КГБ - Олег Гордиевский

То, что во время холодной войны во Франции не было публичных разоблачений советских агентов, таких сенсационных, как в США и Англии, свидетельствует не о недостаточной активности советской разведки, а скорее о неэффективности французской контрразведки. Отчасти эта неэффективность объясняется тем, что во Франции не было «венонских» дешифровок, которые ознаменовали начало конца «великолепной пятерки» и атомных шпионов. После дела Пака, в середине шестидесятых, США и Англия вновь проанализировали весь французский материал, проходивший в «венонских» сообщениях, а результаты были переданы французскому управлению территориальной безопасности (ДСТ). В них имелись указания на то, что в довоенном французском Министерстве авиации действовала группа советских агентов, которые были завербованы в середине тридцатых, и в течение нескольких лет до падения Франции работали под контролем нелегала ГРУ Генри Робинсона. Член группы, ученый Андре Лабарт (кличка «Жером»), который в 1938 году ушел из Министерства авиации, чтобы возглавить несколько государственных исследовательских лабораторий, одним из первых вступил в общество «Свободная Франция», которое образовалось в Лондоне в июне 1940 года под руководством генерала де Голля. В течение нескольких месяцев Лабарт был начальником службы вооружений при де Голле, но, поссорившись с окружением генерала, вышел из состава общества и основал в Лондоне ежемесячный журнал «Свободная Франция». Позднее он также вел радиопередачи Би-Би-Си на Францию. В Лондоне Лабарт передавал политическую и военную информацию советскому оператору, которого он знал как «Альберта». В 1943 году Лабарт стал министром информации во временном правительстве «Свободной Франции» в Алжире. Среди тех, кто работал под его руководством, был и Жорж Пак, который руководил отделом политических новостей на радио «Свободная Франция». После войны Лабарт зарабатывал себе на жизнь в основном журналистской работой, редактируя журналы «Констелясион» и «Сьянс э Ви».

Самым крупным советским агентом в довоенном Министерстве авиации, разоблаченным с помощью расшифровок «Веноны», был Пьер Ко, дважды занимавший пост министра торговли в составе недолговечных правительств Третьей республики в период между двумя войнами. В тридцатые годы он придерживался радикальных политических взглядов и был, пожалуй, самым активным из некоммунистов сторонником тесного военного альянса с Советским Союзом. Во время Гражданской войны в Испании пресса обвинила его (возможно, и не без оснований) в том, что он передавал русским данные о французских авиационных системах и вооружениях. О том, что Ко — советский агент, сообщал и Кривицкий, бежавший на Запад в 1937 году, но его откровения особого интереса тогда не вызвали, в том числе и в США.

Как и многие другие французские левые, Ко был удивлен заключением германо-советского пакта в августе 1939 года; но, осуждая этот пакт, он продолжал настаивать, что Франция и Советский Союз должны когда-нибудь объединиться. Отстраненный де Голлем после падения Франции в 1940 году, Ко провел несколько лет в США, где совмещал научную работу с пропагандой идей альянса. Позднее из расшифровок «Веноны» стало известно, что он был повторно завербован в 1942 году резидентом НКВД/НКГБ в Вашингтоне Василием Зубилиным (он же Зарубин). С ним, а также с другим советским оператором Ко поддерживал контакт на протяжении последующих двух лет. В конце 1943 года Ко перебрался в Алжир, где вступил в Консультативный совет «Свободной Франции». В марте 1944 года, по поручению временного правительства, он три месяца провел с миссией в Советском Союзе. Вернулся он в восторге от того, насколько Сталин привержен идее ценности человеческой личности — «се culte renouvele de l'humanisme». По его словам, это больше, чем мощь оружия Красной Армии, помогло России выиграть войну. Свой отчет о поездке он закончил так: «Свобода неумолимо угасает при капитализме и столь же неумолимо возрождается при социализме.» После войны Ко получил известность одного из лучших ораторов в Национальном собрании и «самого талантливого попутчика в Европе» за то, что играл видную роль в советских организациях прикрытия, и получил Сталинскую премию в 1953 году.

«Венонские» данные о Лабарте, Ко и других, как и сведения, открывшиеся в ходе последующих расследований, были получены слишком поздно и оперативной ценности не представляли. На допросах в ДСТ Лабарт во всем признался. Из-за того, что огласка дела Ко могла вызвать нежелательные политические последствия и принимая во внимание его преклонный возраст, Ко позволили спокойно умереть. Подробную историю деятельности советской агентуры во Франции еще предстоит написать.

