Бешеный прапощимк части 1-9 - Дмитрий Зурков

Майор прощаясь, наклонил голову и четко, по-военному развернувшись, вышел из комнаты. Сестра Грета, видя явное желание фон Штайнберга побыть наедине со своими мыслями сослалась на «необходимость проведать ещё трёх пациентов» и удалилась, пообещав заглянуть к господину барону через несколько часов.

И нужно сказать, что девушка выполнила своё обещание. Дело в том, что Грета фон Ритцен, как и сотни её ровесниц из дворянских семей Германии поступила сестрой милосердия в военный госпиталь, видя в этом свой долг перед Империей. Но к этому весьма благородному и возвышенному порыву добавлялся и некий практичный расчет. Год войны привел к тому, что десятки тысяч молодых мужчин уже сложили свои головы на алтарь бога войны Марса, и угроза остаться старой девой заставила задуматься и действовать Грет, Март, Софий и иных представительниц прекрасной половины Рейха. А здесь вырисовывался весьма интересный вариант: молодой аристократ, перспективный офицер, уже успевший скрестить свою шпагу с врагами, разя их и на земле и в небесах. А раны, полученные в битве, — ну, что же мудрый Шекспир не зря вложил в уста мавра, причем, тоже профессионального военного такие вечные слова: «Она меня за муки полюбила, А я ее — за состраданье к ним». В общем, не заметить те нежные чувства, которые испытывала фройляйн к барону, мог или слепой или сам объект любви. Мужчины, увы, бывают иногда подобны великому Гомеру, и это сходство заключается отнюдь не в литературном таланте.

А среди недостатков майора Хельмута фон Тельхейма ни значилось, ни слепоты, ни отсутствия наблюдательности. Опытный разведчик и знающий жизнь мужчина, оценив ситуацию, мгновенно пришел к выводу как её можно использовать в интересах дела.

А посему, между ним и девушкой ещё до прихода гауптмана в сознание состоялся следующий разговор:

Врач, в подчинении которого находилась Грета, представил их друг другу и вышел.

— Милая фройляйн, прошу понять меня правильно, но мне показалось, Вы испытываете некоторую симпатию, которую я считаю вполне оправданной, к одному из раненых офицеров — гауптману фон Штайнбергу? И поверьте, мой интерес не носит праздный характер.

Фройляйн не вымолвила ни слова, но покраснев, несколько раз кивнула головой и опустила глаза вниз.

— Грета, Вы позволите мне так Вас называть? Мои года дают мне на то некоторые права, а мои две дочери, они по возрасту вполне годятся Вам в сестры.

Фройлян, уже успевшая взять себя в руки, кивнула, и приготовилась внимательно слушать этого важного господина из Берлина.

Видите ли, фройляйн, пройдет некоторое время, и предмет Ваших чувств покинет стены этого госпиталя и его снова призовёт долг перед Кайзером и Фатерляндом.

И кто знает, пересекутся ли снова ваши пути, знаете, как говорят наши нынешние враги — французы? «А ля гер ком а ля гер — На войне как на войне». Но у Вас есть возможность, не изменяя своему долгу сестры милосердия, быть рядом с бароном. И я уверен, что всё будет хорошо. Ибо Вы оба заслуживаете самое большое счастье.

Но есть маленький нюанс, барон, как и Ваш покорный слуга, сражается с врагами рейха на особом фронте. Если хотите, то Вы можете стать в наш строй, но нам нужны женщины, сочетающие в себе не только красоту, но и ум, и не удивляйтесь, и немного хитрости. Впрочем, эти качества, Господь, щедро отпустил дочерям Евы. Вам придется для начала сдать маленький экзамен. Представьте, что Вы режиссер и ставите спектакль, в котором главный герой должен взять из шкафа именно эту книгу. И майор протянул девушке прекрасно изданный тяжелый фолиант. А дальше, — всё в Ваших руках, дитя моё. Я верю в Вас, милая Грета.

После беседы с гауптманом, майор Хельмут фон Тельхейм уехал не сразу. Он терпеливо дождался, когда сестра Грета окончит ассистировать доктору при перевязках вновь поступивших раненых и, заручившись повторным разрешением врача, уединился с девушкой в ординаторской.

— Примите мои самые искренние комплименты, милая фройлян. У Вас все великолепно получилось. Поверьте, если бы не эта война, то я бы посоветовал Вам сменить амплуа, и Вы смогли бы украсить собой труппу Камерного или Немецкого театров Берлина. Вашей игрой мог бы гордиться даже сам Макс Рейнхардт, тем более, что он так же поклонник Льва Толстого. Поздравляю, Вы сдали свой экзамен и Вас ждут великие дела.

