Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

Все, кто имел возможность наблюдать его некоторое время вблизи, сходятся в том, что существовал, говоря словами Конрада Хайдена, «резкий водораздел в его личности». Одна часть была, так сказать, «внешней скорлупой» видимого человека, скрывающей «пустую сердцевину» (Шпеер), «бессодержательную индивидуальность» (Фест), «пустоту личности» (Кершоу). Фест также пишет о том, что и сегодня «многие просто не способны смириться с тем, что эти грандиозные события объясняются такой банальной фигурой, как Гитлер»109. Те, кто не видели в нем Бога, часто потешались над его внешним видом. Это был «великий Адольф с маленькими усиками», «страшно бледный» человечек ниже среднего роста с «кондукторской фуражкой», надвинутой на глаза, «слабое моллюскоподобное существо, тестовидное, как творог, женственное, напоминающее парикмахера, а не воина»110. «Как можно примирить глубину и катастрофические размеры этих событий с вульгарной посредственностью человека, породившего их?» – спрашивает Розенбаум111.

Но порой вульгарная посредственность Гитлера исчезала. Ее место занимала сила, приходившая то ли изнутри, то ли сверху, то ли с заднего плана, превращая его в потрясающе «харизматичное» существо. «Неожиданно, посреди разговора, лицо Гитлера становится напряженным, словно из-за внутреннего видения, – описывает Хайден собственные наблюдения. – В эти моменты его отвратительные черты словно исчезают, а нечто запредельное усиливается до такой степени, что становится страшно. Его глаза смотрят вдаль, будто читая или различая что-то, что не способен видеть никто другой… И вот этот человек, за минуту до того неловко стоявший неподалеку, время от времени бормоча реплики, даже не менявшие направление разговора, неожиданно охвачен решимостью и начинает говорить. Вся комната заполняется его голосом. Деспотичные манеры подавляют каждого, кто пытается прервать его или противоречить ему. Холодок бежит по спине от жестокости его заявлений. Всякий предмет выносится на суд истории, даже самая незначительная вещь кажется великой. Тогда слушатель преисполняется благоговения и чувствует, что в комнату вошло новое существо. Этого гремящего демона здесь раньше не было – между ним и робким сутулым человечком нет ничего общего. Он способен к этому превращению как в личном разговоре, так и перед полумиллионной аудиторией»112.

То же самое происходило, как правило, когда Гитлер произносил свои речи. Фест описывает, с каким режиссерским тщанием он лично разрабатывал все детали, чтобы, в ожидании его, напряжение зала поднялось до высшей точки. «Он запрещал всякие вступительные речи или приветствия; по его мнению, они могут лишь отвлечь аудиторию от его личности. На несколько мгновений он задерживался перед трибуной, механически пожимая руки, немой, рассеянный, с бегающими глазами, но уже готовый, словно медиум, вобрать в себя энергию зала, понестись на крыльях той силы, что уже присутствовала здесь скрыто, лишь время от времени находя выход в выкриках собравшихся. Первые слова ронялись приглушенно, словно на ощупь, в молчание затаившей дыхание аудитории; их часто предваряла пауза, становившаяся, наконец, невыносимой, во время которой оратор собирался с духом. Начало было монотонным, тривиальным, обычно он еще раз проходился по легенде своего восхождения… Это формальное начало еще больше подогревало предвкушение самой речи. Это также позволяло ему прочувствовать общее настроение и приладиться к нему. Раздавшийся свист порой вдохновлял его на боевой тон – и так шло до тех пор, пока не раздавались первые аплодисменты. Именно это создавало контакт, опьяняло его. “Примерно через пятнадцать минут”, по словам свидетеля, “происходило то, что можно описать, лишь употребив старый, вышедший из употребления оборот: в него вселялся дух”»113.

«Когда его личность подвергалась этой трансформации, преобразовывались и все позиции, чувства и ценности. Поэтому “фюрер” мог с величайшей убежденностью делать заявления, противоречащие тому, что говорил “Гитлер” лишь несколько минут назад. Он мог браться за самые сложные проблемы и в несколько минут сводить их к простейшим понятиям, он мог создавать планы кампаний, быть верховным судьей, общаться с дипломатами, игнорировать все этические и моральные принципы, отдавать приказы о казнях или разрушении городов без малейших колебаний. Делая все это, он пребывает в прекрасном настроении. Все это было бы совершенно невозможным для “Гитлера”» (Лангер114).

Эрнст Ганфштенгль, один из ближайших к Гитлеру людей в период его восхождения к власти, вспоминает: «У него был хамелеоновский дар отражать желания масс. Он общался с ними на какой-то особой длине волны, не словами, но другим типом вибраций, на который он мог настраиваться. В этом, быть может, заключалась одна из причин его полного презрения к иностранным языкам и к необходимости изучать и понимать их. Бывало, он разговаривал с иностранцем через переводчика, но его дар медиума работал с индусом так же хорошо, как и с готтентотом».

«Он обладал чертами медиума, – продолжает Ганфштенгль, – который то ли индукцией, то ли осмосом впитывает страхи, амбиции и эмоции всей немецкой нации, а потом дает им выражение… Он может сидеть часами, развалившись как крокодил в нильском иле, как паук, застывший в центре паутины. Но как только к компании присоединяется кто-то интересный… ты видишь, как он словно включает все свои инструменты. Будто радаром ощупывает он все существо своего собеседника – и вот, ему уже ясно видна длина его волны, его тайные стремления и эмоции. Пульс разговора начинает биться чаще, и человек, как под гипнозом, начинает верить, что он нашел в Гитлере невероятные глубины симпатии и понимания. Гитлер обладал самой мощной силой убеждения из всех мужчин и женщин, которых я когда-либо знал. Избежать его чар было почти невозможно»115.

Раушнинг тоже сравнивает Гитлера с медиумом. «Медиумы – это главным образом обыкновенные, незаметные люди, неожиданно обретающие силы, возносящие их над нормами обыденной жизни. Эти силы не являются составляющими их обычного существа, это гости с другого уровня бытия. Они берут контроль над медиумом, но самого его не затрагивают и не изменяют. Нет никаких сомнений, что подобные силы работали через Гитлера – силы истинно демонические, использующие его, обычного человека, лишь в качестве инструмента. Именно эта смесь обыденного и экстраординарного в личности Гитлера придавала общению с ним такой странный характер»116. «Магическая сила величия» излучалась «ничтожеством», «созданием, которое как человек ниже тебя и меня»117.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});