Ельцин - Тимоти Колтон

Рассказы о деятельности Семьи преувеличивают влиятельность и единство ее предполагаемых членов, в том числе и Березовского, никогда не забывавшего о своих личных интересах. Сибнефть, которую он приобрел в результате залоговых аукционов, была шестой или седьмой по значимости нефтяной компанией России. Другим олигархам достались более жирные куски, в частности Березовскому пришлось уступить Владимиру Потанину «Норильский никель», хотя в 1995 году он очень хотел завладеть этим предприятием. Березовский и Владимир Гусинский проиграли битву за Связьинвест в 1997 году, а в мае 1998 года Березовскому не позволили провести слияние Сибнефти с компанией другого олигарха, Михаила Ходорковского, Юкос. После выборов 1996 года политическая жизнь Березовского складывалась неровно. В ноябре 1997 года Ельцин сместил его с поста секретаря Совета безопасности. В апреле 1998 года Березовский снова совершил взлет, став исполнительным секретарем Содружества Независимых Государств — должность, которой он активно добивался, общаясь с президентами этих стран; в марте 1999 года, вслед за уголовным разбирательством по делу о хищении в «Аэрофлоте», Ельцин снял его и с этого поста. В некоторых вопросах Березовский одерживал победы, в других же оказывался проигравшим[1556].

Что касается Ельцина, то было очевидно, что он не испытывал ни малейшей симпатии к Березовскому. «Я никогда не любил и не люблю Бориса Абрамовича», — написал он в «Президентском марафоне», с неприязнью отозвавшись о чрезмерной самоуверенности Березовского, его «скандальной репутации», о том, «что ему приписывают особое влияние на Кремль, которого никогда не было». Ельцин ценил Березовского как союзника в решении конкретных проблем, талантливого и энергичного человека, пусть даже «тяжелого» для совместной работы. Больше всего огорчало Ельцина сочетание ролей, которые Березовский пытался играть. Он изображал из себя и серого кардинала, и приближенного президента — именно этим в начале 1990-х годов злил Ельцина Геннадий Бурбулис. Кроме того, Березовский имел склонность выступать во всеуслышание по различным актуальным вопросам, часто привлекая к себе внимания больше, чем члены избранного правительства, а порой и сам президент. Приведу еще одну выдержку из «Марафона»:

«Березовский в глазах людей — моя вечная тень. За любым действием Кремля всегда видят „руку Березовского“. Что бы я ни сделал, кого бы ни назначил или ни снял, всегда говорят одно и то же: Березовский! Кто создает этот таинственный ореол, эту репутацию „серого кардинала“? Он же сам и создает… стоит ситуации обостриться, как Борис Абрамович уже на телеэкране: „Я лично резко против… я считаю… я уверен…“

Каждый раз эфирного времени ему дают немало. И народ думает: так вот кто у нас управляет страной!»[1557]

Если говорить не о вымыслах, а о реальности, следует упомянуть, что в качестве президента Ельцин всего несколько раз встречался непосредственно с Березовским. Березовский не имел привилегии звонить президенту; фактически они ни разу не разговаривали по телефону. Олигарха никогда не приглашали ни в московскую квартиру, ни в загородные резиденции Ельцина, такие как «Горки-9» или «Бочаров Ручей»[1558]. Общались они по сугубо деловым вопросам. «Я чувствовал, что персонально меня Борис Николаевич не любит, — рассказал Березовский в интервью со мной в 2002 году, — но при этом он слышит то, что я говорю, и относится к этому очень серьезно»[1559]. Но слышать — не значит соглашаться. Когда Березовский чувствовал, что это служит его интересам, он не боялся выступать против линии правительства (как это было во время дела Связьинвеста в 1997 году), а подконтрольная ему «Независимая газета» в 1998 году предсказывала девальвацию рубля и подвергала сомнению способность Ельцина остаться в Кремле. На пресс-конференции в сентябре 1999 года Березовский весьма уничижительно говорил об отсутствии у Ельцина генерального плана и о его «отвратительной кадровой политике»[1560].

