Орша - Инга Киркиж

В школе она прорвалась через охрану из трех техничек и шустро выцепила Ваньку.

— Внучек, — вопила он. — Иди я тебя обниму, кровиночка моя!

Ванька застеснялся и попытался вырваться. Но бабушка крепко держала его за ворот и обиделась его невниманием.

— Какой-то ты стал чужой, Ваня, — пристыдила она внука. — Ходи, позови-ка мне Лену с Женей.

Ваня, уже готовый провалиться сквозь землю, радостно побежал за сестрами. Но слух о восставшем из запоя материнском инстинкте бежал по школе быстрее Ивана. Лена с Женей успели спрятаться в женском туалете на втором этаже. На второй этаж бабушку не пустили. Привлеченная шумом директриса лично попросила бабушку пойти вон. Да и звонок зазвенел, перемена кончилась.

— Бабушка приходила, — грустно резюмировал вечером Ванька. — Запозорила меня…

Я открыла было рот, чтобы из педагогических настроений напомнить Ивану, что бабушка в любом виде родной человек, и закрыла обратно. Зачем врать ребенку? Даже из педагогических намерений. И потом, я, если честно, мне было страшно приятно, что бабушка Лапезо сочла Ваньку чужим. Значит, он теперь наш!

* * *

Двоюродный племянник Никита приходит к нам за молоком. Его задача предельно проста: взять молоко, поужинать чем тетка пошлет, и шуровать по холодку до хаты. Но Никита — личность творческая, за что нередко страдает. Сегодня он придумал соревноваться с Иваном и Василием в том, кто бойчее перелезет через ворота. Он не учел, что наша бабушка, будучи во всем разумной женщиной, страдала манией преследования, поэтому начинила ворота противопехотными капканами, а у нас, пока полив да окучивание, все руки не доходят их обезвредить. Никита сиганул на ворота и напоролся на ржавую скобу.

Скоба проткнула ему палец на ноге. Никита влетел в дом с воплями: «ой, мамочка, у меня кровь торчит и мясо капает!» — начал бегать кругами вдоль плинтусов. Тетка пыталась его отловить и оказать первую помощь, но при виде перекиси водорода у Никиты случился нервный тик с ногодрыжеством раненой конечности. А когда ему показали бинт, его охватило предчувствие скорого конца. Истерика его была такой громкой, что тетка схватилась за телефон, чтобы вызвать санитаров. Никита повис у тетки на руках, назвал ее «Тетечкой Олечкой» и умолил позволить ему умереть дома. Мы пустили в ход уже откатанный прием приуменьшения опасности. Назвали рану царапиной, а Никиту беременной истеричкой. Привели в пример Ивана, который совсем недавно пришел домой без зубов и с кровавой дырой во рту. Тетка показала Никите шрам на ноге от открытого перелома. Находящая в гостях соседка Валентина оголила стопу и продемонстрировала след от битой бутылки, на которую она много лет назад наступила со всей юной прыти. Я уже задрала было майку, чтобы показать шрам от аппендицита (других у меня нет), но Никита вдруг успокоился и позволил себя обработать.

Потом он пил чай с мятой и рассказывал, как когда-то упал с крыши сарая и так не орал — держался. А еще однажды ударился головой, почти что виском, так, что на почти что виске вздулась кровавая шишка, и тоже обошлось без лишнего шума.

— Я просто испугался, — сказал Никита и пошел домой.

— Этот мальчик странный, — сказала о нем Лена. — Он психический. Разве можно так орать?

Тетка напомнила Лене шоу, которая она устроила не так давно в приемном отделении больницы. Лену привезли туда на Скорой и попытались осмотреть, но позорно отступили, когда Лена совершенно нечаянно врезала врачихе ногой в челюсть.

— Так то больница! — сказала Лена. — Там иголки видали какие? А тут-то что орать?

Ответа ни у кого не нашлось, и вопрос остался риторическим.

* * *

Я отказалась от сахара, и мир открылся с новой стороны. Новый вкус знакомых продуктов удивляет. Есть их совсем не хочется. Теперь они попадают в организм, только когда тот рычит от голода. Чувствую, что наполняюсь легкостью и, если еще немного потренироваться, смогу улететь с северным ветром. Ах, какое блаженство! Буду летать над Оршей без зонтика и метлы и срать людям на головы, ну не сказка ли? И вдруг сегодня утром отпиваю какао и фонарею. Какао приторно-сладкое. Узнаю любимую пропорцию — две ложки на чашку. Не понимаю, — как??? Точно помню, что сыпала в чашку ложку коричневого порошка и заранее сморщилась. Подумала, что, блин, придется его пить. А я как-то не люблю какао без сахара. Но это лучше, чем несладкий чай или горький кофе. Помню, как потом взяла чайник и налила в чашку кипяток и размешала. Но когда я успела бухнуть туда сахар??? Сперва испугалась, потом решила не впадать в панику и подумать трезво. Если подумать трезво, тут одно из двух. Первое: моя тушка, скучая по сахару, на какое-то время отключила мозг и отправила руки в сахарницу. Стерва! Я знала, что на нее нельзя положиться. Тупое животное думает только о желудке. Второе: во мне живет подселенец, который периодически выскакивает наружу и делает мной все, что хочет. Последнее не просто похоже на правду, — вообще все объясняет. Теперь понятно, кто делает все глупости в моей жизни, от которых я потом оказываюсь в разных точках планеты. Но, в принципе, мне с подселенцем повезло, с ним жить можно. Он чокнутый, но любит движуху, с ним не соскучишься. Я спокойной выпила приторное какао. Что бы и кто бы это ни был, он чисто сработал и заслужил сладкое.

