Сотрудник агентства "Континенталь" - Дэшилл Хэммет

Дафф обозвал агента ирландской дубиной и помог ему поднять Вэнса на сиденье. Полные боли глаза Вэнса остановились на мне.

– Я... тебя... знаю? – выдавил он. – «Континентал»... Нью-Йорк?

– Да.

– Не мог... вспомнить... у Лароя... с Рыжим?

– Да, – сказал я. – Взяли Рыжего, Флору, Окуня и деньги.

– А Папа... до... пуло...са... нет.

– Папа до чего? – переспросил я, и спина у меня похолодела.

Он приподнялся на сиденье.

– Пападопулос, – выговорил он из последних сил. – Хотел... пристрелить его... уходит с девушкой... легавый поспешил... жалко...

Слова в нем кончились. Он содрогнулся. Смерть уже стояла в его зрачках. Врач в белом хотел протиснуться мимо меня в машину. Я оттолкнул его и, нагнувшись, схватил Вэнса за плечи. Затылок у меня оледенел. В животе было пусто.

– Слушай, Вэнс, – крикнул я ему в лицо. – Пападопулос? Старичок? Мозги шайки?

– Да, – сказал Вэнс, и последняя капля крови вышла из него с этим словом.

Я уронил его на сиденье и отошел.

Конечно! Как же я не сообразил? Старый мерзавец – если бы не он, при всем его испуге, был главной пружиной, смог бы он так ловко сдать мне остальных, по одному? Их загнали в угол. Либо погибнуть в перестрелке, сдаться и кончать на виселице. Ничего другого им не оставалось. Полиция схватила Вэнса – он мог сказать и наверняка сказал бы, что Пападопулос был атаманом, и ни возраст, ни хилость, ни маска прислужника не помогли бы старому хрычу выкрутиться на суде.

А я? Мне тоже ничего не оставалось, как принять его условия. Иначе – конец. Я был воском в его руках, его сообщники были воском. Он списал их также, как они помогли ему списать других, а я отпустил его на все четыре стороны.

Теперь я могу искать его, могу перевернуть город вверх дном – я обещал только выпустить его из дома, – но...

Что за жизнь!

106 тысяч за голову

"$106,000 Blood Money". Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в мае 1927 года. Составляет дилогию с рассказом "Большой налет". Переводчик В. Голышев.

– Я Том-Том Кери, – с растяжкой сказал он.

Я кивнул на кресло возле моего письменного стола и, пока он подходил, прикинул, с кем имею дело. Высокий, широкоплечий, широкогрудый, узкий в поясе, он весил, пожалуй, килограммов восемьдесят пять. Смуглое лицо его было твердым, как кулак, но ничто в нем не говорило о дурном характере. Синий костюм на нем был хороший и сидел хорошо.

Усевшись, он завернул в коричневую папиросную бумагу заряд табака и объяснил

– Я брат Пэдди Мексиканца.

Я решил, что это, возможно, правда. По масти и повадкам Пэдди был похож на гостя.

– Значит ваша настоящая фамилия – Каррера, – обронил я.

– Да. – Он раскурил самокрутку. – Альфредо Эстанислао Кристобаль Каррера, если желаете подробнее.

Я спросил его, как писать «Эстанислао», записал на листке, добавив: «Он же Том-Том Кери», вызвал Томми Хауда и попросил, чтобы в архиве посмотрели, нет ли у нас чего на эту фамилию. Томми ушел с листком, а смуглый человек с растяжкой проговорил в дыму:

– Пока ваши люди раскапывают могилы, я объясню, зачем пришел.

– Нескладно как Пэдди погиб, – сказал я.

– Такие доверчивые долго не живут, – объяснил его брат. – Но такой уж он был человек... последний раз я видел его четыре года назад, тут, в Сан-Франциско. Я тогда вернулся из экспедиции в... не важно куда. Короче, я сидел на мели. Вместо жемчуга привез из поездки только пулевой шрам на бедре. А Пэдди был жирный, только что нагрел кого-то на пятнадцать тысяч. В тот день, когда мы встретились, он собирался на свидание и опасался тащить с собой такие деньги.

Том-Том Кери выдул дым и мягко улыбнулся, мимо меня, своим воспоминаниям.

– Такой уж он был человек. Верил даже родному брату. А я в тот же день уехал в Сакраменто, оттуда – поездом на восток. Одна девочка в Питтсбурге помогла мне истратить эти пятнадцать тысяч. Лорел ее звали. Любила запивать ржаное виски молоком. И я с ней пил, покуда внутри у меня все не свернулось – на творог с тех пор смотреть не могу. Так, значит, за голову этого Пападопулоса назначили сто тысяч?

– И шесть. Страховые компании предложили сто тысяч, ассоциация банкиров – пять и город – тысячу.

Том-Том Кери бросил окурок самокрутки в плевательницу и начал монтировать новую.