А что можно сказать о возможности его окольных связей с Ельциным? В конце 1990-х годов Березовский каждые два-три месяца общался с Татьяной Дьяченко. Со своими противниками он считал для себя полезным изображать Свенгали рядом с неопытной дочерью президента и убеждать окружающих в том, что может оказывать на нее психологическое давление[1561]. Когда в 2002 году я спросил его, была ли Татьяна его проводником к первому лицу государства, Березовский ответил более сдержанно, назвав такое суждение «более чем ошибочным основанием». «Я был с ней хорошо знаком. Но запомните мои слова: Татьяна — генетический слепок Ельцина. И Татьяна тоже держала дистанцию. Она чувствует, что она — дочь президента. Это очень важно». Татьяна подтвердила, что уважала ум и напор Березовского, но в то же время относилась к нему «очень всегда осторожно», поскольку не была уверена в его мотивах и не хотела оказывать предпочтение конкретному плутократу или создавать такое впечатление. Руководитель кремлевской администрации Юмашев, работавший с Березовским в издательском бизнесе, относился к нему более дружелюбно. «Очень многое, что я хотел сказать Борису Николаевичу, — вспоминал Березовский, — я говорил Юмашеву»[1562]. Тем не менее Юмашев оставался безусловно предан одному только Ельцину, и с Березовским они не всегда находили общий язык. В качестве примера можно цитировать, что Юмашев и Дьяченко, опасаясь, что репутация Березовского может повредить Ельцину, вместе выступили против его назначения в СНГ в 1998 году и одобрительно отнеслись к его увольнению с этого поста в 1999-м. Другой пример: в марте 1999 года Ельцины и Юмашев были чрезвычайно обозлены появившимися в прессе слухами о том, что Березовский через одну из своих компаний записывает их мобильные переговоры и что Дьяченко финансово зависит от него[1563]. Другими словами, в отношениях между Березовским и кланом Ельцина взаимная настороженность задавала тон не в меньшей степени, чем взаимное уважение.

Во время своего второго президентского срока Ельцин, как и прежде, посылал окружающим противоречивые сигналы относительно своих планов баллотироваться еще раз. Его версия иногда отличалась от версии его помощников. Чаще всего Ельцин утверждал, что исключает возможность третьего срока; помощники же снижали категоричность его заявлений, говоря, что нельзя исключать никакие возможности. В октябре 1997 года Госдума сделала запрос в Конституционный суд о законности избрания Ельцина еще на четыре года. Хотя согласно статье 81 основного закона никто не имеет права занимать президентский пост более чем два срока подряд, юристы Ельцина рассудили, что на первый срок он был избран до ратификации конституции, поэтому имеет право баллотироваться еще раз. 5 ноября 1998 года судьи вынесли решение в пользу Думы, постановив, что по существу имеется «отсутствие неопределенности». Второй срок Ельцина начался в 1996 году, и он не имеет права баллотироваться снова по истечении этого срока летом 2000 года. Ельцина это устраивало: «Для себя я давно ответил на главный вопрос — о том, что в 2000 году я не буду участвовать в президентских выборах»[1564].

Вопрос о третьем сроке был скорее теоретическим, чем практическим. Ельцин эффектно поклялся жене, что кампания 1996 года будет последней, и никогда не давал повода думать, что намерен нарушить свое обещание[1565]. Слабость здоровья, изобилие неудач во время второго срока, непростительно низкий рейтинг в опросах общественного мнения только укрепляли его в этом решении. Но пока Ельцин был Ельциным, всегда оставалась возможность того, что он передумает. И так продолжалось до самого конца. В середине декабря 1999 года, за две недели до передачи власти Путину, Ельцин потряс своего давнего руководителя кремлевского протокола Владимира Шевченко вопросом: «Ну что, идти или не идти на третий срок?» Шевченко полагает, что таким образом Ельцин пытался как-то свыкнуться с мыслью об утрате власти и что к тому времени президент уже все решил[1566]. Никто не может сказать наверняка. После решения Конституционного суда удержать власть можно было только тем способом, за который в 1996 году ратовали Коржаков и его сторонники: ввести военное положение, отложить назначенные президентские выборы, распустить Госдуму, отменить гражданские свободы и т. п. Физическая и политическая слабость Ельцина делали этот сценарий едва ли возможным. Поэтому и Ельцин, и его родные, и политическая команда исходили из того, что он уйдет в отставку и в августе 2000 года, через четыре года после его второй инаугурации, в Кремль войдет новый президент.

До этого времени Ельцину предстоял период, богатый событиями. Предвестники послекризисной нормализации не успокоили оппозиционеров, которые, несмотря на безуспешную попытку 1993 года, продолжали требовать импичмента президента. Статья 93 новой конституции выстроила перед желающими сместить главу государства полосу препятствий куда более сложную, чем это было в 1993 году. Теперь единственным законным основанием для этого являлись «обвинения в государственной измене или совершении иного тяжкого преступления». После решения о выдвижении обвинения по инициативе не менее одной трети думских депутатов палата должна была назначить специальный комитет по расследованию поведения президента; две трети от общего числа депутатов должны были проголосовать за решение о смещении; преступность действий президента должен был подтвердить Верховный суд, а Конституционный суд — установить верность самой процедуры; после этого решение должен был утвердить Совет Федерации.