Полное собрание стихотворений - Валерий Брюсов

1905

Близким

I

Нет, я не ваш! Мне чужды цели ваши,Мне странен ваш неокрыленный крик,Но, в шумном круге, к вашей общей чашеИ я б, как верный, клятвенно приник!

Где вы – гроза, губящая стихия,Я – голос ваш, я вашим хмелем пьян,Зову крушить устои вековые,Творить простор для будущих семян.

Где вы – как Рок, не знающий пощады,Я – ваш трубач, ваш знаменосец я,Зову на приступ, с боя брать преграды,К святой земле, к свободе бытия!

Но там, где вы кричите мне: «Не боле!»Но там, где вы поете песнь побед,Я вижу новый бой во имя новой воли!Ломать – я буду с вами! строить – нет!

30 июля 1905

II

Нам руки свободные свяжутИ шею обтянут веревкой,Попы нам прощение скажут,Повесят нас быстро и ловко.

Я буду качаться, качаться,Без пошлой опоры на землю,И будет в бреду мне казаться:Я шуму великому внемлю.

Мне будет казаться: народыСобрались внизу перед нами,Искателей новой свободыСошлись проводить со слезами.

И буду, качаясь, кивать я,Как будто при громе приветствий,Как будто все люди мне братья,Как это мне грезилось в детстве.

Кругом, как я корчусь, взирая,Все зрители будут смеяться,А я, над толпой умирая,Все буду качаться, качаться.

1905

Предание

Посвящаю Андрею Белому

И ей надел поверх чела

Ив белых ландышей венок он.

Андрей Белый

I

Повеял ветер голубойНад бездной моря обагренной.Жемчужный след чертя кормой,Челнок помчался, окрыленный.

И весь челнок, и плащ пловцаСверкали ясным аметистом;В кудрях пророка, вкруг лица,Закат горел венцом лучистым.

И в грозно огненный ЗакатУйдя безумными очами,Пловец не мог взглянуть назад,На скудный берег за волнами.

Меж ним и берегом рослиОгни топазов и берилла,И он не видел, как с землиСтремила взор за ним Сибилла.

И он не видел, как онаУпала вдруг на камень черный,Побеждена, упоенаСвоей печалью непокорной.

И тень, приблизившись, легла,Верховный жрец отвел ей локон,И тихо снял с ее челаИз белых ландышей венок он.

II

И годы шли. И целый деньОна скользила в сводах храма,Всегда задумчива, как тень,В столбах лазурных фимиама.

Но лишь сгорел пожар дневнойИ сумрак ширился победно,По узкой лестнице витойОна сходила тенью бледной, —

В покой, где жрец верховный ждалЕе с покорностью всегдашней,При дымном факеле, и алБыл свет из окон старой башни.

Струи священного винаПьянили мысль, дразня желанья,И словно в диком вихре сна,Свершались таинства лобзанья.

На ложе каменном ониБезрадостно сплетали руки;Плясали красные огни,И глухо повторялись звуки.

Но вдруг, припомнив о былом,Она венок из роз срывала,На камни падала лицомИ долго билась и стенала.

И кротко жрец, склонясь над ней,Вершил заветные заклятья,И вновь, под плясками огней,Сплетались горькие объятья.

III

И годы шли, как смены сна,Сходя во тьму сквозь своды храма,И вот состарилась онаВ столбах лазурных фимиама.

И ей народ алтарь воздвигДавно, как непорочной жрице,И только жрец, седой старик,Знал тайну замкнутой светлицы.

Был вечер. Запад гас в огне.Ушли из храма богомольцы.На малахитовой волнеСплетались огненные кольца.

И вырос призрак корабля,И близился безвестный парус,И кто-то, бледный, у руляРонял сверкающий стеклярус.

Уже, мерцая, месяц стылСерпом из тусклого оникса,Когда ко храму подступилПришлец с брегов холодных Стикса.

И властно в ясной тишинеРаздалось тихое воззванье:«Вот я пришел. Сойди ко мне, —Настало вечное свиданье».

И странно вспыхнул красный светВ высоких окнах башни старой,Потом погас на зов в ответ,И замер храм под лунной чарой.

И в красоте седых кудрейПредстала у дверей Сибилла,Простер он властно руки к ней,Она, без слов, главу склонила.

Спросил он: «Ты ждала меня?»Сказала: «Верила и ждала».Лучом сапфирного огняЛуна их лик поцеловала.

