Ельцин - Тимоти Колтон

Думское голосование по вопросу импичмента передавали по телевидению в прямом эфире. Перед входом в Думу прогуливался двойник Ленина в сопровождении непреклонных коммунистов с плакатами «Фюрер Бориска». Многие свидетели, приглашенные для выступления на двухдневных слушаниях, не явились. Пламенные речи не помогли оппозиции согласовать свои действия, а представители Ельцина умело сыграли на разногласиях среди парламентариев. 15 мая по хотя бы одному из пяти запросов за проголосовали 294 депутата, но по отдельности такого количества голосов не набрал ни один из запросов. За резолюцию по Чечне проголосовали 283 депутата, то есть на 17 голосов меньше необходимого. За резолюцию по событиям 1993 года проголосовали 263 депутата, по Беловежскому соглашению — 241, по армии — 240, по геноциду — 238. Пройти имела шансы только резолюция по Чечне, отстаиваемая реформистской партией «Яблоко». Но ряд депутатов, которые были готовы поддержать другое обвинение, по Чечне воздержались или испортили свои бюллетени. Партия ЛДПР вообще запретила своим депутатам принимать участие в голосовании; «Яблоко» решило позволить своим членам высказать собственное мнение (девять из них проголосовали против резолюции по Чечне); маленькая группа региональных представителей попросила своих членов проголосовать положительно хотя бы за одно обвинение[1576].

Ельцин все поставил на кон и победил. Вопрос об импичменте был снят. 19 мая Госдума с первого раза одобрила кандидатуру Сергея Степашина. Он набрал 301 голос, почти столько же, сколько в 1998 году Примаков.

Был ли это эндшпиль без крупной конечной цели, состязание ради состязания? Невозможно отрицать, что Ельцин получал удовольствие, сдавая и разыгрывая карты. В этом он признается сам — глава «Президентского марафона», посвященная событиям лета 1999 года, называется «Премьерский покер», и в ней Ельцин рассказывает, что применил здесь двойной трюк. Незадолго до представления кандидатуры Степашина Госдуме, уже имея оформившиеся планы, он позвонил спикеру Селезневу, чтобы сообщить о своем намерении выдвинуть совершенно другого человека — министра путей сообщения Николая Аксененко. Высокий, плотный сибиряк Аксененко всю жизнь проработал в транспортной сфере. Говоря словами Юмашева, он «напомнил Ельцину о себе того времени, когда он строил жилые дома в Свердловске»[1577]. Весной 1998 года Ельцин уже рассматривал его кандидатуру на пост премьер-министра, но эта идея получила слабую поддержку в Госдуме. Ельцин утверждает, что уловка с Аксененко была тактическим ходом: по контрасту Степашин стал более привлекательным. И в то же время он описывает свой поступок как испытание, приятное само по себе: «Мне нравится, как я завернул интригу с Аксененко. Этакая загогулина…»[1578] Через несколько минут после того, как Селезнев говорил депутатам об Аксененко, принесли конверт с ельцинским выдвижением Степашина. В тоне Селезнева прозвучала досада и полная беспомощность перед лицом обмана: «У президента семь пятниц на неделе»[1579].

Если верить мемуарам Ельцина, то второй обман, уже на стратегическом, а не на тактическом уровне, скрывался за маневрами, имевшими место 12 мая. Ельцин планировал в конце концов заменить главу правительства на «темную лошадку», Владимира Путина. Он решил сделать Путина не только премьер-министром, но и своим преемником на посту лидера России — метафорически говоря, «передать ему шапку Мономаха». Но время еще не пришло. Только выдержав электоральную борьбу за парламент в конце 1999 года, а в 2000 году — за президентство, Путин мог воссиять на небосклоне. В течение двух-трех месяцев премьером должен был оставаться Степашин. Свою схему Ельцин хранил в секрете, не сообщая о ней ни самому Путину, ни Думе, ни статисту Степашину, ни даже Татьяне Дьяченко и своим ближайшим помощникам: «Общество не должно за эти „ленивые“ летние месяцы привыкнуть к Путину. Не должна исчезнуть его загадка, не должен пропасть фактор неожиданности, внезапности. Это очень важно для выборов — фактор ожиданий, связанных с новым сильным политиком»[1580].