Федеративная Республика Германия с момента своего основания в 1949 году была из всех западноевропейских государств самым уязвимым к деятельности агентов стран советского блока. Один из центральных эпизодов этой деятельности до сих пор вызывает много споров. В июле 1954 года Отто Ион, глава Федерального ведомства по охране конституции (службы безопасности ФРГ) исчез из Западного Берлина, а несколько дней спустя он выступил на пресс-конференции в Восточной Германии с осуждением якобы возрождающегося в ФРГ нацизма. В декабре 1955 года Ион вновь оказался на Западе и заявил, что находился под воздействием наркотиков, которые ему колол работавший на КГБ врач Вольфганг Вольгемут. Верховный суд в Западной Германии скептически отнесся к этому заявлению. По другим сведениям, Ион здорово выпивал; Вольгемут хорошенько накачал его виски, а потом убедил бежать, сыграв на его страхах перед возрождением нацизма. В декабре 1956 года его приговорили к четырем годам тюремного заключения.

Самым продуктивным агентом КГБ, действовавшим в западногерманской разведке, был Хайнц Фельфе, который в 1958 году возглавил в западногерманской разведслужбе БНД отдел контрразведки, занимавшийся Советским Союзом. С помощью фиктивной агентурной сети, специально созданной в Москве Центром, и при поддержке КГБ Фельфе удалось создать себе потрясающую репутацию. Шеф БНД Рейнхард Гелен с гордостью показывал важным гостям кабинет Фельфе, где висела огромная разноцветная карта Карлсхорста, на которой в мельчайших подробностях была изображена штаб-квартира КГБ, вплоть до того, где какая машина стоит и кто каким туалетом пользуется. В ходе карлсхорстской операции (кодовое название «Диаграмма») было написано пять толстых томов, в которых было огромное количество планов отдельных кабинетов, личных характеристик и внутренних телефонных справочников. Штаб-квартира БНД в Пуллахе, неподалеку от Мюнхена, постоянно получала заявки на информацию о Карлсхорсте и от других разведслужб. Эти запросы, как потом похвалялся Фельфе, «высвечивали конкретные интересы всех европейских резидентур ЦРУ» и тем самым давали Центру ценную возможность получать представление об их операциях. Фельфе же удалось сделать так, что БНД и его союзники имели «полностью искаженное представление о Карлсхорсте». Служба А ПГУ, которая руководила подготовкой мемуаров Фельфе, включила в них целые пассажи, в которых ПГУ занималось самовосхвалением. Один из них гласил: «Прошло немного времени, и выяснилось, насколько прозорливы были оперативные планы КГБ.» Одновременно Фельфе снабжал Карлсхорст копиями практически всех важных документов, которые проходили через БНД. Срочные донесения передавались в Карлсхорст по радио, а остальное — в чемоданах с двойным дном, на пленках, спрятанных в банках с детским питанием, через потайные «почтовые ящики», а также через курьера БНД Эрвина Тибеля, который тоже работал на КГБ. В течение двух лет до августа 1961 года, когда была построена Берлинская стена, когда ЦРУ и БНД, по словам Фельфе, строили планы «подрыва экономического и политического развития ГДР», «активизации психологической войны» и «переманивания рабочей силы», «я не раз рисковал, и не всегда риск можно было просчитать. Встреча за встречей, передачи данных следовали одна за другой — все было подчинено одной цели: дать СССР основу для принятия решений. Я прекрасно понимал, что в течение тех двух лет я давал контрразведке противника те нити, с которыми они могли работать. Подтверждением тому стал мой арест.»

Мотивы Фельфе, как и мотивы Пака и Хэмблтона, скорее объяснялись тщеславием, чем идейными соображениями. Его самого, как и его коллег, регулярно поощряли личными поздравлениями от генералов КГБ, и как-то раз даже от самого председателя. Сотрудник ЦРУ, работавший в Германии в пятидесятые годы, после ареста Фельфе в 1961 году заключил: «Отчет о нанесенном БНД ущербе, наверное, составил бы десятки тысяч страниц. Были провалены не только агенты и явки, необходимо было пересмотреть все донесения тайных агентов за десять лет: и те, что были сфабрикованы другой стороной, и те, что были слегка изменены, и те, что были получены из чисто мифических источников.»