Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

впереди шамана звучал приглушённо во тьме.

Осторожно шла за ним и резко остановилась, увидев столб пламени, возникший в тёмном небе из ниоткуда.

— Что это?

— А, это драконлинги, они охраняют замок. Летают вокруг, сидят на стенах и башнях. Днём увидишь, — голос Ганконера весел и беззаботен, — садись, вот кресло.

В золотистом свете проявившихся огоньков увидела рядом с перилами террасы, увитыми шиповником, пару сплетённых из веток кресел и круглый небольшой столик, на котором доминировали зажаристая утиная тушка и ваза с зелёным виноградом. Осторожно присела, осмотрелась. Над террасой в темноте шумело благоухающее апельсиновое дерево; Ганконер ухаживал, наваливая на тарелку того и сего:

— Тебе нужно поесть, Блодьювидд… Да и я сегодня набегался. Насыщенный был день, да?

Надо же, как он превесело меня поддевает. Ладно. Глядя, как он набросился на еду, удивилась:

— Раньше у тебя было плохо с аппетитом…

— Раньше, богиня, я был болен и несчастен. Но теперь, мой маленький heru целитель, ты вылечишь меня ото всех хворей… уже лечишь. И так хорошо чувствовать себя живым… — он с блаженным вздохом откинулся на спинку кресла.

Он хотя бы ест. Возможно, всё-таки не лич. Но точно сказать нельзя. Впрочем, что это я… он всегда был личом. Инкуб, на время притворившийся эльфом, но всегда бывший чем-то ещё. Отвела глаза и заметила на горизонте адский мертвенно-голубой всполох.

— Что это, гроза надвигается?

Ганконер, старательно откручивавший утиную ножку, на миг остановился, поднял глаза:

— А, это… Нет, это Трандуил бесится, — и снова принялся её откручивать.

Я помолчала, подождала, и он, оторвав наконец окорочок, вцепился в него зубами, и, жуя, продолжил:

— Он, понимаешь, удивительно облажался. Верил, что я мёртв, и систему магической охраны не поменял. А эту охрану я и ставил, мне было нетрудно её преодолеть. Ты, может, не знала, но тебя охраняли несколько гнёзд лучников в разных частях дворца и парка. Этих я околдовал — они всё видели, но двинуться не могли. Знаешь, время, которое я провёл в Нави, заполненной тварями, созданными на заре Арды, — оно было вечностью. Но в мире живых ужалось в несколько минут. И, когда Трандуил бежал в темницу смотреть, что со мной случилось, я уже смотрел на тебя с ТОЙ стороны, и уже тогда мог тебя украсть.

— Что же помешало? — я со вздохом приняла от него вторую ножку.

В Эрин Ласгалене я почти стала вегетарианкой, но лапка была удивительно вкусная, а я голодная, и вегетарианство моё кончилось, по каковому поводу я испытывала чувство вины, но есть продолжала.

— Три вещи.

Ганконер сделал паузу, вытер губы и руки кружевной салфеткой и набулькал в бокалы чего-то шипучего:

— Это пеларгирская лоза. Выпей со мной, прекрасная, и развеселись сердцем!

И, чокнувшись со мной, провозгласил:

— Твоё здоровье и долголетие в мире Арды — и в моих объятиях!

Я подавилась и обляпалась. Ганконер только насмешливо бровь приподнял. Махнул бокал и продолжил, стараясь над уткой:

— Первое: для проведения обряда сожжения смертности нужны были эльфийские шаманы и ресурсы либо Эрин Ласгалена, либо другого старого эльфийского королевства. Я решил подождать и похитить тебя после обряда. Второе: тебя нужно было куда-то унести. Я за это время как раз успел на развалинах одной старой крепости создать новую, защитить её… и украсить золотую клетку для тебя — которую, надеюсь, со временем ты ощутишь милым домом.

Мда. Интересно, не происходит ли и он от Келегорма Прекрасного. Видно же, что та часть души легендарного воина, которая позволяла ему воровать девиц, держать их взаперти и давить конями их женихов, совершенно точно перешла к Ганконеру.

Пока я мусолила эту мысль, Ганконер вдруг посерьёзнел и почти неохотно сообщил:

— И третье, самое важное. Я, только победивший Владыку Мёртвых, был очень тёмен тогда, и что-то во мне беспрестанно шептало, что если я съем тебя, то ты останешься со мной навсегда — и столько, сколько буду существовать я, ты будешь течь золотой пылью в моей крови и согревать меня своим пламенем. Шёпот был настойчив, а я не хотел поддаваться ему и убивать тебя, и решил подождать. Сейчас, когда я воплотился как следует, голос этот всё ещё со мной и шепчет всё то же, но я хорошо его контролирую. Я хочу, чтобы ты была не в моей крови, а рядом со мной. Живая. Такие дела.

— Я тебя очень удачно украл, ровно после обряда. У Трандуила хорошие аналитики — они бы скоро догадались обо всём: и почему орки оживились, и почему древние, вроде бы вымершие чудовища, снова появляются в мире, и начали бы искать. От эльфийской разведки проблематично долго скрываться. Особенно, если ты вновь воплотившийся Тёмный Властелин.

Кусок утки попал не в то горло, и Тёмный Властелин сочувственно поколотил меня по загривку:

— Как ты, Блодьювидд? Всё хорошо?

Прокашлявшись, я приняла бокал с пеларгирской лозой, попила и вроде бы полегчало.

— То есть, Трандуил знает, что произошло и где я?

— Знает, богиня, но сделать ничего не может. Сила его велика, но я силён не меньше, а может и больше, и остановил грозу его гнева на границах моих владений. Теперь ему нет хода сюда, а мне туда. Грозовая завеса так и будет там стоять, непроницаемая для меня, но это всё равно — ты-то здесь, — Ганконер счастливо улыбнулся.

Потом внимательно посмотрел на меня и обеспокоенно добавил:

— Не думай обо мне плохо, богиня, я бы честно вызвал его и убил, но мой вызов не примет ни один эльф: я отщепенец, изгой, осуждённый на позорную казнь… я не мог иначе. И да, эльфийские законы меня не сдерживают, но из любви к тебе я не смею взять силой то, на что имею право — хоть и заплатил за это право жизнью. Но я могу быть рядом, дышать с тобой одним воздухом, ухаживать за тобой — оно того стоило.

Я примолкла и более его ни о чём не спрашивала. Аппетит ни у одного из нас не пропал, и мы допотрошили утку и доели виноград, и сполоснули руки водой с запахом какого-то незнакомого цитруса. Молчаливые харадримки утащили столик, светлячки погасли и терраса снова погрузилась во тьму.

Какое-то время я молча слушала, как шелестит крона апельсинового дерева над головой, а потом по шороху и тихой ноте поняла, что Ганконер достал флейту. Подобрала на кресло ноги и ощутила себя человеком, висящим над пропастью: веточка, за которую держишься, вот-вот обломится, внизу ревут голодные тигры — но — ах, как хороша земляника! Соловей, мой соловей вернулся