Шарм - Трейси Вульф

месте не так уж и плохо.

Вот только на самом деле это было для него скверно, это было просто ужасно, но ради меня он делает вид, будто это не так. Потому что это Хадсон.

– Почему ты ничего мне не сказал? Вначале, когда я подозревала тебя во всех смертных грехах? Или позже, когда мы стали друзьями. Ты мог бы мне это сказать.

Он берет мою руку и проводит большим пальцем по обетному кольцу, которое он подарил мне, когда мы были в Городе Великанов. Я всегда любила это кольцо – даже до того, как узнала, какой он дал мне обет, но сейчас я ловлю себя на том, что мне хочется снова увидеть и то, другое кольцо, выкованное из фиолетово-серебристого металла с теневыми символами, которое он подарил мне, дав обет любить меня, пока солнце не остынет и звезды не постареют.

Но когда он отводит свой большой палец в сторону, я понимаю, что в моем кольце что-то изменилось. Я поднимаю руку, чтобы лучше рассмотреть его, и у меня перехватывает дыхание. За время, прошедшее между тем моментом, когда Хадсон прошептал обет, который он дал мне, и нынешним, это кольцо приобрело иной вид.

Вместо серебряного колечка, украшенного изящными рунами, которое Хадсон купил мне в лавке в Городе Великанов – или фиолетово-серебристого ободка с символами Мира Теней – это кольцо представляет собой сочетание обоих украшений. Два кольца, одно из которых я считала утраченным навсегда, переплелись, образовав прекрасное новое кольцо, которое я хочу носить вечно.

– Мне казалось, что в этом просто нет смысла, – отвечает наконец Хадсон на мой вопрос, пока я продолжаю разглядывать свое новое кольцо. Подняв взгляд и увидев, что он наблюдает за мной, я наконец ухитряюсь оторваться от моего двойного обетного кольца.

– Магия теней – это самый древний вид магии в мире, – продолжает он. – Она возникла до того, как возник свет, до того, как возникло время, до начала бытия. Это кольцо не могло выдержать нашего возвращения в Кэтмир. И я решил, что говорить тебе что-то не имеет смысла. Мне казалось, что мы никогда не вернем себе то, что потеряли, так зачем грузить тебя этим?

– И все же ты подарил мне обетное кольцо, когда мы были в Городе Великанов. Ты повторил те же самые слова – тот же самый обет, который ты дал мне в Мире Теней.

Он кивает:

– Да.

– Но почему?

Впервые после того, как я все вспомнила, на его лице отражается недоумение:

– Почему что?

– Почему ты дал снова обет любить меня, хотя думал, что я тебя никогда не полюблю? Зачем было давать обет, подкрепленный древней магией, обет, который привязал бы тебя ко мне навсегда, хотя ты не знал, влюблюсь я когда-нибудь в тебя снова или нет?

Он смеется, по-настоящему смеется – и продолжает смеяться, несмотря на предостережение, которое наверняка читается сейчас в моих прищуренных глазах.

– По-твоему, это смешно? – спрашиваю я, подбоченившись.

– Да, по-моему, смешно, что ты спрашиваешь меня об этом, – отвечает он. – Грейс, я и так уже привязан к тебе, и дело тут не только в узах нашего сопряжения. Когда они разорвались после того, как мы вернулись в наш мир – когда древняя магия Кровопускательницы разорвала их и разрушила магию теней, чтобы ты и Джексон могли соединиться снова… Неужели ты думаешь, что это заставило меня перестать любить тебя?

– Нет, но…

– Ничто никогда не заставит меня перестать любить тебя, Грейс, – говорит он, ласково погладив мою щеку. – Я всегда буду чувствовать, что я неразрывно связан с тобой, и ничто никогда этого не изменит. Хорошо, что существуют узы нашего сопряжения, и очень хорошо, что есть обетное кольцо, ведь когда я повторил слова своего обета, это воскресило и мой теневой обет и каким-то образом вернуло тебе твои воспоминания. Но я любил тебя и без всего этого и буду любить тебя без всего этого всегда.

– О, Хадсон… – начинаю я, но он останавливает меня, нежно прижав палец к моим губам.

