Незнакомцы на мосту - Джеймс Донован

Протокол расследования на предмет депортации свидетельствует о том, что в середине заседания Абель и его адвокат сделали тридцатидвухминутный перерыв, чтобы посовещаться. Своего адвоката, мистера Атласа, Абель нашел благодаря местному указателю адвокатов, и тот, соглашаясь принять на себя соответствующие функции, конечно, полагал, что займется обычным делом о депортации. После перерыва Абель признал все выдвигавшиеся против него обвинения, включая и то, что он не указал своего адреса, опасаясь, что «в результате обнаружился бы факт его незаконного пребывания в Соединенных Штатах».

«Я признаю и это, — сказал он и закончил показания заявлением: — Пожалуй, я согласен на депортацию».

В своих последующих показаниях Абель пояснил: «Впоследствии примерно в течение трех недель меня ежедневно допрашивали разные сотрудники ФБР. Они все время твердили, что, если я пойду на «сотрудничество» с ними, они смогут предложить мне хорошую еду, напитки, номер с кондиционером в отеле и работу с годовым окладом десять тысяч долларов в государственном учреждении Соединенных Штатов. Я отказался обсуждать эти вопросы, и меня больше не допрашивали.

Во время моего шестинедельного пребывания в мак-аллен-ской тюрьме сотрудники ФБР предъявили мне ордер на арест по обвинению в уголовном преступлении. Мне сообщили, что имеется обвинительный акт, датированный 7 августа 1957 г., однако не показали его. Затем меня доставили к мировому судье, и он принял постановление о передаче меня в штат Нью-Йорк».

Обвинение не отрицало, что Абель каждый день в течение трех недель допрашивался сотрудниками ФБР и что те предлагали ему еду, напитки и номер в отеле в качестве вознаграждения за сотрудничество. Обвинение просто констатировало: «С 27 июня по 7 августа, по день, когда задержанному было предъявлено обвинение и он был переведен в Нью-Йорк, он находился под стражей в лагере для интернированных в Мак-Аллене». Последующие события стали развиваться слишком быстро для Абеля, человека, привыкшего к осторожным, продуманным действиям. Вопрос о выдаче рассматривался мировым судьей Дж. К. Холлом 7 августа в Эдинбурге (штат Техас) и был решен за двадцать минут.

— Почему вы взяли себе такую фамилию? — поинтересовался судья Холл. — Абель — достаточно распространенная фамилия в наших краях. У нас много людей с такой фамилией в Южном Техасе и в Валли.

Абель усмехнулся и ответил:

— Эта фамилия немецкого происхождения.

На следующий день Абеля увезли из Техаса на самолете для предъявления обвинительного акта и предания суду.

Воскресенье, 1 сентября

Было воскресенье, но мы провели совещание своего «штаба». Том Харнет, сотрудник нашей фирмы, поднаторевший в тяжбах, разбираемых федеральными судами, также согласился участвовать в нем. Мы обсудили наши возможные действия. Прежде всего мы договорились о том, что необходимо ходатайствовать об отсрочке процесса по крайней мере до 16 октября. Открытие же процесса было назначено на 16 сентября. Таким образом, он должен был начаться уже через две недели. По нашему мнению, такой срок был совершенно неприемлем, так как к защите надо было основательно подготовиться.

Обсуждая обычные для каждого судебного дела вопросы, мы решили потребовать список свидетелей обвинения, состав предполагаемых присяжных, а также детальное изложение предъявляемых Абелю обвинений. Поскольку газеты представляли Хэйханена как основного свидетеля обвинения, мы решили потребовать встречи с ним, как только обнаружим его фамилию в списке свидетелей. Мы также поставили вопрос об ознакомлении с его показаниями. Это даст нам возможность выявить в показаниях противоречия, что может оказаться нам полезным при перекрестном допросе. Мы договорились, что уже в ближайшее время будем добиваться встречи с прокурором для решения этих вопросов.

В тот вечер я говорил относительно Хэйханена с бывшим лейтенантом нью-йоркской службы розыска Эдом Фаррелом. Я объяснил ему, как важно для защиты составить досье на Маки, но предупредил, что мы должны это сделать так, чтобы У обвинения не возникло никаких подозрений. Я подчеркнул то обстоятельство, что конспиративная кличка Хэйханена «Маки» до настоящего времени официально оставалась «секретом», не раскрытым обвинением защите.

