Фонтаны на горизонте - Анатолий Вахов

Трайдер и Лунден выжидательно взглянули на Грауля.

Я отказываюсь обсуждать договор, который во всех странах не вызывал нареканий, и требую удовлетворения своих претензий! — резко ответил Грауль.

Ваше требование — прогнать Курилова?

Да, это так, — кивнул Грауль, чувствуя себя менее уверенно.

Поднимаясь из-за стола, Северов сказал:

Курилов останется на судне. Его проступок не настолько велик, чтобы вести речь об увольнении с флотилии. За нарушение дисциплины я ему сделал замечание. Считаю, что этого вполне достаточно.

Но, капитан... — начал было Грауль.

Северов словно не слышал его:

Я обращаюсь к вам с просьбой, господа гарпунеры... Трайдер и Лунден наклонили головы в знак того, что

готовы выполнить все его просьбы. Лунден даже улыбнулся. Грауль настороженно смотрел на капитан-директора.

Я вас прошу, господа, начать обучать стрельбе из гарпунных пушек наших моряков — Курилова, Турмина и капитана Орлова...

Ничто бы, пожалуй, не произвело на гарпунеров более сильного впечатления, чем эти слова. Лунден заморгал своими круглыми глазами, точно его только что разбудили, Трайдер от изумления даже рот открыл. А Грауль так стиснул зубы, что перекусил сигару, хруст ее был услышан всеми.

Это плохая шутка! — криво усмехнулся он.

Мне некогда и незачем с вами шутить, господия Грауль, — сухо проговорил Северов. — Як вам обращаюсь с деловым предложением: нам нужны свои гарпунеры, чтобы мы могли добывать не шестьдесят, а сто двадцать китов за сезон на одно судно. Возьметесь вы обучить наших товарищей?

Вы же знаете, что это невозможно! — воскликнул Грауль. — Есть договор, и мы никому и никогда не позволим его нарушать.

Тогда мы его нарушим, — подчеркнул слово «мы» Северов, — и оплатим вам неустойку.

К черту деньги! — Грауль посмотрел на Северова откровенно ненавидящим взглядом. — Никто из русских не смеет подойти к пушке. Вы не имеете права нарушать договор.

- У нас на это уже имеются полномочия! - сказал Геннадий Алексеевич.

Грауль понял, что капитан-директор действует на законном основании. Он быстро, но так, что это заметили все, взглянул на сидящих рядом с ним гарпунеров, в душе выругался и подумал: «Перетрусили. С такими помощниками ничего не сделаешь», а вслух сказал:

Русские не могут стать гарпунерами, для этого надо иметь природные данные...

Северов оборвал Грауля:

- Вы находитесь на русском судне, как вы смеете наносить оскорбление русским?!

Степанов, стараясь сдержать себя, спросил притихшего гарпунера:

Вы, господин Грауль, возражаете против обучения наших моряков гарпунному делу? По-вашему, у них нет для этого особых данных. Ну, а если все-таки испробовать, может быть, выйдет толк?

Не стоит тратить время напрасно.

Лицо помполита стало суровым. Он кивнул Северову:

Слово за вами.

Да, — ответил капитан-директор и обратился к гарпунерам: — Вот радиограмма, полученная из Владивостока. Слушайте.

Грауль слушал и не верил своим ушам.

В радиограмме командованию флотилии разрешалось поставить к пушкам русских моряков, не принимая во внимание никаких протестов иностранных специалистов. «Желаем успеха в охоте и освоении китобойного промысла», — этими словами заканчивалась радиограмма.

С завтрашнего дня у каждого из вас будет по ученику. Ваш ученик, господин Грауль, — бочкарь Курилов, — тоном приказа сказал Северов и поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Нет, так не будет! — почти закричал Грауль, но, поняв, что сказал лишнее, добавил тише: — К гарпунной пушке русские не смеют подходить! Мы будем защищать наше право всеми средствами! До свидания! Идемте! — бросил он Трайдеру и Лундену. Те послушно вскочили с дивана и вышли вслед за Граулем.

Когда за гарпунерами захлопнулась дверь, Степанов, обращаясь ко всем, сказал:

За гарпунерами надо внимательнее следить, сейчас они способны на любую пакость. — И уже другим тоном обратился к Горевой: — Ну, рассказывай новости, показывай, что нам привезла, будущий профессор.

Горева подошла к столу и развернула небольшую карту Дальнего Востока. Первый год учебы у нее прошел хорошо. Много пришлось поработать и в библиотеках, чтобы собрать весь материал о китах, который мог пригодиться ее товарищам.

Это — пути миграции китов, — заговорила она, указывая карандашом на цветные линии, тянувшиеся вдоль камчатского берега на север. Горева волновалась, хотя десятки раз представляла себе эту беседу на базе. — Их еще нельзя считать окончательно установленными, они взяты из различных и недостаточно проверенных источников, но ориентироваться по ним, придерживаться их мы должны, пока не будет более подробных дополнительных данных... В мировой литературе очень немного сведений о миграции китов, об условиях и особенностях их жизни, развития. Большинство книг посвящено одному вопросу — как быстрее переработать добытого кита, каких китов лучше промышлять. У меня сложилось мнение, что зарубежные китобои, как и та небольшая группа ученых, что находится на службе у китобойных компаний, одержимы одной мыслью — как можно больше убить китов. Я привезла книгу отца и сына Северовых. Издать ее в такой короткий срок нам помогли товарищи из ЦК партии. — Нина указала на стопку томиков в зеленых обложках. — Это одна из наиболее серьезных работ о китобойном промысле в нашей стране. Для нас она тем более интересна, что написана на основании данных, собранных в районах Дальнего Востока.

Геннадий Алексеевич с необычайным волнением рассматривал книгу. На ее обложке стояло: «А. И. и И.А. Северовы». Вот труд отца и брата. Их нет в живых, но исполнилось то, о чем они мечтали, чему посвятили жизнь... Глаза капитан-директора затуманились. Он невольно вспомнил прошлое.

— Поздравляю тебя, Геннадий Алексеевич, — негромко сказал Степанов. — Поздравляю с книгой. Она, как и наша флотилия, достойный памятник им.

Помполит не назвал имен, но капитан-директор знал, кого имел он в виду.

Орлов смотрел на Нину и слушал ее со смешанным чувством. Девушка после возвращения вела себя по отношению к нему так, словно его не было на флотилии. И капитан знал, что виноват в происшедшем он сам. А Нина, стараясь не замечать Орлова, в то же время думала о нем. Морская жизнь быстро сближает людей, позволяя познать друг друга, раз и навсегда определить свои отношения. Коллектив флотилии стал для Горевой второй семьей, и она нашла здесь настоящих, верных товарищей. Но радость возвращения была для Нины омрачена.

Сколько раз там, в Москве, она думала о том, как приедет к китобоям, и всегда перед ней возникал образ Орлова. Нина не признавалась себе, но она была влюблена в молодого капитана. Как сложатся их отношения, Горева не знала. Она была охвачена одним желанием — быть рядом с Орловым, видеть его, слышать, и, чем больше проходило времени, тем сильнее становилось ее чувство. Горева остро ощущала расстояние, которое отделяло ее от флотилии, от Орлова.