Чтобы понять, что же произошло в 1999 году, не стоит полностью принимать на веру ельцинскую версию. Злополучное пребывание Степашина в российском Белом доме было настоящей «пыткой», как сказал мне в интервью Сергей Вадимович. Он каждый день звонил президенту: «Чисто психологически я хотел, чтобы он меня чувствовал» — но в ответ не ощущал никакого движения в свою сторону, никакой благодарности за свои усилия. Степашин убежден в том, что Ельцин на самом деле хотел в мае сделать премьером Аксененко, что именно Аксененко, а не Путин должен был получить дивиденды от разворачивавшейся игры в наперстки. Он не может объяснить, почему Аксененко проиграл Путину[1581]. Валентин Юмашев, задушевный друг Ельцина, после отставки президента ставший его зятем, убежден, что кандидатура Аксененко никогда всерьез не рассматривалась и что Ельцин оставлял открытой возможность, что избранником все же станет Степашин. Президент бросил Степашина после того, как в двух кризисных ситуациях лета 1999 года тот оказался ни рыба ни мясо — как в момент возобновления боевых действий на Северном Кавказе, так и во время попытки коалиции антикремлевских элит завоевать парламентское большинство на выборах в Госдуму. К тому же Степашин не проявил должной жесткости по отношению к лоббистам, добивавшимся от правительства всякого рода преференций: вместо того чтобы самому принимать решения, он перекладывал ответственность за них на плечи Ельцина[1582].

Почему же судьба выбрала Путина? Правда, Ельцин и раньше, и теперь выказывал симпатию к молодым политикам. Но Владимир Владимирович в свои 47 лет был старше многих его бывших фаворитов и такого же возраста, как Степашин. Петербургские корни Путина вряд ли выглядели в глазах Ельцина решающим фактором: у президента было мало связей во втором городе России, и оттуда, кроме Путина, происходили и многие другие, в том числе Степашин и Чубайс. В личном отношении Путин во многом был противоположностью Ельцина — среднего роста, подтянутый, хладнокровный, сдержанный, но рядом с президентом всегда было много тех, кто не был на него похож. Немало говорилось о том, что Ельцин выбрал Путина, потому что его заставил сделать это Борис Березовский или другие опытные манипуляторы, а также потому, что именно Путин обладал уникальной способностью защитить Ельцина и его семью от преследования после отставки. Ни одно из вышеупомянутых предположений не звучит сколько-нибудь правдоподобно. Нет доказательств того, что кандидатуру Путина предложил Березовский или кто-то в этом роде. Я полагаю, что поддержка Березовского, если бы о ней узнал Ельцин, была бы равносильна черной метке для любого претендента[1583]. Любой зрелый политик из числа тех, о ком думал Ельцин, был бы счастлив предоставить ему такую же ограниченную неприкосновенность, какую Путин дал ему (а не его семье) своим указом от 31 декабря, и любой президентский указ впоследствии мог бы быть пересмотрен законодателями. Ельцин никогда не вел переговоры об иммунитете или о каких-либо деталях путинского указа, который окончательно был принят лишь через несколько часов после его отставки[1584].

Ключ к пониманию того, чем же Путин так понравился Ельцину, можно найти в том месте «Президентского марафона», где Ельцин пишет о своем необдуманном решении сделать в 1998 году руководителем кремлевской администрации Николая Бордюжу: «Уже тогда я почувствовал, как растет в обществе потребность в каком-то новом качестве государства, в некоем стальном стержне, который укрепит всю политическую конструкцию власти. Потребность в интеллигентном, демократичном, по-новому думающем, но и по-военному твердом человеке. Через год такой человек действительно появился — я, конечно, говорю о Путине»[1585]. Военная твердость в Путине возникла за время 16-летней службы во внешней разведке КГБ. Демократические и прорыночные убеждения в том виде, в каком они ему были присущи, сформировались у него в первой половине 1990-х годов, когда он был заместителем либерального мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака и занимался привлечением в город иностранных инвестиций. После того как Собчак в 1996 году проиграл выборы и покинул свой пост, Путин переехал в Москву и стал переходить с одной ответственной должности на другую, успев поработать под началом Бородина, Чубайса и Юмашева. 25 июля 1998 года Ельцин назначил его директором ФСБ, при этом Путин обошел сотни работников, занимавших более ответственные должности. Скоро он продемонстрировал свою надежность, решительно подавив разговоры о военном заговоре против гражданской власти, которые велись среди недовольных офицеров[1586]. В марте 1999 года он публично доказал свою верность президенту, поддержав скандальные обвинения против генерального прокурора Скуратова. Сразу после этого Путин получил еще и должность секретаря Совета безопасности.