Записки партизана - Петр Игнатов

Бутенко вскинул на Свирида Сидоровича свои большие темные глаза и спокойно ответил:

— Хорошо. Какое задание?

— Заданий будет два. Первое — официальное: починить пишущие машинки. Второе — посложнее. Сегодня ночью арестована батуринская бригада. Их взяли жандармы. Надо постараться разузнать, кто предал батуринцев. Ты ведь знаешь немецкий?

— Плоховато, Свирид Сидорович, — словно извиняясь, ответил Бутенко.

— Все-таки хоть немного знаешь. Ну, тебе и книги в руки. Отправляйся в управление, с работой не спеши. Гляди в оба глаза, слушай в оба уха. Не забудь почитать бумажки в машинном бюро, если, конечно, представится возможность. Не показывай вида, что знаешь немецкий. Будь осторожен. Постарайся, разузнай, какой мерзавец выдал батуринцев… Понял, Бутенко?

— Понял, Свирид Сидорович. Когда надо уходить?

— Сейчас же. Бери инструменты и отправляйся. Дай-ка руку на прощанье, дорогой. Кто знает…

— Да что вы, Свирид Сидорович! Что вы! Пустое… Вот только обидно: немецкий плохо знаю…

Взяв у Штифта сопроводительную бумажку и захватив свой маленький саквояжик, Бутенко отправился в жандармское управление. Начальник комендатуры фельдфебель Уль подписал ему пропуск, указал номер комнаты машинного бюро, и Бутенко оказался в длинном полутемном коридоре. Ему было не по себе: Петр Евлампиевич потом признался, что у него мурашки по спине забегали — ему казалось, что он не выйдет отсюда. Когда он шел по коридору, встречные немцы удивленно оглядывались на него, но никто его не остановил.

В машинном бюро машинистки показали ему несколько неисправных машинок и попытались было заговорить с ним по-немецки. Бутенко, сконфуженно улыбаясь, ответил, что, к сожалению, не знает немецкого языка. Это было сказано с такой подкупающей улыбкой, что машинистки поверили и, не стесняясь, громко говорили при нем о странном русском мастере, который, судя по длинным волосам, вероятно, был когда-то художником или музыкантом…

Бутенко осмотрел машинки и заявил:

— Вот эту я починю сегодня. Этой займусь завтра. А над третьей, что стоит в шкафу, придется повозиться: надо сменить кое-какие детали. Поэтому я просил бы выдать мне пропуск на неделю, чтобы не беспокоить каждый раз господина фельдфебеля из комендатуры.

И это было сказано с такой непосредственностью, что никто не стал возражать. Солдат из охраны принес Бутенко временный пропуск на десять дней.

Механик приступил к ремонту машинок. Он работал не спеша, размеренно и четко. Первая машинка, которую он сдал, оказалась в полном порядке, и немецкий ефрейтор, принимавший работу, покровительственно похлопал его по плечу.

Склонившись над второй машинкой, Бутенко старался внимательно прислушиваться ко всему, что делалось и говорилось вокруг. Но за весь день он ничего интересного не услышал: немецкие машинистки работали молча, изредка перекидываясь незначительными фразами.

Бутенко пробовал издали заглядывать в бумажки, но ничего из этого не получилось: он был близорук. К концу дня Петру Евлампиевичу стало ясно: в том машинном бюро, где он работал, секретная корреспонденция не печаталась. Для этой цели, очевидно, в управлении было особое машинное бюро. Бутенко убедился в этом под вечер, когда ему принесли новую машинку и приказали немедленно же починить ее. Из разговоров машинисток он понял, что эта машинка из секретного бюро ефрейтора Фогеля.

Бутенко приуныл — в секретное бюро ему, конечно, не пробраться. Ничего другого не оставалось, как начать добросовестно трудиться.

Поздно вечером машинистки разошлись, осталась только дежурная. Работы у нее было мало, и белобрысая немка с увлечением читала какую-то толстую книгу, повернувшись спиной к Бутенко.

Около двух часов ночи в коридоре раздался шум. Казалось, кого-то волоком тащили по полу. Петр Евлампиевич услышал стоны, глухой удар, крик…

Бутенко давно уже закончил работу, но уходить из жандармского управления было поздно: ночного пропуска у него не было. И Бутенко дремал, сидя на стуле…

На рассвете снова протопали тяжелые шаги в коридоре. Снова послышались стоны. Молодой женский голос выкрикнул:

— Мама… Мамочка…

Бутенко резко повернулся к двери. Скрипнул стул. Машинистка посмотрела на него, усмехнулась и со скучающим видом снова уткнулась в книжку…

Петра Евлампиевича отпустили только рано утром. Ему дали шесть часов на отдых. В полдень Бутенко уже снова сидел в машинном бюро.

Он знал, что удача не приходит сразу, и по-прежнему терпеливо поджидал удобный случай, чтобы заглянуть в бумажки.

Около часу ночи к Бутенко подошел какой-то немец в штатском, приказал собрать инструменты и немедленно явиться в комнату № 5: в конце коридора, последняя дверь направо.

У Бутенко невольно дрогнуло сердце: кто знает, что за комната и что его ждет там?..

Выйдя в коридор, Бутенко столкнулся лицом к лицу… с Батуриным. Бутенко готов был броситься к товарищу, обнять его, но вовремя сдержался: Батурина вели два немецких солдата.

В комнате № 5 Бутенко увидел толстого усатого немца с ефрейторскими нашивками. Кроме него в комнате сидели две машинистки. И не прошло и десяти минут, как Бутенко понял: его привели в секретное бюро ефрейтора Фогеля.

Вначале Фогель недоверчиво приглядывался к русскому. Но Бутенко, стараясь не обращать на это внимания, сразу же углубился в работу. Раза два ефрейтор громким голосом бросал машинисткам насмешливые замечания насчет длинноволосого русского. Но Бутенко продолжал невозмутимо работать, делая вид, что он ничего не понимает. Случалось, что на несколько минут Бутенко оставляли совершенно одного в бюро. Но Бутенко сразу разгадал ловушку и по-прежнему сосредоточенно возился около машинки, хотя его так и подмывало взглянуть на бумаги, лежавшие на соседнем столе.

Прошла еще одна ночь в жандармском управлении. Она ничего не принесла Бутенко. Но он чувствовал, что именно в этой комнате, за дверью с железной решеткой, скрыта тайна, которая интересует Свирида Сидоровича…

Вторую ночь Бутенко работал в секретном бюро. Отношение к нему переменилось: ефрейтор, казалось, полностью уверился в отсутствии у русского праздного любопытства и перестал наблюдать за ним. Машинистки вообще не замечали его. И только тогда Бутенко решился начать знакомиться с корреспонденцией, лежавшей на столах. Он делал это с величайшей осторожностью, и первые же прочитанные им бумаги подтвердили, что он напал на верный след: это были протоколы следствий, доклады шпионов, копии доносов и ордеров на арест.

Поздно ночью ефрейтор Фогель ушел из бюро. Осталась одна машинистка. У нее слипались глаза, и она терла их кулаком, лениво перелистывая какую-то объемистую рукопись.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});