Дело о неприкаянной душе - Сергей Садов

Председатель встал. Встал медленно, что вполне можно объяснить его возрастом, но этот конкретный черт умудрился встать медленно и величественно. Именно величественно. Никому и в голову не смогло бы прийти пожалеть его или кинуться на помощь. И этот старик смотрел сейчас на меня.

– Почему здесь присутствует ангел? – спросил он.

Поспешно поднялся директор. Я с удивлением понял, что ему тоже не по себе от присутствия этого черта.

– Господин председатель, по закону нашей школы каждый практикант может в качестве поддержки пригласить одного друга. Эзергиль пригласил ангела. Когда же принимался закон, то я вовсе не думал, что может возникнуть такая ситуация. Однако и отменить закон сейчас не могу.

– Это возмутительно! – взвился Кордул. – Я требую, чтобы ангел покинул наш совет.

Председатель медленно повернулся к нему.

– Господин Кордул, не выдвигайте поспешных требований. Даже я не могу кого-то заставить нарушить закон. В конце концов, мы не люди. Прошу вас проявить уважение к хозяину. – Кордул покраснел и сел. Председатель же повернулся к Альене. – Юная леди, я приветствую вас в нашем скромном обществе.

Альена молча встала и слегка поклонилась. Председатель вернул ей поклон. После чего медленно сел.

– Какой потрясающий старик, – ошеломленно прошептала рядом со мной девочка. – Почему-то хочется перед ним навытяжку встать.

Я мог только кивнуть в ответ.

– Итак, – снова заговорил председатель, – на повестке дня судьба двух практикантов. Так получилось, что их судьба оказалась связана. Успех одного означал неудачу другого. Хотя все присутствующие в курсе дела, все же напомню его. Между уважаемым директором школы Морсифием и преподавателем этой же школы Викентием возник спор по поводу того, какого ученика считать лучшим в школе. Морсифий считал, что Эзергиль, безусловно, лучший. Викентий полагал, что Эзергиль ни на что не годный ангелочек… – Председатель замолчал и посмотрел на Викентия. Тот заерзал на стуле. – Господин Викентий, – обратился прямо к нему председатель, – мы полагаем неправильным, когда дети публично оскорбляют преподавателей, и считаем, что это подрывает их авторитет. Но еще более неправильно, когда преподаватель публично оскорбляет ученика, поскольку ученик ничего не может ответить ему и, таким образом, он беспомощен перед авторитетом старшего и по возрасту, и по положению.

– Я… я прошу прощения, господин председатель, – выдавил из себя Викентий, метнув в мою сторону гневный взгляд.

– По-хорошему, вам надо просить прощения не у меня, а у вашего ученика. И так же публично, как вы его оскорбили.

– Что оскорбительного в слове ангел?!! – Поднялась Альена, гневно смотря на председателя. Я дернул ее за руку, чтобы посадить, но Альена отмахнулась от меня. – Нет, вы скажите, что тут оскорбительного?!

Председатель повернулся к ней. Однако, к моему удивлению, Альена вовсе не отвела глаз от этого пронизывающего взгляда. И тут случилось невероятное. Председатель улыбнулся ей. Пусть уголками губ, едва заметно, но улыбнулся.

– Ничего, – ответил он. – Поэтому я и не заставляю господина Викентия извиняться перед Эзергилем. По большому счету, он сделал ему комплимент. Ибо очень хорошо, когда в черте есть немного от ангела. Это не дает ему стать циничным на нашей работе. И очень хорошо, если в ангеле есть немного черта. Это помогает ему быть решительным в трудные минуты и принимать важные решения, даже если они противоречат тому, чему их учили.

Намек был более чем прозрачен. Альена покраснела и села. Черти в комиссии, правда, попытались возмутиться, но все они моментально смолкли под взором председателя. Когда в комнате воцарилась тишина, он снова вернулся к прерванной теме.

– Если с этим все ясно, то продолжим. Думаю, что господин Викентий, сделает должный вывод из того, что здесь было сказано. – Викентий яростно закивал. Однако на него никто не обратил внимания. – А сейчас слово предоставляется практиканту Ксефону.

Ксефон гордо встал, постаравшись сделать так, чтобы я увидел его гордый профиль и улыбку. Он уверенно прошел к месту для доклада.

– Расскажи о своем задании, – попросил председатель.

Ксефон довольно внятно и толково рассказал, как его после уроков задержал Викентий и выдал особое задание – помешать некоему ученику Эзергилю выполнить его практику.

– Таким образом, я должен был доказать, что Эзергиль всего лишь выскочка, которому неправедно покровительствует директор школы. И только из-за этого Эзергиль почти круглый отличник.

А вот это уже явно слова не Ксефона, а Викентия. И произносить их здесь точно не следовало. Викентий заерзал на стуле под пристальными взорами всех присутствующих. При этом он явно опасался встречаться взглядом с директором.

– Похоже, – опять вмешался председатель, – здесь спор уже шел даже не между учениками, а между педагогами. Каждый считал свои методы воспитания учеников лучшими. Что ж, полагаю, результаты этой практики скажут нам, на чьей стороне правда. Вы согласны, господин Викентий?

– Да! – яростно выкрикнул он. – Эзергиль показал себя неспособным чертом. Ради своих чувств он забыл о цели и обо всем. Разве из него получится что-нибудь путное? И я сожалею, что господин директор не разглядел этой слабости в ученике! Его глаза затмила успеваемость Эзергиля. Но за ней скрывается всего лишь бесталанный зубрила.

Я прикрыл глаза, сдерживая ярость. Зубрила?! Бесталанный?! И тут я, скорее, кожей почувствовал, что все смотрят на меня. Я сжал зубы. Ничего не скажу. Буду молчать. Если хотят что-то услышать от меня, пусть прямо спросят.

– Эзергиль, – услышал я голос председателя. – Ты ничего не хочешь сказать на слова своего педагога?

– Нет, – сквозь зубы процедил я. – Пусть ему другие скажут. Потом…

– Ты не потребуешь призвать его к ответу за оскорбление? У тебя есть такое право.

– Нет, – опять покачал я головой. – Сильнее, чем он оскорбил себя сам, я его оскорбить уже не смогу.

Похоже, только председатель понял мои слова. И я тоже удостоился скупой улыбки.

– Да, – кивнул председатель. – Я вам, господин Викентий, все-таки советую воздерживаться от оскорблений. Если окажется, что Эзергиль вовсе не такой уж тюфяк, каковым вы его нам представили, то это значит, что это именно вы неправильно разобрались в учениках. Кто же тогда окажется бездарем? Продолжайте, мастер Ксефон.

Ксефон продолжил. И Альена обвиняла меня в хвастовстве и самодовольстве?! Это она просто с Ксефоном мало общалась. Вот уже где хвастовство! Как он ловко проник в министерство и следовал за мной по пятам, стараясь узнать, какое задание я получил на практику. Как с помощью своего таланта и своего ума он, в конце концов, разгадал эту хитрость.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});