* * *

Мы наконец-то прокололи дяде Оле нос, и она сразу так набралась женственности, что едва не упала в обморок. Потому что опытный пирсинг-бой Рома привез из Питера катетеры, которыми в Питерском зоопарке пирсингуют слонов и бегемотов. Вот такая толстенная игла! По идее, катетер вставляется в ноздрю, в него вставляется серьга с крючковатым хвостиком и вся конструкция легко продергивается насквозь. Мне так кололи нос, и было не страшно. Но у Ромы все вышло через то место, откуда руки растут.

Он взял эту чудовищную иглу и воткнул Ольге в носовую перегородку. Хлынула кровища. Ольга стекла по стулу на пол. Я побежала за нашатырным спиртом и по ошибке схватила камфорный. Но Ольга все равно так отчаянно от меня отбивалась, что ей полегчало. Она вернулась на место и сказала: «Продолжайте!» Рома вынул иглу и начал вкручивать сережку. А она никак не вкручивалась. Рома пыхтел и крутил, тетка бледнела и обливалась кровавыми соплями. У Ромы тряслись руки и голос. Этим своим дрожащим голосом он попросил меня его сменить. А я догадалась заглянуть тетке в нос. И там совсем не увидела кончика сережки. Дырочку вижу, а кончика в ней нет. Пирсинг-бой мальчик Рома, проколовший на своем теле все, что только можно, в теткином случае, как последний пэтэушник, прокручивал крючок внутри ее носового хрящика и прокопал в нем глубокие ходы. Мы выдернули серьгу вместе с фонтанчиком крови, и вставили другую, без крючка, а с маленьким шариком на конце. Дыра была огромной, маленькая сережка легко в нее провалилась. Ольга перевела дух, заклеила нос пластырем и взяла выходной — легла на кровать приходить в себя.

— Зато, — удовлетворенно сказала она, — мы сэкономили девяносто пять тыщ.

Именно столько стоит прокол носа в единственном на весь город косметическом салоне «Улыбка».

Тетка щеголяла с залепленным носом весь день. Рома находил, что ей чертовски идет пирсинг. Но на этом Ольгины мытарства не закончились. Вечером мы решили сделать ей перевязку носа и вместе с пластырем отлепили сережку. Всунули обратно, положили сверху лист алоэ (а мы все раны лечим именно так) и закрепили свежим пластырем.

Утром оказалось, что сережка изнутри носа не торчит, и вообще стоит как-то пыром. Я снова заглянула тетке в нос и ужаснулась. Сережка ушла в прокопанные Ромой ходы, а дырочка с другой стороны благополучно за ночь заросла. Любой человек на месте тетки смирился бы перед судьбой, но дядя Оля проявила свой стальной характер и велела подать новый одноразовый шприц. Рома колоть заново тетке нос категорически отказался, пришлось мне. Я шикнула рукам, чтобы не тряслись, вспомнила, что когда-то уже колола иголками живое тело — ставила коту антибиотики. Я продела иголку в теткину ноздрю и вставила сережку. Все вышло, как надо. Ольга осталась страшно довольной. Она покрутилась перед зеркалом, надела шорты и новую майку в обтяг, оседлала велосипед и отправилась выгуливать свой фальш-брильянт по округе — в сберкассу, магазин и РайОНО. Так что пока все — тьфу-тьфу — хорошо. Но еще не вечер, конечно же, еще не вечер…

* * *

Женя притащила в дом еще одну кошку. Она нашла ее прямо за околицей и поклялась, что прямо завтра отнесет его на базар и отдаст в хорошие руки. Назавтра была воскресная школа. В понедельник базар не работал. Во вторник мы к этой кошке уже привыкли. Она похожа на репей — серая, лохматая, с острым хвостиком и крючковатыми колючками. От одежды отдирается с характерным репейным звуком. Мы ее так и назвали — Репа. Полностью — Репетиция. И все же вторая кошка в нашем хозяйстве — явный перебор.