Фонтаны на горизонте - Анатолий Вахов

Орлов сам стал у штурвала. Промокший до нитки, сжав рукоятки штурвала, он подводил «Труд» к угольщику. Волны то угрожали бросить суда друг на друга, то разносили их в стороны.

Сжав зубы, Орлов вновь и вновь пытался подвести свой корабль к «Утесу», но безуспешно: шторм не стихал. Волны ревели, заливали палубу, в вантах выл ветер.

Сейчас Орлов ничего не видел, кроме темной массы «Утеса», которая безвольно переваливалась на волнах. Машинное отделение угольщика уже было залито водой.

Там, на «Утесе», ждали помощи люди. Орлов приказал спустить шлюпки. Захлестываемые волнами, они подошли к тонущему судну. С «Утеса» в шлюпки прыгали моряки. Китобои бросали канаты, по одному вылавливали тонущих людей, втаскивали их на палубу. Транспорт быстро погружался в морскую пучину.

Последним на «Труд» перешел Пилипенко.

На рассвете китобойцы вернулись к базе. Пилипенко сидел в каюте капитан-директора. Осунувшееся лицо, темные круги под глазами говорили о переживаниях минувшей ночи. Капитан подробно отвечал на вопросы Степанова и Геннадия Алексеевича.

Дукин, значит, знал, что «Утес» годен лишь на слом? — спросил Степанов.

Конечно, но настоял на выходе в море, — кивнул Пилипенко. — Я, старый дурак, дал себя уговорить.

Ну, а кто же таранил тебя? — поинтересовался Северов.

Судно погасило огни. Можно заключить, что военное. — Остап Тарасович подумал и добавил: — Сдается, что это судно и запрашивало наши координаты, а себя не назвало.

Степанов нервно заходил по каюте. Мысли были неспокойные, тревожные. Было ясно, что событие истекшей ночи — не простая случайность.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

Северов, выслушав Степанова, радостно похлопал его по плечу:

Значит, все согласились?

Все. И Курилов, и Турмин, и Орлов. Мне, собственно, никого не пришлось уговаривать. Каждый понимает, для чего это нужно. А Курилов и Турмин будто только и ждали этого предложения.

Вот только Орлов не совсем подходит, — высказал сомнение Степанов. — Сочетание капитана и гарпунера! Не знаю, было так когда в китобойной практике?

А вот и проверим. — Геннадий Алексеевич отпил чай из стакана. — Что-то обком долго не отвечает на нашу радиограмму?

Возможно, с Москвой советуется, — Степанов, обмакивая бисквит в чай, задумался.

Ты о чем думаешь?

Сколько нам еще придется преодолеть трудностей!

Устал, силы кончились, духом пал?! — удивленно и в то же время испытующе спросил Северов. Ему редко приходилось видеть своего помполита в плохом настроении.

Сил хватит, — вскинул голову Степанов и нахмурился. Голос его зазвучал жестко. — Чувствую, что нам вредят. А вот как поймать тех, кто это делает? Хотя бы ухватиться за кончик веревочки, — всех бы тогда «а свет вытащили.

Степанов даже пристукнул кулаком по столу и, помолчав, добавил:

Пощады не дадим!

Ты что-то сегодня воинственный, — следя за Степановым, проговорил Северов.

А ты как думаешь, Геннадий Алексеевич? — Степанов оттолкнул кресло, зашагал по каюте. — Мы первую пятилетку выполнили, а шахтинцы да подлецы из промпартии по указке из-за рубежа намеревались нам в спину нож вогнать. Сейчас вторую пятилетку выполняем, а нам снова вредят, но другие. И до них доберемся. Когда народ един, никакая мерзость не скроется!

...Наконец пришел новый транспорт с углем. На нем прибыла на «Приморье» и Нина Горева. Ольга, увидев ее, обняла, затем отстранилась, ожидая найти в ней какие-то перемены. Но Горева была прежней. Так Ольга и сказала ей. Нина засмеялась:

А вот ты изменилась, и очень. ;| Любовь тебе в пользу.

Скажешь тоже! — махнула рукой Ольга и вспыхнула.

Горева заметила, как округлилось, стало более женственным лицо Ольги, исчезли прежние резкие движения и жесты.

— Счастлива? — шепнула Нина на ухо подруге.

Да! — кивнула та и крепко прижала к себе Пореву, пряча лицо на ее плече.

Нина почувствовала себя так, точно она что-то потеряла и хочет найти. Ее глаза осматривали китобоев, взгляд скользнул по мостику, оттуда за борт, на китобойные суда, и задержался на «Труде».

Нина, не признаваясь себе в этом, хотела видеть Орлова.

Перегрузка угля с транспорта на «Приморье» была закончена к вечеру четвертого дня, и угольщик на рассвете собирался уйти во Владивосток.

В этот вечер и случилось взволновавшее всех китобоев событие.

Степанов и капитан угольщика находились у капитан-директора, готовившего пакет в трест. Северов писал, а помполит вполголоса беседовал с капитаном. Вдруг раздался громкий стук в дверь.

Войдите, — поднял- голову от бумаг Геннадий Алексеевич.

Дверь широко распахнулась, и удивленные моряки встали. В каюту вошел Данилов. Он держал за шиворот низкорослого человека, лицо которого налилось кровью.

В нем Степанов узнал всегда недовольного резчика из бригады Данилова.

В чем дело, товарищ Данилов? — спросил Северов и закрыл дверь каюты, за которой толпились моряки. Все были возбуждены, громко говорили.

Вот в чем дело! — не выпуская резчика, Данилов левой рукой бросил на стол несколько металлических стержней толщиной в карандаш и длиной немногим больше спички. — Глядите!

Что это такое? — Северов взял один из стержней и осмотрел его.

Стальной, — пояснил Данилов. — Расчет правильный был.

Рассказывай, — попросил Степанов.

Иду я мимо паровой пилы. Вижу: чехол-то шевелится. Ну, думаю, ветер как бы не сорвал, надо к раме парусину покрепче привязать. Нагнулся за тесьмой, а там нога торчит этого паскудника.

Данилов с силой тряхнул человека. Тот не сопротивлялся. Лицо его стало лилово-красным.

Отпусти, задушишь, — сказал помполит Данилову.

Ему одна дорога! — Бригадир толкнул резчика к стенке. Тот стал растирать себе шею. — Откидываю парусину, а там этот сморчок притаился, а у самого в руках стерженьки. Два уже успел в шестерни заложить. Включили бы мы пилу, и брызги от нее во все стороны. Вот!

Данилов так посмотрел на резчика, что тот съежился.

Едва довел до вашей каюты, товарищ директор. Ребята хотели его за борт.

Степанов подбросил на ладони стержни, точно взвешивая их:

За борт рано. Он нам кое-что расскажет.

Я ничего не знаю, ничего, — заговорил испуганно резчик, и глаза его заморгали. — Я... я буду работать.

Работать, говоришь? — переспросил Степанов. — Работать можно по-разному. Можно китовую тушу разделывать, можно и механизмы выводить из строя.

Помполит подбросил на ладони стержни. Говорил он, казалось, спокойно, но глаза с гневом смотрели на человечка, а на скулах ходили желваки: