Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг. - Полина Жеребцова

Сейчас он любит животных! Обнимает котенка Кузю, который гадит в его тапки!

Меня ведь тоже ранило при обстреле ракетой. Значит, я тоже что-то делала не так.

Таня-инвалидка попросила нас узнать о судьбе другого парня, которого схватили на зачистке вместе с Алхазуром. Алхазур сказал, что тот парень после пыток военных сошел с ума. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Я узнала, что вчера на рынке стреляли из белой машины без номеров. А сегодня я видела белую машину без номеров, и в ней сидел Мулла. К Кайле он не показывается, так как должен денег. Увидев меня через стекло, Мулла моментально отъехал.

Еще забыла сообщить: я встретила Черного Принца. Он продавал какие-то поддельные документы в торговом ряду.

P. S. Маме купили юбку, мне платок. Алхазур и Кайла шептались при маме на чеченском языке, что нужно ей не сто рублей в день платить, а пятьдесят. А мама поняла и сказала:

– За пятьдесят рублей я из дома не выйду!

Они перепугались и уговорили ее не сердиться.

18.10.

Сегодня я пошла в редакцию “Молодости”. Взялись меня сопровождать на прогулке мама и Азамат. Над газетой сгустились тучи. Милиционер и следователь как раз брали объяснения с Царицы по поводу угроз ядовитой ртутью.

Совгат и Цветочек коллективно заявили, что я лгунья. По новой версии оказалось, что Царица знавала меня с пеленок, помогала нянчить, а потом, когда я подросла, лично устроила (сама там не работая) в газету “Молодость”. Кормила и поила всю жизнь!

Но несмотря на все лицемерные уверения данных особ, милиционеры взяли с них объяснительные. Бухгалтер, доставшаяся нам еще со времен царствования Профессора и Алана, подписала бумагу против меня, но в этой бумаге все ложь. Бумага гласит, что я – недисциплинированный сотрудник и прогуливаю работу. А именно: прогуляла 20 и 22 сентября. Бумага данная, чтоб угодить Царице.

Но в эти дни я была на работе, это нашего бухгалтера не было. У меня есть диктофонная запись, сделанная совершенно случайно. На ней корреспондент нашей газеты Эльза спрашивает:

– Когда у нас будет зарплата за август? Ведь сегодня уже 22 сентября!

Как я могла сделать данную запись, если меня не было на работе? Совгат и Фрида громко кричали на меня:

– Мы уволим тебя за прогул! Пошла вон! Мы подпишем против тебя акт!

Сама Фрида учится на дневном отделении в вузе и на работу с осени является не ранее 14.00!

Милиционеры попросили меня составить объяснительную, где я была 20 и 22 сентября. Я написала, что в редакции “Молодости”.

Царица, схватив меня за плечи, прямо при всех вытолкала из кабинета (будто я у нее дома) и заперла дверь. Я постращала их записями на диктофоне. Что мне еще оставалось делать? Бухгалтер, желая для всех остаться милой, быстро выдала мне гонорар за сентябрь месяц. Однако зарплату так и не отдала, объяснив это путаницей в своих бумагах.

Куплю еды нам и кошкам. Отдам долг Лейле, доброй душе, что живет на остановке “Автобаза”.

П.

19.10.

Сегодня Кайла чуть не умерла. Хорошо, у меня были сердечные лекарства. Алхазур шутил, отвлекал ее от приступа. Потом мы вместе смотрели старые фотографии. В их доме тепло. В прямом и переносном смысле. У нас в жилище лютый холод, и я попросилась к ним – искупаться. Они разрешили. Сушила волосы, сидя у газовой плиты и смотрела на огоньки.

Наши квартирные хозяева, понимая, что мы просто помрем в зиму, обещали поставить в квартире железную буржуйку. Но нас все время нет дома, и они не могут попасть в квартиру – у них нет ключей. Сын хозяйки несколько раз приходил, но не смог нас застать.

Кайла родилась в августе. Она – Львица.

Телевизор, который дети бросали на пол, она отдала в мастерскую.

Поскольку мне был выдан сентябрьский гонорар и мы внезапно, таким образом, разбогатели, то купили домой целых десять банок кильки в томате! Их можно есть с хлебом. Мочить горбушку в томатном соке и давать кошкам.

Кайла, придя в себя после приступа, угостила всех блинами со сметаной. Все поели, кроме моей мамы. У нее – Ураза.

21.10.

Кайле плохо. Сказали – нужна операция, но можно попробовать обойтись выскабливанием. Дело в том, что полтора месяца назад она не потеряла ребенка, как сказала мне раньше, а на большом сроке сделала аборт. Неудачно. Сейчас внутреннее воспаление. Она боялась и не шла в больницу.

