Шарм - Трейси Вульф

Я смаргиваю их, не желая поддаваться плачу. Я много лет не плакал и не собираюсь начинать сейчас. Ведь Грейс все еще нуждается во мне.

Потому что времени больше нет – сейчас или никогда. Я не могу допустить, чтобы моя Грейс была стерта, будто ее никогда не существовало. Ведь я могу принять этот удар на себя, и тогда все станет таким, каким было прежде.

Грейс окажется снова сопряжена с Джексоном.

Я умру или притворюсь мертвым в зависимости от того, как все произойдет.

Никто не будет помнить меня, и, уж конечно, меня не будет помнить девушка, которую я люблю.

Потеря Грейс уже сейчас образовала внутри меня пустоту, она как кислота в моей крови, как грызущая боль, которая будет терзать меня всю оставшуюся жизнь. Я никогда никого не любил так, как люблю ее, никогда даже не представлял себе, что можно так любить.

И поскольку я люблю ее, я сделаю для нее все. Даже это. Особенно это. Потому что это того стоит. Потому что это значит, что Грейс – моя прекрасная, любящая, совершенная Грейс будет жить. Даже если в ее жизни не будет меня.

Я смотрю на светящийся сгусток и вижу, что он превратился в стрелу, которая, вращаясь, несется к Грейс. И я переношусь так быстро, как еще никогда в жизни не переносился, рассекая толпу как воду.

Я почти уже на месте. Почти на месте. Почти…

Я заслоняю собой Грейс, обнимаю ее.

И бах. Мир взрывается калейдоскопом разных цветов.

Глава 143

Грейс и все прочее

– Грейс –

Я прихожу в себя с мигренью и болью в желудке – наверное, именно так человек чувствует себя, когда у него похмелье. Что странно, ведь я не помню, чтобы минувшей ночью я хоть что-то пила. Собственно говоря, я вообще ничего не помню о минувшей ночи, кроме разве что…

Ни хрена себе!

Я торопливо переворачиваюсь, вытягиваю руку в поисках Хадсона – и едва не падаю с дивана.

Какого черта?

Я хватаюсь за диванную подушку, чтобы не свалиться на пол.

Когда у нас вообще появился диван? И почему я сплю на нем, а не на кровати с Хадсоном? Мы же всегда спим вместе.

Растерянная, дезориентированная и очень обеспокоенная, я быстро сажусь и оглядываюсь по сторонам. И понимаю, что нахожусь не в гостинице. И вообще не в Мире Теней. Я снова очутилась в берлоге Хадсона.

Как же это произошло? И почему?

Я вскакиваю с дивана, охваченная паникой, и ищу глазами Хадсона. И в конце концов нахожу его – или, во всяком случае, бугор, имеющий его форму – на кровати под одеялом, накрывающим его с головой.

Боже. Он здесь. Он здесь, и я тоже.

Меня охватывает облегчение, такое огромное, такое неимоверное, что я едва не плачу. Потому что мы с Хадсоном снова находимся в его берлоге, и я помню все.

Я помню Мир Теней.

Я помню, как влюбилась в Хадсона.

Я помню ту последнюю страшную битву и теневого таракана у меня во рту.

И помню, как Суил взорвался, распавшись на миллиард светящихся точек. Магия времени.

Я помню, как смотрела на эти красивые огоньки, думая, что они похожи на гирлянды разноцветных фонариков, которые вывешивают в Адари во время Фестиваля Звездопада, и как уместно, что, погибая, мэр осветил собой городскую площадь.

Мы победили! Мы не позволили Суилу разрушить оба мира.

Я недоуменно гадаю, почему мы с Хадсоном снова оказались в его берлоге, когда вдруг вспоминаю кое-что еще.

Я вспоминаю, как в воздухе мерцала магия времени, как световые точки кружились и плясали, а затем собрались в сгусток и образовали что-то вроде стрелы. И я знала, откуда-то знала, что эта энергия стремится влиться в меня. Что-то внутри меня вибрировало, призывая магию времени, а сама она будто хотела вернуться домой.

И мне показалось, что будет правильно, если я раскину руки, чтобы приветствовать магию, стремящуюся внутрь меня.

Но прежде чем она успела влиться в меня – Хадсон перенесся ко мне, заслонил меня своим телом, и стрела магии времени пронзила его сердце и попала прямо в мое.

У меня слабеют колени, пресекается дыхание.

Боже. А что, если он ничего не помнит? Что мне тогда делать?

От этой мысли меня захлестывает ужас, и мне хочется вернуться на диван и подождать, когда он проснется. Потому что, если он не помнит меня… не помнит то, что между нами было… я не знаю, как справлюсь.

Но если я буду сидеть на диване и беспокоиться о том, что Хадсон знает, а чего не знает, это мне не поможет. Поэтому я говорю себе перестать вести себя как ребенок и просто сделать то, что необходимо.

Я нахожусь здесь, и я все помню, не так ли? Так что вполне можно предположить, что Хадсон тоже помнит. Ведь случаются же чудеса.

Части меня кажется, что я уже получила собственное чудо – как-никак я снова здесь. Невредимая и относительно счастливая.

Подойдя к кровати, я убираю подушку, закрывающую голову Хадсона. И смотрю на него, просто смотрю на него.

Похоже, он цел и невредим, несмотря на все то, что нам пришлось пережить. Никаких следов укусов насекомых, никаких ран от когтей. Я смотрю на собственные руки и обнаруживаю, что на них тоже нет никаких отметин. Пожалуй, это сходство между ним и мной – это хорошо, разве нет?

Но я так и не узнаю, помнит он или нет, если просто не соберусь с духом и не спрошу его.

Но я продолжаю просто смотреть на него, его лицо расслаблено, ресницы отбрасывают тени на щеки. Хотя он и не улыбается, ямочка на его левой щеке видна ясно, и кожа выглядит безупречно гладкой.

Так что да, в последнее время этот Хадсон явно не принимал участия ни в каких схватках со злобными теневыми волками. А хорошо это или плохо – вопрос.

Я делаю глубокий вдох и медленный выдох и говорю себе, что, что бы ни произошло, все будет хорошо. Затем провожу пальцами по шелковистым волосам Хадсона.

Он слегка шевелится, и у меня перехватывает дыхание. Пусть он откроет глаза.

Когда он этого не делает, я снова глажу его по волосам и шепчу его имя. И ахаю, когда его синие глаза открываются.

Глава 144

Из тени на свет

– Грейс –

Сперва на его лице отражается недоумение, но затем он улыбается – и касается моей руки.

– Грейс, – шепчет он, поднося кончики моих пальцев к своим губам. – У нас получилось.

– Да, – шепчу я и тоже улыбаюсь.

Он быстро выбрасывает руку и хватает меня за талию. И притягивает меня к себе, на кровать.

Я смеюсь, приземлившись на его грудь, но, когда я пытаюсь отстраниться и подняться, он валит меня на спину и ложится на меня.

– По-моему, кто-то здесь слишком уж осмелел, – игриво говорю я, обхватив ногами его бедра.

– Это точно, – соглашается он и целует меня так пылко, будто это то ли самый первый, то ли самый последний раз.

Отчаяние.

Волнение.

Радость.

Облегчение.

Я испытываю все эти чувства, и они такие яркие. И Хадсон так нужен мне.

Он испускает стон, и меня пробирает дрожь, когда он царапает клыками мою нижнюю губу.

Я отвечаю ему тем же, затем неохотно отстраняюсь. Потому что у меня все еще остаются вопросы, и я очень надеюсь, что у Хадсона есть на них ответы.

И первый мой вопрос – это:

– Как это произошло?

Он берет меня за руку и целует обетное кольцо, которое он подарил мне в Мире Теней.

И до меня впервые доходит, что оно здесь, что оно на своем месте. Оно не исчезло, как исчезло все остальное.

– Как это произошло? – повторяю я.

Хадсон пожимает плечами и улыбается той своей беззаботной улыбкой, которую я так люблю и которая так явственно выделяет его ямочку.

– Я пошел на риск, – говорит он мне. – Магия теней представляет собой одну из самых древних и могучих разновидностей магии на планете. Я изучал ее в библиотеке, а затем, когда кое-что узнал, поговорил о ней с Ниязом. И он сказал мне, что она нерушима – что ее может разрушить только магия времени.

Он снова целует мое кольцо, затем начинает осыпать поцелуями мою шею, потому что знает, что мне это очень нравится. А также потому, что мне