Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе - Светозар Чернов

– Опомнитесь, Гурин! – громко укорял Фаберовский Владимирова по-английски. – Неужели вам не жалко бедных львов? Что они вам сделали? И потом, нам придется платить огромный штраф!

– Она меня за идиота считает! – мертвой хваткой вцепившись в ограду, орал Владимиров.

– Куда ты рвешься, мне не удержать тебя! – сквозь зубы прошипел по-русски поляк.

– Все равно я их порешу! – крикнул Артемий Иванович, рванувшись, и почувствовал, как хватка Фаберовского ослабла, отчего он на самом деле едва не свалился в воду. – Ты чего не держишь меня?!

Владимиров обернулся и увидел, что Фаберовский согнулся, держась за поясницу.

– Вот, черт! – воскликнул Артемий Иванович. – Что с тобой?

– Проклятый радикулит, – выдавил из себя Фаберовский.

– На этот раз сивучам повезло, – Артемий Иванович спустился с ограды на землю. – Я не могу променять своего друга на каких-то грязных тюленей, цена которым фартинг в базарный день!

С большим трудом, не разгибаясь и кряхтя, как столетняя старуха, поляк дошел до выхода. Они поймали экипаж и отвезли стонущего Фаберовского домой, где совместными усилиями Розмари с дамами и Артемием Ивановичем дотащили наверх до спальни и уложили там на кровать. Чтобы утешить больного, Владимиров вернулся в гостиную и взялся насиловать пианино. Оно застонало и закряхтело, клавиши, казалось, разлетятся по всей комнате после очередного мощного удара по ним коротких пальцев пианиста, но Артемий Иванович не испытывал к инструменту никакой жалости. Адская какофония заполнила весь дом от подвала до самой крыши, а Владимиров, преисполненный восторга от того, что избежал сегодня зонтика и вновь помирился с Эстер, все бил и бил черно-белые клавиши.

– Дайте же мне умереть в тишине! – взмолился, наконец, Фаберовский из своей комнаты.

– Да-да, давайте лучше посидим на диване, – поддержали его гостьи.

Обиженный непочтительным отношением к его талантам, Артемий Иванович оставил в покое пианино и сел рядом с Эстер. Розмари вскипятила чай и, пока Владимиров ходил поить им больного, дамы расположились в гостиной. Тогда Пенелопа задала Рози давно мучивший ее вопрос:

– Рози, вы обещали мне рассказать о мистере Фейберовски какую-то романтическую историю.

– Да, конечно, – Розмари сходила к себе и принесла газетную вырезку. Это была небольшая заметка из раздела уголовной хроники и происшествий:

«НАЙДЕН В РЕКЕ:

Тело хорошо одетого человека найдено лодочником по имени Джон Хартфорд, который плыл на своей лодке, близ входа в Западно-Индийский док, Поплар. Он вызвал полицию и покойного доставили в морг. Тело принадлежало мужчине примерно лет 55, и находилось в воде около недели. Карманы покойного были заполнены камнями, на шее имелся след от веревки. Из некоторых бумаг, найденных на теле, явствовало, что он проживал в Сент-Джонс-Вуд. Покойный был опознан как Чарльз Диббл своей семнадцатилетней дочерью, проживавшей вместе с ним, и прежде служил в полиции, а с 1879 года вплоть до своей смерти в частном сыскном агентстве на Стрэнде, принадлежащем мистеру Фейберовскому. Коронерское дознание состоится в четверг».

– Чарльз Диббл был моим отцом, – сказала Розмари. – Моя мать умерла два года назад, когда он уже работал с мистером Фейберовским в сыскном агентстве. Если вы знаете Батчелора, то он мой двоюродный брат, сирота, отец пристроил его в агентство. На Рождество 1887 года мистер Фейберовски познакомился и влюбился в молодую красивую полячку по имени Ядвига. Она уверила его, что не может ответить на его чувства, поскольку замужем за старым и богатым мистером Рейвнскрофтом, отъявленным негодяем и развратником. Она предложила мистеру Фейберовски найти что-нибудь компрометирующее Рейвнскрофта, что позволило бы ей устроить бракоразводный процесс и отсудить себе значительную часть имущества своего мужа, намекая, что в случае удачи все это, вместе с ее сердцем и рукой, будет принадлежать ему. Единственное, что она запретила мистеру Фейберовски – это следить за домом Рейвнскрофта якобы из-за боязни, что муж может обнаружить слежку и убить его. Отец говорил, что мистер Фейберовски вложил в это дело все свои деньги. Чтобы узнавать через экономку Рейвнскрофта, куда и когда поехал ее хозяин, он решил, что необходимо ее соблазнить и нанял для этого мистера Леграна.

– Но я знала мистера Рейвнскрофта! – воскликнула Эстер. – Он был пациентом моего мужа! И его женой была вовсе не полячка, а весьма достойная леди преклонных лет!