Когда герр барон окончательно оправится от ранения и сможет покинуть госпиталь, Вам предстоит его сопровождать. Естественно, что перевод будет согласован, да и Вашего отца мы поставим в известность, тем более, что с господином гехаймратом Фридрихом фон Ритцен мне уже доводилось встречаться. И на прощание, есть еще один вопрос: не могли ли Вы рекомендовать для перевода 5 кандидатур из сестер Вашего госпиталя?

Этот вопрос тоже был своеобразным экзаменом. Если девушка, заранее ревнуя своего возлюбленного, назовет в качестве претенденток почтенных матрон, то она не совсем уверена в своих силах. Но и тут фройляйн Грета показала с себя с самой лучшей стороны. Немного подумав, она предложила несколько фамилий и прокомментировала свой выбор:

— Герр майор, я работаю в госпитале всего лишь полгода, но уже успела понять, что для исцеления раненных только знаний и опыта мало. Одни пациенты, видят в нас своих дочерей, другие — сестер или подруг, а третьим, так не хватает материнской опеки. Поэтому, в моем списке есть и молодые девушки и солидные дамы, но я все, же попросила бы Вас, герр майор, поговорить об этом и с нашим доктором. Уверена, что его выбор, будет безошибочным.

Майор фон Тельхейм, поблагодарив девушку, спрятал список в карман кителя, и, поцеловав руку на прощание, покинул госпиталь…

Гауптман, сидя в кресле, уже в который раз перебирал в памяти разговор с майором. Гложущее недоумение было единственным чувством, терзавшим измученную голову. Безрезультатные поиски неуловимых русских партизан, беспомощность в тщетных попытках помешать их замыслам, предугадать следующий шаг противника. В активе — две могилы русских диверсантов, но какую несоразмерную цену за это пришлось заплатить!

В такой обстановке единственной наградой, на которую он мог рассчитывать, было отсутствие наказания. А вместо всего этого столь ясно высказанное обещание ордена!

Но приятные сюрпризы на этом еще не закончились. За окном раздался шум приближающегося автомобиля и, когда он остановился через несколько минут в поле зрения, из него вышел офицер в сопровождении унтера. Этого не могло быть, но это были… ЕГО ЕГЕРЯ!!!!

Обер-лойтнант Майер, а это был именно он, зайдя в комнату, вначале официально поприветствовал: «Здравствуйте, герр гауптман», а затем тише добавил: «Рад видеть Вас, Генрих».

Фон Штайнберг, еще не веря собственным глазам, вскочил с кресла и, забыв о ранении, попытался протянуть руку для приветствия, но контузия опять напомнила о себе, и он, пошатнувшись, задел раненой рукой о спинку кресла, что вызвало очередную вспышку боли. Так что обер-лойтнанту пришлось подхватить своего командира и бережно усадить обратно.

В первые минуты встречи, гауптман буквально не давал Майеру открыть рот. Короткий монолог свелся к нескольким фразам, повторяющимся в различной вариации: «Как? Какими судьбами? Что с ротой? И куда делись эти русские головорезы?».

Иоганн с улыбкой выдержал этот шквал вопросов, и, не спеша, ответил:

— Начну с конца: после Вашей воздушной атаки, Генрих, эти русские исчезли, просто испарились. В районе нашей ответственности установилась тишина, а еще через несколько дней пришел приказ из Берлина о передислокации роты. Причем конечный пункт не был указан. Мы ожидали всего, что угодно, вплоть до перевода на Западный фронт, или расформирования. Но вместо этого нас разместили в бывшем поместье под Шпандау и начали муштровать. Мы бегаем, скачем на лошадях, стреляем из всего огнестрельного, пожалуй, кроме только гаубиц, лазаем по канатам, метаем ножи. Нас учат какой-то японской борьбе. Ребята, если остаются на то силы, смеются и говорят, что из нас делают то ли циркачей, то ли олимпийцев.

В это время, раздался клаксон автомобиля. Майер встрепенулся и с явным огорчением начал прощаться:

— Скорее выздоравливайте, Генрих. Вся рота ждет возвращения «Нашего Гауптмана», тем более, что, как я слышал, Вы остаетесь нашим командиром. А вот это, егеря просили передать лично Вам в руки. — И обер-лойтнант крикнул в сторону двери: — Йозеф, зайдите!

По этой команде в палату зашел унтер-офицер Кранц с большой плетеной корзинкой, прикрытой крышкой. А из неё как из сказочного рога изобилия появились соблазнительно пахнувшие пряностями копченые окорока и шпиг.

— Угощайтесь, герр гауптман. — Негромко проговорил он, улыбаясь. — Нам, дабы не забывали егерское искусство, разрешили поохотиться, вот ребята и постарались для Вас.

Несмотря на прусскую выдержку, у фон Штайнберга слегка защипало в глазах, и он снова почувствовал себя дома, среди своих офицеров и солдат, с которыми он сможет пройти сквозь любой огонь. Но его невольно выручил повторный и более продолжительный сигнал, который позволил в некотором роде сохранить лицо. Майер и Кранц четко отдали честь и вышли.