Тени над Гудзоном - Башевис-Зингер Исаак

— Да, каждый ищет свой выход, — сказал он.

— Вы ведь тоже религиозны, — сказала Фрида Тамар полуутвердительно-полувопросительно.

— Да, но я выбрал другой путь.

— Могу ли я спросить какой?

С минуту Якоб Анфанг колебался. Потом в его черных глазах блеснул огонек иронии:

— Если я вам скажу, вы убежите. А то и хуже.

— Почему я должна от вас убегать? Каждый несет ответственность за себя.

— Я ушел от еврейства… Я больше не еврей, — ответил Якоб Анфанг. При этом лицо его стало строгим, а глаза наполнились горечью. У Фриды Тамар было ощущение, будто мозг содрогнулся в ее черепной коробке, как ядро ореха в скорлупе. Ей стало холодно. Она сидела напряженная, беспомощная. Внутри все застыло. Фрида не знала, что сказать.

— Почему? — наконец выдавила из себя она.

— Что, испугались? — спросил Якоб. — Дело было так. Мне попался Новый Завет… И я нашел в нем ответы на свои вопросы.

— Что там есть такого, чего нет в наших священных книгах?

— Не знаю. Но там нет красной коровы и нет обезглавленной телицы.[419]

Глаза Фриды Тамар наполнились слезами.

— Нет. Но только что перебили шесть миллионов евреев, а они молчали. Убийцы резали, а священники смотрели на это.

— Это были не настоящие христиане.

— А кто же такие настоящие христиане?

— Мы, евреи.

— Зачем называть себя христианами? У Бога нет ни компаньонов, ни сыновей.

— Все это символика.

— Инквизиция не была символом.

Якоб Анфанг не ответил. Фрида Тамар смотрела на него. Сквозь слезы его лицо казалось затуманенным, искаженным, расплывшимся. Он улыбался какой-то недоброй улыбкой. Фрида Тамар принялась вытирать лицо. «Господи на небе, сжалься над ним, — мысленно попросила она, — этот человек очень страдает!..»

4

Пока это было тайной, но Эстер вышла замуж за доктора Олшвангера. Это случилось так: она убежала от Грейна, оставив его одного на ферме в штате Мэн. Ушла после ссоры. Это случилось в начале декабря. Она выбежала на дорогу с двумя сумками, остановила машину, шедшую в Бетель, а там села на автобус в Нью-Йорк. Она приехала в Нью-Йорк через день после похорон Мориса Плоткина. Он ел на ужин утку, зажаренную его закадычным другом Сэмом. Посреди ночи у него случился сердечный приступ. Как ни странно, но, хотя Морис Плоткин много лет говорил о своем завещании, он так его и не оставил. Его дети пытались забрать все наследство себе, но Эстер наняла адвоката. Похоже, что адвокат сговорился с наследниками: он убедил Эстер удовольствоваться какими-то мелочами. К тому же оказалось, что Морис Плоткин был далеко не так богат, как он похвалялся. После него остались даже долги. Именно тогда снова появился доктор Олшвангер. Он сделал Эстер предложение, и она сразу же это предложение приняла.

— Простите, доктор, но я готова выйти замуж даже за кошку, — сказала она.

Это было оскорбление, но доктор Олшвангер привык проглатывать оскорбления. Кроме того, что ему была нужна жена, благодаря этому браку он мог получить американское гражданство. Он больше не мог возвратиться в Эрец-Исраэль, где его поджидали враги, готовые разорвать Олшвангера на куски…

Доктор не ограничился гражданской регистрацией брака, а устроил религиозную церемонию с раввином. После этого они с Эстер на неделю поехали в Лейквуд. Там Эстер всю неделю лежала в постели и, не переставая, разглагольствовала о Грейне.

— Я ему враг, — говорила она. — Вы слышите или нет? Я никогда не знала, что любовь может превратиться в ненависть.

— Похоть есть ненависть, — проворчал Олшвангер.

— Именно так. Вы очень умны. О, если бы я знала это пятнадцать лет тому назад, то не попала бы в объятия такого человека.

— Все можно исправить. Мы еще можем быть счастливы.

— Конечно. Говорите мне мудрые слова! Я люблю мудрость…

— Уже время, чтобы мы перешли на «ты».

