Пылающая комната - Артем Литвинов

Я сделаю над собой усилие, чтобы еще раз припомнить все, что произошло со мной за последние два месяца. В моем состоянии лучше было бы не возвращаться к прошлому, но я дал себе слово записывать все, что сочту важным.

Он пришел после встречи с С. Сделка не состоялась. Обычно он тут же начинал обсуждать со мной иные возможности достижения целей, и мы успешно приходили к какому-нибудь решению и, как правило, оно приносило удачу. Теперь же вероятность, что мы понесем убытки становиться реальностью. Конрад никогда не мирится с подобными вещами, хотя и знает, что они неизбежны в нашем деле. Он был угнетен случившимся, но не подавал вида. Еще больше он не мог мне простить того, что я сославшись на неотложные проблемы с акциями Redjio corporation не поехал с ним.

Он ушел ужинать без меня, хотя я и собирался присоединиться к нему, когда же он вернулся, то не сказал мне ни слова. Я понял, что надо следовать единственно верной тактике — вывести его из себя.

— Мел, я бы хотел, — начал я, — что-нибудь услышать, что именно он тебе сказал?

— Не имеет значения, — отрезал он.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Ничем.

Он сидел, а я стоял перед ним, не зная, что еще сказать, чтобы заставить его продолжить разговор. Он смотрел прямо перед собой, размышляя то ли над неудачной сделкой, то ли над моим предательством. Внезапно он встал и бросил на стол свой дипломат. Открыв его и, выбросив все бумаги, он нажал замок, и стенка раскрылась, я увидел, потайное отделение. Конрад был достаточно скрытен, я имел случай не раз в этом убедиться, но это обстоятельство меня озадачило. Он вынул футляр, небольшую коробку, и, достав из нее что-то, протянул мне на ладони. Я увидел гладкое кольцо из белого металла, с красными отблесками. Мне никогда не доводилось видеть подобные вещи, но я сразу понял его назначение.

— Зачем это? — спросил я его.

— Специальный сплав. Усиливает кровоснабжение. — он смотрел на меня внимательно и с некоторым беспокойством.

Я подумал, что это шутка, экстравагантная выходка, он был склонен к некоторым странностям, хотя я и не считал их чем-то из ряда вон выходящим. Но от этого уже веяло нездоровой потребностью в экспериментах. Я сказал ему об этом прямо и грубо, я не собирался позволять ему развлекаться со мной подобным образом.

— Это необходимо, Гор, — сказал он тоном врача, настаивающего на операции по жизненным показаниям.

Я тогда подумал, что он сумасшедший, маньяк и садист. Я требовал объяснить, зачем ему это понадобилось, но он покачал головой и, усмехнувшись сказал, чтобы я разделся и лег, ни о чем не спрашивая. Он снял с себя все, и надел кольцо на свой и без того уже стоявший член до самого основания. Я смотрел, на то как он продолжает увеличиваться в объеме и вытягивается, распрямляясь все больше и больше, казалось от приливающей крови он приобретал все более и более красный цвет, это было зрелище не для слабонервных. Кольцо действительно давало тот эффект, о котором он говорил. У меня голова закружилась от возбуждения и страха при взгляде на его лицо с едва заметной улыбкой, кривившей его жестко очерченный красивый рот.

— Нельзя терять времени, ложись, — велел он.

Меня раздирали самые противоречивые желания, но самым сильным из них было взять его в рот, я опустился на колени, придвинувшись к нему вплотную, но он схватил меня за плечи и, подняв на ноги, с перекошенным от ярости лицом толкнул на кровать, и, навалившись, на меня сжал мое горло:

— Раздевайся, я сказал, — прохрипел он, стискивая мое горло, так что я начал задыхаться. В эту минуту я подумал, что лучше бы мне дать ему сломать мне шею, чем вытерпеть все, что он мог сделать дальше. Он не дожидаясь больше, сам раздел меня и перевернув на живот, придавил к постели, я отчаянно сопротивлялся, но вырваться не мог, мне пришло в голову, что пора звать на помощь, но ужас, того, что меня застанут в таком положении, и все это станет достоянием чьих глаз, сдерживало меня так же крепко, как и его руки. Он лег сверху, и меня захлестнуло безумное желание принять его, я хотел его, я готов был терпеть. Он просунул мне руку и произнес:

— Грызи, но чтоб ни звука.

Я оцепенел от страха, это был не обычный страх боли, который у меня был редкостью, это был страх перед неизвестностью, я не понимал, зачем он делает это, и осознавал, что это не похоже на извращенную прихоть, слишком серьезно он требовал, не считаясь ни с чем. Когда он начал вгонять мне его, я испытал такую невыносимую боль, как будто это делалось раскаленным острием штыка, я вцепился зубами в его руку, мне показалось, что хрустнули суставы его пальцев, во рту появился солоноватый вкус, но боль продолжалась, и я продолжал раздирать ее. Что-то звериное безумное проснулось во мне, я бы убил его, если бы смог освободиться. Я кончал, не разбирая от наслаждения или от боли, как это порою случалось с подвергаемыми особенно изощренным пыткам. Красная пелена заволокла глаза, это было похоже на пламя, обступавшее, меня, вливавшееся в меня, но не сжигающее. Боли я больше не чувствовал, не думаю, что я терял сознание хотя бы на минуту, но я отчетливо слышал, то, что слышал:

— Зря, конечно, он обычно слишком спешит.

— Это не опасно, у нас всегда есть запасной выход — холокост.

— На крайний случай, только на крайний случай, не надо чрезмерно усердствовать, выполняйте свои прямые обязанности.

Я открыл глаза и увидел, что Мел сидит на краю постели, а я лежу на спине, не известно как я успел перевернуться. Он погладил меня по плечу:

— Интересно было?

Я решил, что он издевается надо мной, и меня охватила досада, зло. Я готов был подчиниться любой его просьбе, выполнить все, что он захочет, но он хотел только одного — превратить меня в послушный объект для своих извращенных опытов. Он позвонил и заказал ужин в номер на двоих.

— Зачем ты это делаешь? — я не выдержал и не скрывал своего раздражения, — тебе что мало того, что я и так с тобой, живу в одном номере, сплю, ем, даю трахать себя, занимаюсь твоими делами, или ты думаешь, что я сам дерьмо, извращенец, которому это нравится. Я только для тебя на это пошел.

— Заткнись, хватит ныть, — ответил он, спокойно одеваясь и держа в зубах сигару. По его виду было заметно, что он и знать ничего не желает больше.

Доставили ужин, и он сел есть с полным равнодушием. Я тоже встал и сел напротив него, как был голый, мне было все равно. Он ел с отменным аппетитом, а мне кусок в горло не лез. Он взглянул на меня и усмехнулся. Его ничем невозможно было смутить.

— Ешь, — коротко вел он.

Я взял руками кусок мяса и налил себе вина. Видимо, я уже опустился достаточно, чтобы не соблюдать уже никаких норм. Мел не реагировал. Иногда он впадал в ярость мгновенно, но временами его невозможно было задеть ничем. Я начал разрывать мясо зубами и тут посмотрел на его левую руку, которую он держал ее под столом.