Богоматерь Нильская - Схоластик Мукасонга

означает? „Защитите ее“». – «Можешь во мне не сомневаться, я исполню то, чего хотел твой отец, ты мне слишком дорога. Но я знаю еще одно имя, оно твое навсегда, оно ждет тебя. Если ты захочешь еще раз навестить меня, я все тебе объясню».

Я по-прежнему не понимала ничего из того, что он говорил, но при этом просто сгорала от любопытства и желания узнать, что все это означает, и в конце концов недолго думая ответила: «Я приду в следующее воскресенье, но только с подругой, одна я не хочу». – «Если твоя подруга похожа на тебя, можешь взять ее с собой, но только если она такая же, как ты. Для нее тоже найдется место». – «Я приду с ней. А сейчас уже поздно. Отвезите меня в лицей, но так, чтобы никто нас не увидел!» – «Мой старый джип не любит проезжих дорог». Он высадил меня за бунгало для гостей лицея и умчался на полной скорости. Было уже почти шесть.

– Странная история, – сказала Вирджиния. – У этого белого явно не все дома. А кого ты возьмешь к нему с собой?

– Тебя, конечно. В следующее воскресенье ты пойдешь со мной к этому белому. Будем играть в богинь! Вот увидишь, это как в кино.

– А ты не думаешь, что это опасно? Ты же знаешь, что делают белые с девушками, которых заманивают к себе. Эти белые думают, что им все позволено, что они могут здесь делать то, что дома запрещено.

– Да нет, тут нечего бояться. Фонтенайль – просто чокнутый старикан. Он сдержал обещание: даже близко ко мне не подошел. Я же говорю: я для него богиня. И с тобой будет так же. Знаешь, что белые рассказывают про тутси? Я читала в разных книгах в библиотеке. Его часовня в саду что-то мне напомнила. Я поискала в книгах про Античность. Его часовня – это не Греция, не Рим, это Египет времен фараонов, Моисея. Колонны, росписи – все как в книге. Он сумасшедший, построил себе в саду египетский храм. И женщину с росписи с коровьими рогами на голове я тоже видела в книге, это богиня Изида, ну или Клеопатра, как в фильме.

– Тогда он язычник! Я думала, что их больше нет среди белых. Что он собирается с нами делать в своем храме?

– Не знаю. Может, он хочет сделать с нас портрет, сфотографировать или снять на кинопленку. Может, собирается нам поклоняться. Здорово, правда?

– Ты тоже спятила, как и он!

– На каникулах, когда у меня бывает немного денег, я хожу смотреть кино во французский культурный центр. И мне всегда хочется самой оказаться в фильме, быть актрисой. Так вот мы и сыграем богинь у белого старикана. Как в кино.

– Я пойду с тобой, чтобы тебя защитить, и для верности спрячу под юбкой ножик. Мало ли что может случиться.

Джип ожидал их за большим камнем Рутаре. Увидев их, господин де Фонтенайль в знак приветствия широким жестом снял панаму. Вероника заметила, что череп у него блестит, словно блики на поверхности озера у подножия гор. Но вот на солнце нашла тучка, озеро померкло, а господин де Фонтенайль снова нацепил свою панаму цвета хаки.

– Как я и говорила, мы пришли с подружкой, – сказала Вероника, – это Вирджиния.

Господин де Фонтенайль окинул Вирджинию долгим взглядом.

– Здравствуй, Вирджиния, – сказал он наконец, – добро пожаловать, ты будешь для меня Кандакией, королевой Кандакией.

Вирджиния с трудом удержалась от смеха.

– Меня зовут Вирджиния, а настоящее мое имя – Мутамуриза. Если хотите, я буду для вас Кандакией, белые всегда называют нас так, как им нравится. В конце концов, имя Вирджиния тоже не мой отец выбирал.

– Я все объясню тебе. Имя Кандакия придумали не белые. Так звали королеву, черную королеву Нила. Вы, тутси, – ее потомки. Ну, садитесь.

Джип сорвался с места, выворотив ком травы и грязи, и, следуя невидимой тропой, стал выписывать зигзаги между скалами. Вероника с Вирджинией вцепились друг в друга, чтобы их не выбросило из машины, которая, впрочем, вскоре проехала под металлической аркой, обозначавшей въезд в имение, и проследовала дальше, мимо одичавших кофейных деревьев и ряда одинаковых домиков. «Здесь раньше жили мои работники, – пояснил господин де Фонтенайль, – я когда-то думал разбогатеть на кофе. Такой вот я был дурак, но хозяин хороший. Теперь тут живут мои пастухи, воины, мои ингабо. Скоро сами увидите». Джип остановился перед крыльцом большой виллы.

Они прошли в гостиную, украшенную трофеями. Бой в белой ливрее с золотыми эполетами по-военному отдал им честь. Господин де Фонтенайль указал девочкам на два ротанговых кресла, в которые им следовало сесть. Бой поставил на низкий столик стаканы с оранжадом и поднос со сладостями.

Господин де Фонтенайль устроился напротив на диване из бамбука, покрытом леопардовыми шкурами. Какое-то время он сидел молча, прикрыв руками лицо. Когда он убрал их, глаза его горели таким ярким блеском, что Вирджиния поспешила проверить наличие под юбкой спрятанного там заранее ножика, а Вероника потихоньку сделала знак, чтобы та приготовилась к бегству. Однако господин де Фонтенайль не набросился на них, а заговорил.

Он говорил долго, его голос то дрожал от волнения, то становился низким, то переходил в шепот, чтобы потом снова зазвучать в полную силу. Он без конца повторял, что собирается открыть им великую тайну, тайну, имеющую к ним прямое отношение, тайну народа тутси. За долгие годы жизни на чужбине, пояснил он, тутси утратили память. Они сохранили свои стада, свой благородный вид, красоту своих дочерей, но память потеряли. Они не знали теперь, кто они, откуда пришли. А он, Фонтенайль, знает, откуда явились тутси и кто они такие. Как он сделал это открытие – это долгая история, история всей его жизни, его судьба, он не боится этого слова.

Когда он жил в Европе, он хотел быть художником, но его картины никто не покупал, а его благородная семья (он усмехнулся, произнося это) давно разорилась. Тогда в надежде разбогатеть он отправился в Африку. Он получил землю здесь, в горах, где никто не желал селиться. Большое имение для разведения кофе сорта «арабика». Он стал плантатором, колонистом. Разбогател. Ему нравилось охотиться, он ездил на сафари в Кению, на озеро Танганьика. Двери его были всегда открыты, и, несмотря на плохие дороги, гости из столицы любой ценой старались воспользоваться его приглашением. В большой гостиной много пили, много разговаривали, обсуждали столичные сплетни, количество убитой на охоте дичи, цены на кофе, непроходимую глупость слуг