– А если я вам его поставлю? – спросил он. – Куда и как разойдутся деньги?

– Здесь они не застрянут, – уверил я его. – Сыскное агентство «Континентал» наградных не берет и служащим брать не позволяет. Если полиция примет участие, они захотят долю.

– Но если нет, все – мои?

– Если возьмете его без посторонней помощи или только с нашей помощью.

– Возьму. – Он сказал это небрежно. – Так, с арестом ясно. Теперь насчет суда. Если его возьмут, это точно, что он там не отмажется?

– Должно-то быть точно, но он ведь предстанет перед присяжными, а тут все может случиться.

Мускулистая коричневая рука с коричневой сигаретой ответила на это беспечным жестом.

– Тогда, пожалуй, надо получить у него признание до того, как я его притащу, – предложил он не задумываясь.

– Так будет надежнее, – согласился я. – Вам стоило бы опустить кобуру сантиметров на пять. А то рукоять очень высоко. Выпирает, когда садитесь.

– Ага. Вы – про тот, что под левой рукой? Снял с одного человека, когда свой потерял. Ремень коротковат. Сегодня достану другой.

Вошел Томми с папкой: «Кери, Том-Том. 1361-К». Там были газетные вырезки – самые старые десятилетней давности, самые свежие восьмимесячной. Я прочел их, передавая по одной смуглому человеку. Тома-Тома Кери описывали как наемника, торговца оружием, браконьера по тюленям, контрабандиста и пирата. Но все это только предполагалось, допускалось и подозревалось. Его многократно задерживали, но ни по одному делу не осудили.

– Они ко мне несправедливы, – мирно пожаловался он, закончив чтение. – Например, что украл китайскую канонерку – так это не я виноват. Меня же вынудили – меня на пулю взяли. Товар к себе погрузили, а платить не хотят. Я же не мог один выгрузить. Пришлось и канонерку взять, и все. А страховым компаниям этот Пападопулос, видно, очень нужен, если назначили сто тысяч.

– За такую поимку – недорого, – ответил я. – Может быть, газеты на него липших собак навешали, но хватит и того, что есть на самом деле. Он собрал тут целую армию бандитов, захватил квартал в финансовом центре, ограбил два самых больших банка, отбился от всей городской полиции, ушел, потом улизнул от армии, с одними своими помощниками перебил других помощников – вот тут и вашему брату Пэдди досталось, – потом с помощью Окуня Рива, Большой Флоры Брейс и Рыжего О'Лири убрал остальных помощников. И, учтите, это были не школьники, это были тертые ребята, вроде Бритвы Вэнса, Дрожащего Мальчика и Котелка Маклоклина – молодцы, которые знали, что к чему.

– Угу. – Кери остался невозмутим. – А все-таки дело накрылось. Деньги вы отобрали, а сам он едва ноги унес.

– Ему не повезло, – объяснил я. – Выложился Рыжий О'Лири со своей любовью и фанаберией. Тут Пападопулос не виноват. Не думайте, что он дальше пяти не умеет считать. Он опасный человек, и страховые компании не зря решили, что будут спать спокойно, если его поместят туда, где он не сможет устраивать пакости застраховавшимся у них банкам.

– Не очень много знаете об этом Пападопулосе, да?

– Да. – Я сказал правду. – И никто не знает. Эти сто тысяч сделали из половины воров в стране осведомителей. Они гоняются за ним не хуже, чем мы, – не только из-за денег, а из-за того надувательства. И знают о нем так же мало, как мы: что он приложил руку еще к десятку дел, что он стоял за аферой Бритвы Вэнса с облигациями и что его враги имеют обыкновение умирать молодыми. Но никто не знает, откуда он взялся и где живет – когда живет дома. Не думайте, что я подаю его как Наполеона или какого-то стратега из воскресных приложений, но это хитрый, изобретательный старик. Вы правильно сказали, я мало о нем знаю, но на свете много людей, о которых я мало знаю.

Том-Том Кери кивнул, показывая, что понял последнюю фразу, и стал сворачивать третью самокрутку.

– Когда я был в Ногалесе, Анжела Грейс Кардиган передала мне, что Пэдди убили, – сказал он. – Это было с месяц назад. Она, наверное, думала, что я сразу понесусь сюда, а мне что, больше всех надо? Не к спеху. Но на прошлой неделе я прочел в газете, что за этого человека, который, она сказала, виноват в смерти Пэдди, назначена награда. А это уже разница – в сто тысяч разница. И вот я мотнул сюда, поговорить с ней, а потом к вам пришел – узнать, не встанет ли кто между мной и деньгами, когда я заарканю вашего Папу-до-полу.

– Вас ко мне послала Анжела Грейс? – спросил я.

– Угу... только она этого не знает. Она помянула вас, когда рассказывала – сказала, что вы приятель Пэдди и хороший человек, хоть и сыщик, что спите и видите, как бы поймать Папу-до-полу. Я подумал: он-то мне и нужен.