполнять его и стекать по подбородку вместе с остальной частью жидкости. Я пью её, заполняя желудок, но мой язык требует больше. Я позволяю ей просто вытекать и заполнять, пока необходимость правильно дышать не берет верх.

Опуская голову, я поджимаю колени к груди, ощущая напряженность в ребрах, в области синяка. Я смотрю на свою вздымающуюся грудь, промежность, которая хранит грязное желание, и чувствую вину за произошедшее сегодня. Сегодня я бы в мгновение ока переспала с Нейтом, как и в любой другой день. Он моя семья. Нет, нет, нет. Нейт больше не моя семья. Пол моя семья, или должен ею быть.

Я была насквозь влажной для Нейта задолго до того, как он прижимался к моей киске, и я бы позволила его члену заполнить меня, если бы меня не отрезвило чувство вины. Всё, что касается вины и стыда, подобно смоле – прилипает.

Я хочу, чтобы всё было иначе. Я хотела бы спастись от липкого греха или монстра, с которым живу и делю постель каждый день, но я заслуживаю жизнь, которой сейчас живу. Я позволяю воде переполнять меня и смывать прочь память о единственном человеке, которого люблю.

Я стягиваю кроссовки, полные воды и выбрасываю их из душа с мокрым глухим стуком. Стою, держась руками за гладкую плитку, и начинаю избавляться от скользкой одежды, прилипающей к моей коже, также выбрасывая её из душа. Но этого недостаточно. Я до сих пор ощущаю его на себе – его мягкие губы на моей шее, поэтому беру мочалку и мыло и начинаю тереть себя. Я не заслуживаю его в своей жизни, и не могу позволить себе жить с воспоминанием о том, как сильно хотела заняться с ним любовью, будучи взрослой. Пол узнает. Он почувствует его запах на мне, и затем он… Я намыливаю и тру себя, пока не достигаю промежности, которая всё еще пульсирует для Нейта.

Я чувствую облегчение, когда провожу мыльной мочалкой по своему набухшему клитору. Моё дыхание прерывается, и я задыхаюсь, лицо Нейта заполняет моё сознание. Я представляю его пальцы, скользящие по мне страстно и не разочаровывая меня. Прежде чем я осознаю, что делаю – ласкаю свой клитор пальцами и мочалкой, пока не откидываюсь назад и не прижимаюсь спиной к стене, снова задыхаясь. Не от страсти, холодной плитки или наслаждения из-за физической необходимости в нём, а от отвращения. Мой старый друг послал мне тень чувства, которое я хорошо знаю и приветствую. Я не заслуживаю ничего другого и всё же, каждый раз, когда думаю о Нейте, я хочу больше, чем мои тени могут дать мне.

Я хочу просить большего – свободу и обещания, которые он давал мне в нашей молодости. Однако я не свободна и вряд ли когда-либо буду такой. Свобода для хороших или заслуживающих её людей, даже, можно сказать, счастливчиков. Нет, свобода не для меня. С того момента, как я взяла Нейта за руку и привела его к отчаянию – я потеряла данное Богом право, так как забрала это право у него.

Я ненавижу себя за то, что сделала с ним – обернула его любовь ко мне в нечто темное. Он любил меня больше, чем я любила его…а, может, просто по-другому. Я любила его больше всего в целом мире. Но если бы это была истинная любовь, я бы никогда не впустила его в ад, которым является моя жизнь. В то же время, он делал всё бескорыстно. Всё.

А затем его забрали у меня, из моей тюрьмы в его собственную. В то время как меня направили в приёмную семью, его доставили в следственный изолятор, а впоследствии в тюрьму. Пока я переходила от семьи к семье, его семья была лишена его. Весь этот балаган произошёл из-за меня, из-за моей эгоистичной любви, из-за того, что я позволила ему быть бескорыстным.

Чарли

16 лет

Я наблюдаю, как нож скользит по коре ствола дерева. Нейт делает последние штрихи, а я не могу перестать улыбаться, наблюдая, как напрягаются мышцы его руки, когда он помечает наше дерево.

– Ну, как тебе? – спрашивает он с торжествующей улыбкой, глядя на меня сверху вниз. Я лежу на спине, легкий ветерок играет с нашими волосами.

– Ты прекрасен, – говорю я, зная, что он будет упираться.

– Сколько раз я должен говорить тебе, что парни не прекрасны?

Я хихикаю, когда он наклоняется и убирает с моей груди упавший листок. Я слегка вздрагиваю из-за того, что он задел мой сосок своей рукой. Моё тело хорошо знает его и отзывается на его прикосновения. Мы так долго были близки друг с другом, но сексом занимались всего около года.

Это наше, и никто не может отобрать это у нас.

Он обращает внимание на мою реакцию и слегка клацает зубами. Так происходит, когда он сдерживается. Это один из признаков. У него их несколько. Я не потянусь к нему, несмотря на то, что хочу… я хочу, чтобы для разнообразия он начал первым. Такое чувство, что это я всегда провоцирую нас на большее… будто он всегда воздерживается. Я не хочу, чтобы он сдерживался, когда мы вместе. Но понимаю, почему он бездействует, предоставляя это мне. И за это я люблю его еще больше. Он всегда предоставляет мне право выбирать физический контакт, но не понимает одного – я должна была бы уйти, если бы уже не выбрала его и наши отношения. Я должна уйти. Правда, это совершенно разные доводы.

Большую часть времени мы играем в эту «выжидательную игру» и, как правило, мне выпадает брать его руку и прижимать к себе, будто давая ему зелёный свет. Однако сегодня я просто хочу, чтобы он почувствовал это – понял, что я приму его, всякий раз, когда он захочет меня.

Папа многое отобрал у нас и это в том числе.

Раньше я считала, что только по третьим четвергам месяца папа срывает разделённую мной и Нейтом любовь, и оскверняет её, но знала, что это бремя мы будем постоянно нести за собой. Я вижу тень сомнения в его глазах, когда мы смотрим друг на друга так, как сейчас. Мы связаны с подобным демоном и, если вы внимательно посмотрите в наши глаза, увидите, что он присутствует в них.

Сверчки громко стрекочут свою песню, и напряжение между нами трещит ей в унисон. Нейт поддаётся, а я, заметив это, прикусываю нижнюю губу и стараюсь сосредоточиться на движении грудью при вдохе-выдохе, что возбуждает его желание. Мои соски соблазняют его сквозь моё красное цветастое платье и хлопчатый бюстгальтер, требуя прикосновений его губ.