двора стоял заново построенный каменный Спасо-Преображенский собор. Благовещенский собор примыкал к самому дворцу и был соединен с ним крыльцом, или папертью; а между соборами Благовещенским и Архангельским построена особая кирпичная палата, назначенная для хранения государевых сокровищ или казны и получившая потом название Казенного двора. Была во дворце и особая палата
Оружничья, т. е. наполненная разного рода оружием. Кремлевский дворец вообще изобиловал дорогой утварью и всякого рода сокровищами. Он был оберегаем многочисленной стражей, состоявшей из стрельцов и московских дворян. Обрядовая сторона придворного быта также получила большое развитие под влиянием преимущественно византийским, которое оживилось с прибытием в Москву Софьи Палеолог и окружавших ее греков. Эта сторона, по-видимому, наиболее была обработана именно при сыне Софьи Василии III. Доступ к особе государя затруднен теперь разными церемониями и целой лестницей придворных чинов. Венчание на царство получило характер сложного и величественного обряда, основанного главным образом также на византийских преданиях. Государевы выходы в дни праздников и вообще торжеств приобрели невиданную дотоле пышность. Особенной роскошью и великолепием отличались приемы иноземных послов и их угощение за царским столом. В обзоре событий при Василии III мы уже видели, какими обычаями и обрядами сопровождались прием и угощение германского посольства, во главе которого стоял Герберштейн. Любопытно, что описание приемов и угощений, совершавшихся при его сыне Иване Грозном, является почти дословным повторением тех же обычаев, только с небольшим разнообразием согласно обстоятельствам. В этих обычаях, как и вообще при сношениях с иноземцами, Московский двор отличался замечательной устойчивостью (консерватизмом); а московская дипломатия строго наблюдала достоинство и честь своего государя, преимущественно когда дело касалось его полного титула, который она не позволяла умалять ни под каким предлогом, что, как известно, нередко вело к долгим пререканиям с соседями, особенно с поляками. Московское правительство хотя и своеобразно, но хорошо понимало, что твердость и неуклонность в подобных случаях оказывают немалое влияние на наше международное положение, в те времена еще не совсем упроченное и подвергавшееся разным спорам со стороны соседей. Рядом с развитием монархической самодержавной власти в Московском государстве получило более прочную организацию и высшее служилое сословие, т. е. боярское. При обзоре предыдущего периода нашей истории мы видели, какая масса князей и бояр приливала в Москву из бывших удельных княжеств, как увеличилось чрез то московское боярство и какую внутреннюю борьбу вызвал в нем этот прилив, борьбу за старшинство или так наз. «местничество». Со второй половины XV века, вместе с окончательным упразднением уделов, число княжеских семей, поступивших на службу Московского государя, возросло до такой степени, что придворная аристократия — если можно так выразиться — окрасилась в княжеский цвет, что еще более придавало блеску Московскому самодержавию. Сыновья и внуки еще недавно самостоятельных владетелей теснились теперь вокруг его трона и заискивали его высоких милостей. Но вместе с тем они, конечно, еще не успели забыть о недавнем прошлом и при удобном случае могли высказать притязания, несогласные с развивающимся самодержавным строем, в особенности притязание на право быть главным советником государя и занимать важнейшие места в управлении. Хотя вообще княжеские фамилии и успели занять в Москве высшие ступени аристократической или боярской лестницы, однако далеко не все разросшиеся ветви этих фамилий достигали сих ступеней. Московские государи, именно Иван III и Василий III, чтобы ограничить их притязания и предупредить их сплоченность, искусно воспользовались высшим правительственным учреждением, т. е. боярскою думою. Сия дума, около того времени получившая более определенную и прочную организацию, состояла из трех классов: бояр, окольничих и думных дворян, с прибавлением нескольких дьяков. Тот член боярской фамилии, который заседал в думе, носил сан истого боярина. Этот сан сделался высшим достоинством в московской служебной аристократии; он давался государем только лицам самых знатных и старых родов, как княжеских, так и некняжеских. В течение XVI века в составе думных бояр встречаются, с одной стороны, потомки Игоревичей и Гедиминовичей, как князья Ростовские, Ярославские, Пронские, Микулинские, Шуйские, Бельские, Воротынские, Мстиславские, Щенятевы, Булгаковы, Голицыны, Куракины, Оболенские и пр., а с другой — потомки старого московского нетитулованного боярства, каковы: Воронцовы, Юрьевы, Бутурлины, Челяднины и некоторые другие. Хотя число княжеских фамилий здесь преобладало, зато многие члены этих фамилий, особенно младшие их ветви, остались вне боярского сана и поставлены были ниже помянутых нетитулованных фамилий.
Члены княжеских фамилий, менее знатных, попали в Думу только в качестве окольничих и только отчасти потом дослужились до боярского сана. В числе окольничих в XVI веке вообще преобладало старое московское (нетитулованное) боярство, которое, как видно, успело отстоять за собой вторую ступень, уступив первую только знатнейшей княжеской аристократии и став выше менее знатных княжеских родов; таковы фамилии Морозовых, Тучковых, Салтыковых, Шеиных, Беззубцевых, Шереметевых, Сабуровых, Годуновых, Колычевых и т. д. После бояр и окольничих третью ступень в думе занимали «думные дворяне»; о них источники упоминают со времени Василия III и малолетства Грозного, называя их «дети боярские, которые в думе живут». Такое выражение ясно указывает на их происхождение: государь (может быть, уже Иван III, а тем вероятнее Василий III) брал наиболее родовитых людей из сословия детей боярских и сажал их в думу, где некоторые из них потом дослуживались до окольничества и даже до боярства. Эти думные дворяне принадлежали обыкновенно к обедневшим и захудалым фамилиям, выделившимся из родов княжеских и простых боярских. Подобных захудалых фамилий, иногда даже утративших свой прежний княжеский титул (напр. Ржевские, Татищевы и пр.), с течением времени образовалось большое количество. Иногда же государь жаловал в думные дворяне людей совсем не родовитых, но хороших дельцов, которых потом возвышал в окольничие; например, Алексей Адашев. Точно так же думные дьяки иногда жаловались в думные дворяне и могли достигать окольничества (напр., Василий Щелкалов), но никогда боярства.
Организованная таким образом боярская дума хотя и ставила на первом месте знатные княжеские роды, но сильно ограничивала их как немногочисленным выбором, так и помещением наряду с ними людей менее родовитых, зато отличавшихся заслугами и умственными дарованиями.
Удельные князья, переходившие на московскую службу, обыкновенно сохраняли за собой владение многими землями и вотчинами, находившимися в их прежних уделах, пользуясь при сем разными привилегиями в отношении суда и администрации; таковы были потомки князей Ярославских и Белозерских. Иногда они продолжали ведать своими уделами в качестве наместников великого князя Московского; некоторые из них выступали в походы все еще во главе своих особых удельных дружин, как, например, князья Воротынские и Одоевские. Таким образом поддерживались тесные связи между потомками удельных князей и населением их бывших уделов, поддерживались старые воспоминания и притязания. Иван III и Василий III относились к этим связям с осторожностью