КГБ - Олег Гордиевский

«То, что наша деятельность классифицируется как шпионаж, буквально шокировало его, по крайней мере, он пытался убедить меня в этом. Он внушил мне, что все передаваемые мной сведения будут использованы на благо мира, и в том, что я делаю, нет ничего предосудительного.»

Вернувшись в Лондон, Вассалл сначала работал в разведывательном управлении Адмиралтейства, потом у парламентского секретаря Адмиралтейства, а затем в военном отделе того же ведомства. На встречах с Родиным на протяжении почти четырех лет Вассалл передал тысячи совершенно секретных документов о военно-морской политике Англии, НАТО и о разработках военно-морских вооружений. Несмотря на презрительное отношение к Вассаллу, Родин изо всех сил старался продемонстрировать «искреннее сочувствие». По словам наивного Вассалла, «он был человеком светским и с пониманием относился к моим чувствам. У нас с ним было довольно много общего. Мы говорили о путешествиях, живописи, музыке, человеческой природе». Родину удалось убедить Вассалла, что ему нравились их «многочисленные интересные беседы» в дорогих ресторанах. Родин старался сделать так, чтобы Вассалл зависел от него в финансовом отношении. Он ему давал деньги, чтобы тот мог жить, не стесняясь в средствах, в роскошной квартире на Долфин Сквер.

Вторая командировка Родина в качестве лондонского резидента закончилась весьма внезапно после того, как польский перебежчик Михал Голеневский предоставил СИС и МИ5 сведения о Джордже Блейке. В апреле 1961 года по указанию СИС Блейк был отозван с курсов арабского языка в Ливане и арестован. Родин спешно вылетел в Москву, чтобы никогда уже не вернуться. Блейка приговорили к рекордному сроку тюремного заключения длиной в сорок два года, но через шесть лет его удалось вызволить из тюрьмы благодаря совместным усилиям террориста из ИРА и двух активистов антиядерного движения. Вассалл был разоблачен в 1962 году и приговорен к восемнадцати годам тюремного заключения, из которых он отбыл десять. В его квартире сотрудники МИ5 обнаружили миниатюрный фотоаппарат «Практика» для переснятия документов, камеру «Минокс» и фотографии 176 секретных документов на 35-миллиметровых кассетах, спрятанных в потайном ящике.

Вторая лондонская командировка Родина в качестве легального резидента совпала с пребыванием в Великобритании Конона Трофимовича Молодыя, одного из самых талантливых нелегальных резидентов КГБ, который работал совершенно независимо от легальной резидентуры. Молодый родился в Москве в 1922 году в семье видного русского ученого. Когда ему было семь лет, мать отправила его жить к тетке в Беркли (штат Калифорния), где он и пошел в школу. В 1938 году вместо того, чтобы принять американское гражданство, он решил вернуться в Советский Союз и во время войны поступил на службу в НКВД. В 1954 году Молодый приехал по фальшивому паспорту в Канаду, где достал метрику умершего канадца финского происхождения Гордона Арнольда Лонсдейла и присвоил себе его имя. В 1955 году вновь испеченный канадский гражданин Лонсдейл приехал в Лондон, записался на курсы китайского языка в Школе изучения стран Востока и Африки при Лондонском университете и на средства КГБ открыл собственное дело, став директором нескольких компаний по прокату музыкальных, игральных и торговых автоматов. Как он пояснил Гордиевскому, вернувшись девять лет спустя в Москву, занятия языком много сил не отнимали, поскольку он уже прилично владел китайским, хотя и скрывал это от преподавателей и сокурсников. Среди его сокурсников было много сотрудников западных разведслужб. Для того, чтобы завязать с ними знакомства, Молодый и поступил на курсы. Потом он любил вспоминать в разговорах в Центре, как один из сокурсников как-то сказал ему: «Гордон, наверное, кроме нас с вами, остальные здесь все шпионы.» Молодый гордился и своими предпринимательскими успехами. Он показывал Гордиевскому фотографию изготовленного на одной из его фирм электронного замка, который в 1960 году получил золотую медаль на выставке Международной организации ассоциаций изобретателей в Брюсселе. Очень скоро шпионская деятельность Молодыя перешла на самоокупаемость и, несмотря на то, что ему приходилось платить огромные суммы своим агентам, он еще приносил и существенную прибыль КГБ. Позже Молодый так сказал в беседе с советским журналистом: «Напомню: весь оборотный капитал и прибыль моих четырех фирм (а это миллионы фунтов стерлингов!), умножаемые каждый год не без моей помощи, были „социалистическим имуществом“. Парадоксально, но факт!».

К своим английским агентам Молодый относился с тем цинизмом, который был так характерен для профессионалов КГБ времен холодной войны:

«Резидент, которого еще называют „шефом“, если вербует агента, по-нашему „помощника“, делает вид, что вовсе его не вербует, а просто покупает нужную информацию… А коготок у агента увяз, он из этого уже не вылезет. Агент тот хорош, кто обладает следующими данными: служит, например, в военном ведомстве на невысокой, но ключевой должности, дающей доступ к информации, не выслуживается в старшие офицеры, носит амплуа неудачника (не сумел, положим, окончить академию генерального штаба, так как болезнь отняла „лучшие годы“), любит выпить (а это дорого стоит!), имеет слабость к женскому полу (что тоже недешево!), критически относится к своему правительству и лояльно к правительству резидента.»