Рука с рукой к прибою волнОни сошли, вдвоем отныне...Как сердолик – далекий челнНа хризолитовой равнине!

А в башне, там, где свет погас,Седой старик бродил у окон,И с моря не сводил он глаз,И целовал в последний разИз мертвых ландышей венок он.

1804 – ноябрь, 1906 – март, 1906 – январь

Плач Лаодамии

Нет, слова гонцов не ложны!Ты безвременно сражен!Все надежды невозможны,Все, что счастье, – только сон!Я лишь ночь одну вкушалаУмиленье ласк твоих,И не знаю, как не знала,Ты мой муж иль мой жених!Ты мой пояс непорочныйВ вечер брака развязал,Но уже к стране восточнойВетер парус напрягал!Помню я: росой минутнойОкропил меня Морфей...Вдруг, сквозь сон, я слышу смутноНет твоей руки – в моей.Просыпаюсь: блеск доспеха,Со щитом ты предо мной...И, как робкий ропот смеха,День стучится за стеной.Я вскочила, охватилаСтан твой с жадностью змеи,Миги длила и ловилаОчи милые твои.

Март 1906

Под утро

Еще было совсем темно,И горели в ряд фонари,Но я приоткрыл окноИ понял приближенье зари.

От лазури, побелевшей вдруг,Отделились, как дым, облака,В сумраке, поредевшем вокруг,Обозначился парк и река.

И скоро в сизой дали,Казавшейся черным концом,Опять поднялись с землиКрыши – за домом дом.

И, звезды гася, в небесаКто-то влил лиловый сок,И мне сладко повеял в глазаИздалека ветерок.

6 апреля 1906

Остров

Пусть он останется безвестнымЗа далью призрачной неведомых морей,Пусть он не станет вымеренным, тесным,Как дом, как комната: от окон до дверей!

Чтоб с тонких берегов вседневности и жизниВ бинокль мечты чуть видеть мы могли,Как пальмы клонятся в твоей отчизне,Как тщетно к ней стремятся корабли.

Чтоб в море никогда не вышел Генуэзец,Способный привести корвеллу к берегам.Чтоб вечно без людей там красовался месяцИ радостью никто не насладился б там.

Август 1906

Нить

Отдамся ль я случайному наитью,Сознательно ль -кую и правлю стих —Я все ж останусь телеграфной нитью,Протянутой в века из дней моих!

И я смотрю, раскрыв с усильем векиМечты, уставший, словно слабый глаз,В грядущее! – как некогда ацтекиСмотрели в мир, предчувствуя в нем нас.

Август 1906

* * *

Встав, прошумят и сгибнут города,Пройдут и в бездну канут поколенья,Просторы вод иссякнут без следа,И станут басней вольные растенья,Заполнив степи, горы, глубь морей,Весь шар земной, что стал для жизни тесен,По завоеванной планете всейЕдиный город выступит, как плесень,

<1906 >

* * *

Все ближе, все ближе, все ближеС каждым и каждым мгновеньемБесстрастные Смерти уста,Холоден ее поцелуй.Все ниже, все ниже, все нижеС покорным и сладким томленьем,Чело преклоняет мечта,Летейских возжаждавши струй.

Что пело, сверкало, манило,Ароматы, напевы и краски,Страсть, познанье, борьба, —Даже ты, даже ты, – Любовь, —Все странно поблекло, остыло.Скудны ненужные ласки,Безразлична земная СудьбаИ тягостно вечное: «Вновь!»

Но страшно суровых оценокСудьи рокового – сознанья,Что днем, и во тьме, и во снеВершит свой безжалостный суд...О, память! Кровавый застенок!Где не молкнут стоны страданья,Где радости плачут в огнеИ скорби во льду вопиют.

Придите, придите, придите,Последние милые миги,Возжгите в немые устаСмущенно слепой поцелуй.Рвутся заветные нити,Спадают с духа вериги,С безумьем граничит мечта,Летейских касаясь струй.

<1906>

* * *

Я безволен, я покоренПред холодным алтарем,Длится труд—велик, упорен, —Жернов мелет тайны зерен,Грудь сдавил глухой ярем.

Кто я? раб неотрешимыйОт тяжелых жерновов.Кто я? раб неутомимый,Узник я в цепи незримой,Доброволец из рабов!

Мне открыты все дороги,Я же медлю у ярма,Слепнут очи, гнутся ноги,Жгут лучи, и ветры строги,И морозом жжет зима...

1906