– Теперь я понимаю, как мистер Фейберовски познакомился с моим отцом, доктором Смитом, – сказала Пенелопа.

– О том, что Ядвига не была женой мистера Рейвнскрофта, мистер Фейберовски узнал слишком поздно. Ему удалось добыть какой-то компрометирующий мистера Рейвнскрофта документ и с этим документом мой отец отправился к Ядвиге, так как мистер Фейберовски был известен Рейвнскрофту в лицо. Я помню, как мистер Фейберовски предвкушал свое счастье. Но отец не вернулся, а через неделю его тело было выловлено в Темзе. Мистер Фейберовски бросился искать Ядвигу, но та бесследно исчезла, а у мистера Рейвнскрофта женой оказалась совсем другая женщина.

– Вы любите мистера Фейберовски, Розмари? – спросила Пенелопа, помрачнев.

– Мистер Фейберовски был практически разорен, но он не оставил меня на улице и взял к себе. Он стал для меня как родной отец и относится ко мне в память о своем друге мистер Диббле с большой жалостью и нежностью. Разве я могу плохо относится к нему?

Глава 74

22 октября, в понедельник

Два дня от Фаберовского не было ни слуху, ни духу, так что в понедельник Артемий Иванович преодолел лень и с утра пошел через укутанный в туман Гайд-парк на Эбби-роуд, теряясь в догадках о причинах такого молчания. Когда он пересекал Марилебон-роуд, рядом остановился экипаж и из опустившегося окошка выглянуло сморщенное лицо миссис Реддифорд.

– Мсье Гурин, – окликнула она его по-французски. – Как поживает ваш друг, мсье Фаберовский?

– Спасибо, ничего, – ответствовал Артемий Иванович. – В субботу меня чуть не съели сивучи в Зоологическом саду, когда его прихватил радикулит. Вот, иду теперь к нему в гости.

– Тогда передайте ему: Скотланд-Ярд подозревает, что Джек Потрошитель живет где-то в районе Аберкорн-плейс!

Стекло в окошке поднялось и экипаж укатил прочь, оставив Артемия Ивановича в оцепенении. Владимиров прекрасно помнил, что Аберкорн-плейс находится совсем рядом с домом Фаберовского – они относили туда Курашкина, – и его вдруг охватило страшное предчувствие, что когда он явится к поляку, того уже там не будет.

«Надо бежать и предупредить, пока меня не опередила полиция», – подумал Артемий Иванович, отчаянно маша рукой проезжающему кэбу. Добравшись до Эбби-роуд, он долго стоял в раздумье перед калиткой, прежде чем решился открыть ее.

Фаберовского все так же мучил радикулит, он лежал в постели и лишь золотые очки да шелковый ночной колпак с кисточкой торчали над краем одеяла, когда Владимиров вошел в спальню.

– Когда все кончится, Рачковский наградит вас и вы сможете съездить на воды за границу, – сказал Артемий Иванович, умильно глядя на своего несчастного компаньона.

– Я и так за границей, – обрадовано заскрипел Фаберовский, довольный, что во всем Лондоне нашелся хоть один человек, который пожелал его навестить.

– Вы средством-то моим пользовались? – участливо спросил Владимиров, присаживаясь на стул у кровати.

– Паньским средством только клопов травить, – пробрюзжал Фаберовский. – И электропатический пояс не помогает. Хоть к миссис Реддифорд обращайся.

– Я встретил ее по пути сюда. Она говорит, что полиция ищет Потрошителя в районе Аберкорн-плейс. Я грешным делом подумал, что вас уже арестовали.

– Ко мне эти розыски не имеют никакого отношения, – сказал Фаберовский. – Последнее время полиция наводила справки о трех душевнобольных студентах-медиках, приписанных к Лондонскому госпиталю. Один из них жил вместе с матерью в поблизу, на Аберкорн-плейс, 20. Я попросил Розмари доведаться поподробнее и она уведомила меня, что мать того студента уехала за границу два года назад, а сам он помещен в психиатрическую лечебницу в Холлоуэе. О нем ходило очень много сплетен, так что опрашивать соседей приезжал сам Абберлайн.

– Это хорошо, что не вас искали, – Артемий Иванович встал, обошел кровать, приблизился к столику в изголовье, взял бутылку с коньяком, которым Фаберовский лечил себя, и налил рюмочку. – Мне и так уже за каждым углом мерещится полицейский, собирающийся меня арестовать. Они даже сниться мне стали.

– Тут в Западном Лондоне пан может не страшиться полиции. Большую ее часть отправили в Ист-Энд. И хотя в четверг полиция закончила свои сплошные опросы, людей им все равно не хватает.

– А как продвигается ваш роман?

– Батчелор уже отвез Паркиссу гранки и в начале ноября книга будет напечатана.