— Конечно, конечно, но мне как-то трудно это произнести.

Поскольку Олшвангеру было нечего делать, а немногие постояльцы отеля были в основном старыми еврейками, он предложил Эстер совершить «душевное путешествие», под которым подразумевалась особая форма психоанализа. Он велел Эстер говорить, а сам сидел с тетрадью и авторучкой Эстер рассказывала ему все, ничего не скрывала — ни своих девичьих желаний, ни своих женских прегрешений, ни неприятностей, которые доставил ей бывший муж-недотепа, живущий сейчас в Эрец-Исраэль, ни запутанного романа с Грейном. Эстер смеялась и плакала. Она рассказывала такие необычные вещи, что доктор Олшвангер не мог поверить в их реальность. Она наговаривала на себя такие безумства и грехи, что было просто немыслимо допустить, будто человек может через все это пройти. Однако Олшвангер знал, что в человеческой душе не существует лжи. Разве есть разница между реальным фактом и желанием? Если человек — это часть природы, то каждое слово и каждая мысль — это часть вселенной, физической и мысленной. Надо только понимать разницу между основным и второстепенным, между мечтой и реальностью. Доктор Олшвангер не уважал ни Фрейда, ни Адлера, ни Юнга. Конечно, каждый из них прикоснулся к истине, но лишь прикоснулся. Они преувеличивали, делали особый акцент на второстепенных вещах, все переворачивали с ног на голову. Секс, конечно, важен, но секс — это не все. Конечно, человек жаждет силы и влияния, но это внешнее проявление, а не суть. Конечно, индивидуум является частью коллектива, расы, но это тоже не все. Олшвангер сравнивал Фрейда, Адлера и Юнга с Коперником, Галилеем и Кеплером. Каждый из них открыл часть правды о Солнечной системе, но только Ньютон подвел научный итог.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Его, доктора Олшвангера, теория состоит в том, что все силы и вся борьба в человеческой душе крутятся вокруг рабства и свободы. Он вернул в философию старые еврейские понятия злого и доброго начал. Злое начало есть голая природа, хаос, скрывающийся за всеми законами природы, у которой хотя и есть какая-то цель, но цель далекая. Случайность и телеология встречаются, но только в бесконечности, как две параллельные линии. Однако человеческая душа любыми средствами пытается избежать долгого пути. Она хочет преодолеть случайность, совершить скачок. Поскольку человек не может быть свободен во всех сферах, он ищет свои формы свободы. Каждый предпринимает свои усилия, и этими усилиями можно измерять человеческую личность, а человеческие горести и переживания обретают смысл. Все дело в том, сколько и как человек согласен страдать за привилегию свободы выбора и как далеко заходит его способность отличать свободу от рабства. Нечестивец глуп, ибо не знает, что такое свобода, и не хочет за нее бороться. К тому же он болен психически, потому что безумие есть не что иное, как абсолютное отвержение свободы. Невротики — это люди, которые неспособны примириться с рабством, но и не имеют сил, чтобы добиться для себя свободы. Он постоянно пребывает на границе, на ничейной земле, между двух огней и потому получает удары с обеих сторон.

Речи Эстер, ее странные высказывания, ее отклонения от темы и фантазии — все подтверждало теории Олшвангера. Из ее уст вырывались слова, в которых заключались скромность и набожность поколений раввинов, цадиков, богобоязненных евреев, но вместе с тем — и вожделение поколений еврейских девушек, которым навязывали кротость, вместо того чтобы учить их достоинствам этой стороны жизни. Олшвангер считал, что многие несчастья современного человека вообще и современного еврея в частности проистекают от того, что женщину держали в духовном порабощении, не давали ей возможности мыслить и находиться на передовых позициях в борьбе со злом. Женщина обижена и природой, и обществом. Евреи даже отняли у женщины право изучать Тору, отобрали у нее много заповедей, и потому она стала носительницей ассимиляции, представляющей собой особо гнусную форму рабства. Есть только одно средство решения этой проблемы — возвратить женщине Тору, сделать ее полноценным соучастником дарования Торы на горе Синайской. Что же касается иноверцев, то и они обязательно должны принять еврейство, потому что любая другая религия, кроме иудаизма, представляет собой компромисс между свободой и рабством, а не решительную и открытую войну против Сатаны…