Мне удалось узнать, что в «финском городке», где, по словам Абеля, Хэйханен проводил значительную часть своего времени, живет много уважаемых граждан, но по ночам этот городок мог оказаться весьма неприятным местом. Эд сказал: «Здесь любят бывать финские матросы, а некоторые из них, когда напиваются, могут укокошить вас, если вы попадете им под горячую руку». Он предостерегал меня от того, чтобы я стал сам разыскивать следы Маки в притонах «финского городка», и обещал потихоньку навести справки через сыщиков местного полицейского участка, а также через содержателя одной таверны, который, по его мнению, был достаточно хорошо осведомленным человеком.

Понедельник, 2 сентября

Утро я посвятил дальнейшему изучению обвинительного акта. Важно было то, что лишь первый его пункт предусматривал смертную казнь, то есть в случае, если удастся доказать, что Абель действительно виновен в заговоре с целью передачи информации России. Абель же полагал, что у обвинения нет доказательств по этому пункту и, пожалуй, позиция обвинения здесь будет шаткой. Во втором пункте Абель обвинялся лишь в заговоре с целью сбора информации, а о передаче информации там ничего не говорилось. Если только на суде этот пункт получит подтверждение, мы сможем направить дело к оправданию обвиняемого по первому пункту и в случае удачи спасти жизнь полковнику.

Позднее в этот же день я прочитал недавно опубликованную книгу под названием «Лабиринт», написанную Вальтером Шелленбергом, руководителем гитлеровской службы контрразведки. Шелленберг, которого я знал по его показаниям на Нюрнбергских процессах, сделал одно интересное наблюдение. Он писал, что когда вел допрос «стойкого до конца» польского шпиона (хотя его подвергали пыткам), то заметил, что, как только этот человек узнал, что они — люди «одной профессии», он стал совершенно свободно рассказывать Шел-ленбергу о методах разведывательной деятельности, хотя знал, что ему уготована смертная казнь.

То же самое мог наблюдать и я. То обстоятельство, что я во время войны был связан с разведывательной деятельностью, по-видимому, заставило Абеля смотреть на меня как на своего рода агента в отставке, который может понять его профессиональные трудности. Надеюсь, однако, что он убедился в моих честных намерениях сделать все возможное для его пользы.

Среда, 4 сентября

Утром мы встретились с прокурором Муром и рассказали ему о запланированных нами предварительных действиях, подчеркнув в первую очередь важность отсрочки начала процесса. Он согласился отложить процесс на две недели при условии, если Вашингтон это одобрит. Если через две недели мы не будем готовы, он даст согласие отсрочить процесс еще на две недели.

Покинув кабинет прокурора, мы вновь встретились с Абелем. На нем был новый костюм. В сером костюме, белой рубашке и в «консервативном» полосатом галстуке он выглядел совсем по-иному. Приветливо улыбаясь, он встал, чтобы поздороваться с нами. Мы сразу же занялись вопросом, намеченным на сегодня, — Хэйханеном. В ответ на мои вопросы Абель дал полное описание внешности своего бывшего помощника: «Примерно тридцати пяти лет… рост пять футов восемь дюймов, вес около ста семидесяти пяти фунтов… крепкого телосложения… лицо белое… густая шевелюра каштановых волос… тонкие губы и квадратная челюсть… серо-голубые глаза…»

Абель был уверен в том, что Хэйханен вступил в сделку с ФБР и затем по указанию ФБР отправился в Европу для создания легенды своей «измены». К такому выводу он пришел, узнав, что в январе или феврале Хэйханен попал в автомобильную катастрофу и был доставлен в госпиталь. В карманах у него было более тысячи долларов наличными, и когда полиция произвела у него дома обыск, то среди прочих вещей обнаружила коротковолновый радиоприемник. Полковник сказал, что кто-то, наверное, тогда и сообразил, в чем дело.

Абель рассказал, что Хэйханен отличался удивительной способностью всегда нуждаться в деньгах и что ему неоднократно приходилось давать тому деньги. Ранее Абель сообщил, что Хэйханен имел пристрастие к водке.

Мой собственный вывод, о котором я не счел нужным сообщать Абелю, заключался в том, что при всех своих слабостях Хэйханен был вовсе не такой дурак, когда речь шла о спасении собственной шкуры.

Возвращаясь к ранее рассмотренным вопросам, Абель вновь стал отрицать, что он когда-либо осуществлял передачу информации по радио с территории США.