– Когда я привязал себя к тебе, это ничего не изменило, это стало только физическим воплощением того, что я и так знал. Я принадлежу тебе, Грейс, принадлежу всем сердцем, всем телом и всей душой. Я принадлежал тебе еще до того, как мы в первый раз покинули мою берлогу, я останусь твоим до самой смерти, и если существует какая-то загробная жизнь, я и в ней буду твоим. Ничто никогда этого не изменит, так что почему бы мне было не дать тебе обет любить тебя вечно?

Я плачу, я прямо-таки рыдаю, так слова Хадсона действуют на меня. Часть моего сердца они успокаивают, но одновременно я понимаю, что здорово облажалась. Не только потому, что я забыла его – хотя мы полагаем, что в этом была виновата не я, а древняя магия, – но и потому, что я никогда не давала ему таких заверений, которые дал мне он. Я никогда не говорила этому умному, прекрасному парню, что я люблю его так же, как он любит меня.

Что моя любовь будет вечной, несмотря на все препятствия.

Несмотря ни на что.

И, пожалуй, лучше всего будет сказать ему это здесь, в нашем доме. Лучше всего будет сказать ему это сейчас, до того, как мы снова отправимся в Мир Теней, где впервые начинали строить нашу совместную жизнь.

И я подхожу к комоду и начинаю рыться в задней части нижнего ящика, где я спрятала подарок, который купила Хадсону на день рождения на ярмарке ремесел несколько недель назад. И, достав маленькую коробочку, протягиваю ее ему.

– Что это? – спрашивает он.

– Подарок на день рождения, преподнесенный заранее, – отвечаю я. Но, когда он начинает открывать крышку коробочки с глуповатой улыбкой на лице, я мягко останавливаю его.

– Знаешь… – Мой голос пресекается, и мне приходится прочистить горло. Я делаю глубокий вдох и медленный выдох и приказываю себе не нервничать. Это же Хадсон, мой Хадсон, и мне совершенно незачем нервничать.

Но я нервничаю, нервничаю из-за Хадсона, любви всей моей жизни. Никто не достоин идеального признания в любви больше, чем он. Просто я не знаю, смогу ли я дать его ему.

Ведь сейчас по моему лицу все еще текут слезы, в моей груди зарождается паника. А слова этого идеального признания перепутались в моей голове.

Я делаю еще один вдох, затем медленный выдох и пытаюсь придать им хоть какую-то связность. Чтобы сделать мое признание в любви таким же прекрасным и неповторимым, как он сам.

Но у меня ничего не выходит. Мои мысли продолжают путаться, и я чувствую, что только все испорчу. Как испортила столь многое в истории наших отношений.

Удивительно, что при этом он по-прежнему любит меня.

Да, он любит меня, несмотря на всю эту хрень.

И, возможно, в этом и суть.

Любовь не всегда бывает беспроблемной. Она не всегда бывает красивой. Иногда она бывает мучительной, запутанной и сложной. Но, возможно, это нормально. Возможно, любовь не должна быть идеальной.

Возможно, она просто должна быть настоящей.

Эта мысль успокаивает меня, потому что нет ничего более запутанного – и более настоящего, – чем моя любовь к Хадсону Веге. И пора ему это узнать.

– Что с тобой? – спрашивает он, и до меня доходит, что последнюю минуту я пялюсь на него, пытаясь привести мысли хоть в какой-то порядок.

Потому что у меня все всегда негладко.

– Вообще-то я в порядке, – говорю я ему. Я однозначно не идеальна и не безукоризненна. Но я в порядке. Как и он.

– Знаешь, теперь, когда воспоминания вернулись ко мне, мне надо тебе кое-что сказать.

Хадсон моргает, и его взгляд вдруг из веселого и счастливого становится настороженным, как будто он ждет какого-то подвоха. И в этом виновна я… вернее, я и все те, кто когда-либо что-либо для него значил.

Я и все те, кто когда-либо заставлял его сомневаться в себе.

Я и все те, кто когда-либо обманывал его, а потом говорил, что он сам в этом виноват.

Но сейчас этому придет конец.

– Ты тщеславен, – говорю я ему.

– Что? – Он вскидывает одну бровь.

– Ты тщеславен. Это правда. Я впервые поняла это, когда увидела твои нелепые синие переливчатые трусы, которые ты так любишь.

– Это не трусы,