Театр эллинского искусства - Александр Викторович Степанов

потом. Эллинским атлетам запрещалось бить по корпусу. Поэтому следы жестокого поединка видны только на высоколобом лице атлета, благородном и страшном. Глаза вынуты грабителями — и я этому рад, потому что на бронзовом лице белки и радужки выглядели бы протезами. А опустевшие глазницы источают боль. Ссадины на щеках и на лбу сочатся кровью, капли которой, изображенные вставками красной меди, от резкого поворота головы упали на руку, на перчатку, на ногу. Под правым глазом — гематома, выполненная из темного сплава. Верхние зубы выбиты, так что губа опустилась, и выдыхаемый воздух приподнимает усы. Сломанный нос и отекшие уши, затрудняющие слух, — атрибуты профессионала.

Вдохновленные Музами

Присмотримся к произведениям, в которых изображения музицирования и танца, не включенные в некий объемлющий сюжет, являются сюжетами сами по себе.

В третьей четверти VIII века до н. э. некий критянин отлил из бронзы фигурку сидящего кифареда, которая свободно помещается на ладони (ил. 340). Даже если мастеру не довелось видеть ни одного мраморного кикладского арфиста — а ведь от Крита до Кикладских островов рукой подать, — критская бронзовая фигурка тематически родственна сидящим кикладским идолам III тысячелетия до н. э. Сравнение с ними поможет почувствовать своеобразие эллинской художественной интуиции.

Бросается в глаза глубочайшая увлеченность критского кифареда своим занятием. Мастер передал его состояние, сконцентрировав внимание на голове, вернее, на лице музыканта, на кифаре и на пальцах правой руки, коснувшихся струн. Ради этого он пожертвовал правдоподобием фигуры своего человечка, превратив ее, по сути, в требующую минимума бронзы конструкцию, исправно держащую голову, инструмент и руку. Огромная голова склонилась к кифаре, поставленной на немного разведенные колени. Лоб нависает над выпученными глазами, уставившимися вперед бессмысленно, ибо не смотреть надо сейчас этому музыканту, а слушать; рот открыт. Уж не поет ли он? Низко нахлобученный лоб и скошенный подбородок — этот аутичный профиль ясно говорит, что сейчас для этого человека не существует ничего, кроме звучащей музыки. Если бы мастер попытался изобразить струны, им пришлось бы быть в масштабе статуэтки тоньше волоса. Вместо этого он, напротив, сделал их толще канатов, ибо чем же издает звук кифара, как не струнами? И вот на эти бронзовые стержни, вставленные в раму над резонатором, легли три толстых растопыренных пальца. Почему не пять? Потому что незачем перечислять все, чем наделила природа человеческую конечность. Не сами по себе пальцы надо изображать, а просто наличие пальцев в отличие от лап или копыт.

Ил. 340. Статуэтка кифареда. 750–725 гг. до н. э. Бронза, выс. 6 см. Гераклион, Археологический музей. X 2064

Ил. 341. Арфист с острова Керос. Ок. 2800–2300 гг. до н. э. Мрамор, выс. 22 см. Афины, Национальный археологический музей. № 3908

Теперь бросьте взгляд на кикладского идола с арфой (ил. 341). Он завораживает слаженностью форм. Телу уделено внимания не меньше, чем арфе, струн в которой нет, потому что они тонки до невидимости. Трон не менее интересен, чем тело. Голова, слитая с высоким головным убором, вдохновенно поднята над арфой. Вместо лица — гладкая яйцеобразная форма, из которой выступает клинышек носа. Красота неземная. Но я — за уродца из музея в Геркулануме, потому что он не бог и не жрец, а, не в обиду музыкантам будь сказано, настоящий музыкант.

А вот перед нами бронзовый кифаред из Эрмитажа — миниатюрная реплика «Кифареда Клеона», созданного Пифагором Регийским для Фив между 470 и 460 годами до н. э. (ил. 342). Юноша уселся на камне со своим инструментом. Ветерок, приподнявший край плаща у опущенной правой ноги, овевает обнаженное до пояса тело. Кифару он держал на приподнятом левом бедре. Она не сохранилась, но положение рук настолько характерно, что, будь она восстановлена, статуэтка не стала бы выразительней. Ударив плектром по струнам, музыкант отвел его. По наклону головы и расслабленным губам кифареда видно, что он улавливает тающий в воздухе аккорд, то ли настраивая инструмент, то ли кончив играть. Из эпически протяженного времени, в котором творит музыку критский кифаред VIII века до н. э., Пифагор перенес нас в определенный момент, в конкретное пространство распространяющегося звука. Глубокие, плавные складки плаща волнами расходятся вниз от кифары. Неужели регийский скульптор знал о волнообразности акустических явлений?

Ил. 342. Кифаред. Уменьшенная реплика «Кифареда Клеона» работы Пифагора Регийского. Бронза, выс. 12 см. Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж. № ГР 4943 (Акимова Л. Искусство Древней Греции. Классика. СПб., 2007. С. 94, ил. 67)

Ил. 343. Берлинский Мастер. Амфора. Ок. 490 г. до н. э. Выс. 42 см. Нью-Йорк, Музей Метрополитен. № 56.171.38

Немного ранее Берлинский Мастер изобразил на аверсе амфоры (ныне она в Музее Метрополитен) молодого певца с кифарой, выступающего на состязании в присутствии судьи, которого, при желании, можно увидеть на реверсе (ил. 343). Возникнуть такое желание может разве что из научного интереса или из праздного любопытства, ибо созданный Мастером образ музыканта завораживает. Самозабвенно запрокинув голову, он посылает небожителям завершающий возглас пеана. Слегка согнутые ноги выпрямятся, устремляя вслед песне стройную гибкую фигуру в длинном хитоне. Ничто земное не существует для него в этот момент. Да и земли нет, буквально нет. Плавно развевающийся шарф, колеблющиеся складки переброшенной через плечо хламиды наполнены волнообразными движениями. Какой контраст с кифарой, представленной в его руках с обстоятельностью инженерного чертежа! Голос берет верх над струнным аккомпанементом. Правая рука отвела от струн плектр, левая приглушила две струны указательным и средним пальцами. Выступление завершено.

Ил. 344. Дурис. Килик. Ок. 480 г. до н. э. Диаметр 28 см. Берлин, Государственные музеи, Античное собрание. № 2285

Еще недавно замечательный певец учился в гимнасии. Как это выглядело, можно представить по сценам, представленным Дурисом около 480 года до н. э. на знаменитом берлинском килике (ил. 344). Изображены четыре урока. На аверсе один учитель преподает стихосложение и письмо, другой учит играть на лире. В комнате висят две лиры, пара киликов, корзина, чехол флейты. На реверсе постигают грамматику и учатся петь.