Сегодня мы все собрались, я взяла на руки Азамата, и поехали с ней – на операцию. Немного задержался Алхазур – в камере хранения. Но потом отпросился и прибежал. Пока мы везли ее в больницу, Кайла успела сказать, что мое чутье никогда меня не подводило и я правильно не верила Мулле (он всегда был неприятен мне, как огромная жаба).

– Он притворяется верующим мусульманином, но на самом деле он – работник ФСБ! – сказала неожиданно она. Потом попросила: – Пожалуйста, найди французскую журналистку Манон Луазо! Она спасала моего мужа от русских убийц. Манон Луазо добрая и честная. Передай ей мою просьбу xxxxx.

Я обещала.

У Кайлы все выше поднималась температура. Держа ее за руку, я вспоминала о недавнем разговоре с Айзан в газете “Трудяга”. Айзан отчаянно уговаривала меня рассказать ей на камеру ужасы войны, а за это она обещала дать мне телефон сценариста В. Мережко.

– Возможно, он снимет фильм по твоим дневникам, – сказала она.

Но я отказалась – и номер телефона не получила.

Сижу на скамейке, рядом с больницей № 9. Оказывается, женская операционная находится в обычной аптеке, а вовсе не в помещении больницы. Кайлу занесли туда. Ей сделали местный наркоз. Жутчайшие вопли оглашают улицу – она в полубреду кричит, как под пытками. Неужели нельзя было сделать нормальную анестезию?! Всевышний, хоть бы ее муки скорее кончились! Это невозможно слушать.

Алхазур и моя мама стоят вдалеке от “аптеки-операционной”. Видно, как он бледен. Моя мама жалеет его, как сына, подбадривает.

Мы с Азаматом сидим на скамье. Азамат ест печенье и не обращает на суету взрослых никакого внимания. Я показываю ему книжку с картинками.

По своим делам мы так и не пошли. В полубессознательном состоянии привезли Кайлу домой. Она бредила.

Я купила еды, лимонада – угостила всех. Алхазур не ел – стал держать Уразу. Ему оставили на вечер.

К Айзан я сегодня так и не попала с готовой статьей для их издания.

В “Молодости”, торжествуя, мне ставят “прогулы”. Пусть! Победителей не судят! Царица, бегая по всем редакциям, рассказывает, как она меня, “неблагодарную”, пеленала и баюкала с рождения!

Центральный рынок поломали представители власти. Столы торговцев были нещадно сметены с лица земли бульдозерами. Люди мечутся, как больные звери, не зная, как жить. Единственная возможность не быть голодным – торговля. Кто-то продает яблоки, кто-то хлеб, кто-то – носки. Люди меняются товаром или покупают его друг у друга, иногда дают в долг. Это – рынок!

Сейчас никто ничего не может купить, неизвестно, где найти продукты. В Чечне нет магазинов – это большая редкость. Все товары на рынках, базарах.

Разломали не только торговые ряды, запрещая торговать, но и ларьки с одеждой, конфетами, лекарствами. Поставить стол или ларек, привезти их – стоит приличных денег. Торговцы разорены. Паника. У многих товар украден! Но один ларек, ближе к автобусной остановке, все же уцелел. Это знаменитая “Аптека для верующих”. В ней торгуют две сестренки-мусульманки в огромных платках. Я зашла к ним – купила лекарство от головной боли. Они приветливо улыбнулись.

22.00. Сегодня я поняла, что все нерожденные души детей страшно мучаются. Не зря все религии мира запрещают аборты! Это кощунственный грех. Никогда, под страхом собственной смерти, не совершу это сатанинское действо.

В “аптеку-операционную”, где так страшно кричала Кайла, сегодня, к моему ужасу, стояла огромная очередь молодых чеченок: все пришли делать аборт! Особенно мне запомнилась девушка в строгой мусульманской одежде. Ей было 19 лет, как и мне. Она громко объяснила всем, что три с половиной месяца беременна. Очень боялась. Но, посовещавшись по сотовому телефону с мужем, все же стала в общую очередь.

Пока Кайле делали операцию, произошло еще одно событие: рыжеволосый худенький чеченец с козлиной бородой, прошел мимо очереди на аборт, мимо скамейки, где я сидела с ребенком, потом вытащил из-под куртки пистолет и снял его с предохранителя. Примерно в сорока шагах находился его сообщник, похожий на борова. Сообщник “страховал” рыжебородого чеченца. Некоторое время они выжидали. Потом рыжебородый промчался по улице мимо меня, размахивая пистолетом, со словами:

– Он пошел другой дорогой! Мы его упустили!

Похожий на борова помощник припустился за ним, поднимая вокруг себя клубы пыли. Думаю, едва не пронаблюдала очередное убийство среди белого дня. Вот сумасшедший город!