Молодый признавал, впрочем, что было бы предпочтительно, если бы у агентов была «четкая идейная основа». Но, к сожалению, такие идейные агенты, как, например, «великолепная пятерка» и Джордж Блейк, в послевоенной Англии стали «чрезвычайной редкостью»: «Средний англичанин аполитичен и равнодушен: ему совершенно наплевать, кто им правит и куда ведет страну, чем хорош или плох „Общий рынок“, его интересует собственный заработок, работа и чтоб жена была довольна.»

Так же цинично отзывался Молодый и о том, что разведчик вынужден довольствоваться случайным сексом вместо большого чувства: «И без женщины разведчику нельзя, и с нею тоже невозможно! Один мой коллега, намучившись, поступил так. В Англию из Франции приезжали на языковую практику молодые женщины, это называется „опэр“ (на пару)… Главное их достоинство, с точки зрения моего коллеги, заключалось в том, что пребывание их в стране ограничивалось трехмесячным сроком. С этими молодыми и прекрасными дамами он и появлялся на людях. Через три месяца: гуд бай, май диа гел! Адью, сэр! И на память о замечательно проведенном времени невинный презент: то ли шубка, то ли колечко…»

Такое отношение Молодыя было весьма типичным для КГБ при Серове, да и после него. Серов был категорически против использования женщин в оперативной работе и считал, что их можно использовать только как приманку и лишь иногда для вербовки других женщин. Серьезные предубеждения существовали и против использования женщин на кабинетной работе. Несмотря на высокую репутацию Рыбкиной и нескольких других женщин, занимавших руководящие посты в ПГУ, Серов категорически запретил вербовать женщин для оперативной работы в КГБ, и этот запрет сохранился вплоть до времени Горбачева. Как и большинство его коллег по КГБ, Молодый имел предубеждение не только против женщин, но и против евреев. Вскоре после его возвращения в Москву в 1964 году, Гордиевский, который тогда был культоргом в Управлении С (нелегалы), достал ему билет в цыганский театр «Ромэн» в Москве. Через несколько дней Молодый встретил Гордиевского в коридоре. «Что же это ты со мной сделал? — спросил он, изобразив негодование. — Ты сказал, театр цыганский, я пришел — а там одни евреи.»

По иронии судьбы, техническим обеспечением Молодыя на протяжении шести лет его пребывания в Лондоне занимались супруги-евреи из Америки Моррис и Лора Коэн, они же Питер и Хелен Крогер, в прошлом входившие в группу Розенбергов в США. Работали они под видом преуспевающих букинистов. В 1961 году во время обыска, проведенного МИ5 и Специальной службой Департамента уголовного розыска на квартире Коэнов в Руйслипе, в предместье Лондона, в тайнике под полом на кухне был обнаружен передатчик, достаточно мощный, чтобы вести передачи на Москву, и коротковолновый приемник для прослушивания радиопередач из Москвы в высокочастотном диапазоне, спрятанные в карманных фонариках и в зажигалке одноразовые шифрблокноты, спрятанное в пудренице микроточечное считывающее устройство, принадлежности для изготовления микроточечных сообщений, банка из-под печенья, в которой находился магнитный железооксид, который используется при нанесении на пленку радиограмм для скоростной передачи азбукой Морзе, тысячи фунтов, долларов, дорожных чеков и семь паспортов.

Только двое из английских агентов, работавших под контролем Молодыя при техническом обеспечении Коэнов, были осуждены — Гарри Хафтон и его любовница Этель Джи. Хафтон (кличка «Шах») полностью соответствовал стереотипу английского шпиона, цинично описанному Молодым после его возвращения в Москву. Он работал клерком в Управлении подводных вооружений в Портленде, и с помощью Этель Джи, которая работала там же в архиве, он без особого труда мог добывать совершенно секретные сведения о противолодочной обороне и ядерных подводных лодках. На след Молодыя МИ5 помогли напасть данные о Хафтоне, которые были получены от Михала Голеневского, агента ЦРУ в польской УБ. Мемуары Хафтона, написанные им через десять лет после того, как он вышел из тюрьмы, красноречиво свидетельствуют о том, как Молодый успешно обманывал его. В своем московском интервью Молодый ясно дал понять, что считал таких агентов, как Хафтон, обиженными богом и судьбой. Хафтон же наивно полагал (как и Вассалл, когда вспоминал свои встречи с Родимым), что с самой первой встречи с Молодыя «их связывали прочные узы дружбы.» Хотя Хафтон и заявил, что раскаивается в том, что занимался шпионажем, он также признался, что то, что началось под нажимом, превратилось под влиянием теплой дружбы с Молодыя в деятельность, которая ему нравилась: «Нас объединяло настоящее чувство товарищества!» Хотя Молодый был весьма сексуально активен и у него было немало любовниц, ему удалось убедить Хафтона, что «интимные отношения с любой из них были абсолютно исключены».