Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский

Руси

Московское самодержавие. — Царский дворец и его обряды. — Боярство и его ступени. — Наплыв княжеских фамилий. — Местнические счеты. — Легендарные родословия. — Придворные чины. — Дети боярские и развитие поместной системы. — Испомещение отборной царской дружины. — Крестьянское сословие. — Условия крестьянского отказа. — Стеснение переходов. — Указы о беглых и начало закрепощения. — Кабальное холопство. — Отпускные грамоты. — Сельская община. — Городское население. — Кремль и посад. — Губные и земские учреждения. — Выборные власти. — Попытка к отмене кормлений. — Областное управление. — Московские приказы. — Боярская дума. — Великая земская дума и ее значение.

Со второй половины XV века положение и значение верховной власти в Восточной Руси поднялись на неведомую у нас дотоле высоту и получили вполне государственный характер. Вместе с постепенным внутренним объединением этой Руси и приобретением внешней независимости, естественно, в той же постепенности возрастали народное сочувствие и уважение к своим высшим вождям, т. е. к великим князьям Московским — уважение, тесно связанное с их наружным почитанием и покорностью их власти. Прежнее, господствовавшее в эпоху удельную и объединяющее все области, понятие «Русской земли» постепенно заменилось понятием Государя, как воплощением идеи Русского государства. Эта идея, издревле присущая великорусскому племени — из всех славян наиболее способному к государственному быту, — нашла наконец свое широкое и прочное осуществление в лице московских собирателей Руси и в форме московского самодержавия. Сплоченный в один крепкий государственный организм, продолжая вести энергичную борьбу с враждебными соседями на западе и на востоке, русский народ отныне неуклонно стал занимать принадлежащее ему место в ряду европейских народов, идущих во главе новой мировой истории. Отсюда само собой вытекает важное всемирно-историческое значение Московского самодержавия.

С расширением внешних пределов государства и развитием самодержавной власти явилась потребность в соответственном изменении как ее обстановки, так и самого ее титула. Эта потребность удовлетворялась развитием обрядности и пышности при Московском дворе и принятием царского титула. То и другое произошло под двойным влиянием преданий византийских и золотоордынских. Относительно первых главными проводниками были церковная иерархия и письменность, а брак с Софьей Палеолог послужил только внешним толчком. Влияние же золотоордынских образцов действовало долго и непосредственно. Понятие о царском достоинстве у русских людей того времени, кроме царей ветхозаветных, в особенности тесно связывалось с представлениями об императорах византийских и могущественных когда-то властителях Руси ханах татарских. Татарское влияние, несомненно выразилось и в тех суровых чертах, с которыми царская власть относилась к своим подданным; особенно ярко эти черты выступили наружу при Иване Грозном в эпоху опричнины. Не вполне справедливо то мнение, которое приписывает Ивану Грозному усиление и упрочение Русского самодержавия. Нет, более всех для его развития сделал великий его дед Иван III расширением государственных пределов, утверждением независимости и вообще разумной государственной политикой; причем его меры строгости не переходили границ, свойственных его времени. В тех же границах действовал Василий III, и при нем власть Московского государя была уже так велика, как нигде, по замечанию наблюдательного иноземца Герберштейна. Сей последний, очевидно, разумел при сем известные ему европейские земли; он не мог бы сказать то же самое, если бы имел в виду азиатские, особенно мусульманские страны, с их деспотическим строем. Но именно эти-то азиатские деспотии и служили образцами, которым с таким успехом подражал Иван IV. Его ничем не обузданный произвол и общий террор, внушаемый беспощадными и нередко бессмысленными казнями, доказали только великую силу терпения и глубокую покорность Провидению со стороны Русского народа — качества, в которых его закалила особенно предшествующая эпоха татарского ига. И сам Иван IV есть не что иное, как отражение или порождение этой эпохи. Но истинное, государственное самодержавие основывается не на общем страхе, а на потребности народной в сильной правительственной власти и на уважении народа к своим государям. С этой стороны Иван IV едва ли не нанес нравственный удар русскому самодержавию, на что указывают некоторые последующие события. Но государственный смысл великорусского племени выдержал и это испытание, взглянув на него как на временную кару, ниспосланную Богом. Вообще иностранцы, посетившие Россию в XVI столетии, с некоторым удивлением отзываются о том почитании и благоговении, которые русский народ питал к особе своего государя. Русские смотрели на него как на исполнителя воли Божией: «Воля Божия, да государева», «ведает Бог, да государь», — говорили они во всех затруднительных случаях. Даже во время простой беседы при имени государя они снимали шапки. Именины его уже тогда справлялись народом наряду с самыми большими праздниками. Но тяжелое, двухвековое татарское иго сказывалось в этих отношениях нагляднее, чем где-либо; так как к столь естественному чувству глубокого уважения перед своим государем примешивались черты грубого раболепия, выражавшегося отчасти в том, что и самые знатные члены боярского сословия, т. е. внуки удельных князей, стали называть себя его холопами. И азиатский деспотизм Ивана Грозного, как порождение татарского ига, имел, несомненно, значительное влияние на развитие сего раболепия.

Достоинство усилившейся верховной власти и то почитание, предметом которого сделалась особа московского государя, требовали соответственного внешнего величия по отношению к его жилищу или дворцу и к обрядовой стороне придворного быта. И эта потребность получила надлежащее удовлетворение со времени Ивана III, в особенности со времени его брака с Софьей Палеолог. Московский Кремль, как главная резиденция государя, быстро преобразился и украсился под руководством вызванных им итальянских мастеров. Извне его опоясали каменные зубчатые стены с красивыми воротами, стрельницами и башнями, а внутри воздвигались каменные церкви, соборы и палаты. Деревянный великокняжеский дворец Иван III велел разобрать и на его месте начал строить каменный, поручив сию постройку Фрязину Алевизу, миланскому уроженцу. Дворец этот был окончен и украшен уже при Василии Ивановиче. Он представлял группу разных приемных, или парадных, палат и постельных, или жилых, хором великого князя и великой княгини с высокими теремами, или чердаками. Дворцовые здания возвышались над нижними, или подклетными, этажами, которые, в свою очередь, местами были выстроены на белокаменных погребах. Они соединялись красивыми открытыми сенями, или переходами, и крыльцами с лестницами. Приемные палаты шли по фасаду, обращенному к площади, занятой соборами Благовещенским, Архангельским и Успенским. Тут были палаты Большая, или Грановитая, и Середняя, или Золотая, богато украшенные позолотой и стенным расписанием; на Москву-реку выходили палаты набережные, Большая и Малая. Внутрь дворца были обращены Столовая изба, Постельная изба, жилые терема и т. д. А посреди государева