Завещание Инки - Карл Май

— Да, узелковое письмо — кипу — освоить нелегко, не у каждого это получается. Поэтому в основном кипу-камайоки сами и занимались этим, к ним обращались все остальные, кому нужно было передать или прочитать какое-нибудь послание. В кипу-камайоки людей избирали, и этой чести удостаивались лишь самые умные, благородные и надежные. В каждой деревне среди кипу-камайоков был, кроме того, наставник-камайок, в чьи обязанности входило готовить смену носителям грамотности, обычно они находили эту смену прежде всего среди своих собственных детей и внуков. Мой Ансиано — родом из такой именно семьи и имеет своих учеников, которых он обучил читать и считать.

— И ты — один из них?

— Ну конечно. Как потомок правителей инков, высоко ценивших искусство и науку, я обязан был знать узелковое письмо и научился читать по клубкам веревок с узелками так же легко и просто, как по словам, написанным или напечатанным на бумаге. Мой отец придавал большое значение моему обучению, потому что он верил: наступит день, когда наше государство возродится, и я стану…

Он неожиданно замолчал, словно что-то перехватило ему горло, и опустил голову, целиком погрузившись в свои невеселые мысли. Но через несколько минут перевел дыхание и продолжил:

— Но эти его мысли передал мне не он сам, а уже Ансиано. Признаться, я не очень верил в идею возрождения государства инков до тех пор, пока не узнал тебя.

— Пока не узнал меня? — переспросил удивленный Антон.

— Да Хотя ты и не подозревал, что открыл нам целый новый мир. Лучшим местом на земле до знакомства с тобой я считал вот эти горы и лесные дебри, их окружающие. Я знал, что я — инка, а все другие народы казались мне, ну если не враждебными, то все же очень далекими от меня. Но ты рассказал мне так много и так ярко о разных странах и людях, населяющих их, что мой внутренний мир невероятно обогатился под влиянием этих рассказов, и я понял, что никакой исключительности в моей судьбе нет, я — просто обыкновенный мальчишка, даже если находятся люди, готовые называть меня «Сыном Солнца». Я грезил, но после встречи с тобой очнулся, и познание реальной жизни теперь нахожу гораздо более ценным занятием, чем обладание всем золотом мира. История моего народа подошла к концу, как ни печально для меня это признавать, но с фактами не поспоришь. Я хочу изучать все то, что уже известно тебе, и идти дальше, стать хотя бы в чем-то таким же, как те выдающиеся люди, о которых ты мне поведал. Поэтому у меня возникло желание покинуть эти горы и отправиться туда, где я смогу расширить свои познания. Надеюсь, что Отец-Ягуар даст мне хороший совет на этот счет До сих пор я не мог себе позволить учиться, но теперь у меня появятся средства для учебы, и это главное, что заставляет меня искать сокровища. Если же моя цель почему-либо неосуществима, тогда и поиски эти бессмысленны, и последней точкой в истории моего народа останется его гибель.

Он произнес этот свой монолог с интонацией глубокого раздумья, как говорят о чем-то глубоко выстраданном и очень серьезном. Закончив говорить, Аука встал с земли и молча, ступая очень медленно, отошел в сторону. Антон не стал его останавливать: он чувствовал и хорошо понимал, что творится сейчас на душе у друга, и не хотел ему мешать.

Через некоторое время Аука вернулся к тому месту, где продолжал сидеть на земле глубоко задумавшийся Антон, но теперь у молодого наследника неслыханного богатства было уже совершенно иное, чем прежде, выражение лица. Он протянул руку другу и сказал:

— Помнится, ты говорил, что хочешь из Лимы отправиться на родину своего отца, в Германию. А меня возьмешь с собой?

— О, об этом я и не смел мечтать! — ответил Антон.

— Но сначала я должен посоветоваться насчет этого с Отцом-Ягуаром и Ансиано. Без старика я не могу никуда уехать.

— Здорово! Я уверен, он согласится и отправится за тобой хоть на край света.

— Но ты забываешь, что он все-таки очень стар и вряд ли уже когда-нибудь выучит немецкий.

— Это он-то старый? Да он моложе многих, кто считает себя в расцвете лет А что касается немецкого, то плавание нам предстоит довольно долгое, уроки немецкого его только скрасят.

В этот момент Отец-Ягуар появился из-за скал на краю ущелья, и одновременно послышался рев мулов. Это вернулся Ансиано, ведя в поводу четырех животных.

— Отец-Ягуар уже побывал внизу, — сообщил старику Аука.

— Вот как! — удивился тот и, повернувшись к Хаммеру, спросил его: — Вы там все осмотрели? И, конечно, ничего не нашли?

— Па! Ты полагаешь, это невозможно? Хорошо, полезем туда вместе, и ты увидишь, ошибся я или нет, но мне кажется, я нашел вход в штольню.

— Где?

— На самом дне ущелья.

Они связали мулам ноги и начали спускаться. Спуск был сложным и опасным: то и дело у них из-под ног выскакивали маленькие камешки, и любой их них мог вызвать настоящий камнепад. Отец-Ягуар шел впереди и, прежде чем сделать очередной шаг, проверял палкой, надежен ли камень, лежащий у них на пути. Наконец они достигли дна ущелья. И здесь Отец-Ягуар сразу направился в большому, выдающемуся вперед на несколько метров выступу в стене, подошел к нижнему его тупому углу, показал рукой на землю под ним и сказал тоном не сомневающегося в своей правоте человека:

— Это здесь. Ну, что скажешь, Ансиано, дружище: прав я или нет?

Старик от изумления несколько минут не мог произнести ни слова.

— Да, сеньор, вы правы, — ответил он наконец несколько оторопело. — Но откуда вы могли это узнать? Неужели вы из тех кого называют всевидящими и всезнающими людьми?

— Отнюдь. Да и для того, чтобы найти вход в штольню, никаких особых знаний не требуется.

— Вы скромничаете сеньор. Теперь я понимаю почему ваши враги так уверенно твердят повсюду, что от вас ничего не скроешь.

— Нет право не понимаю, что тут особенного. Ладно, расскажу как это получилось. В течение часа примерно я внимательно изучал все вокруг, но главное я знал точно, что именно мне нужно найти — вход в штольню. Далее. Штольня никак не может располагаться в стене только у самого дна ущелья. Это первое важное для поисков соображение. Второе: вход в нее должен быть как-то замаскирован человеческими руками, в данном случае, камнями, никакого другого материала здесь для этого не найдешь. Тот, кто это делал, должен был безусловно, позаботиться о том чтобы, когда вернется сюда без особого труда смог найти это место следовательно, уложить камни каким-то особым образом. А теперь взгляни вон туда тебе не кажется что эти четыре камня совершенно точно обозначают углы квадрата?

— Да, это квадрат и должен быть.

— Они, конечно довольны громоздки и тяжелы эти камни, но все же не настолько, чтобы сильный мужчина не смог сдвинуть их с места.