Отец мой шахтер (сборник) - Валерий Залотуха

Коврик под коленями трепыхался, силясь улететь и унести с собой Колю. Он сжался, зажал ладонями уши и смотрел на страшную машину, ничего не понимая. Колеса коснулись земли, открылась дверца, и изнутри вывалился металлический трап. Неловко, задом, по нему стал спускаться мужчина в черном костюме. Для верности он держался за трап обеими руками, и, так как третьей руки у него не было, он сжимал в зубах ручку большого черного дипломата.

Когда он твердо стал на ноги, в темноте люка появилась чья-то рука и прощально помахала. В ответ человек тоже стал махать, радостно, с чувством, двумя руками, забыв, видимо, что в зубах у него дипломат. Трап спрятался, дверца закрылась, и, прибавив шума и ветра, вертолет резко пошел вверх.

А человек все продолжал прощально махать.

Коля поднялся и сделал к человеку два шага. Тот повернулся. Это был Павел Петрович. Он взял дипломат в руку и улыбнулся.

– Добрый вечер, Николай! – приветствовал он все еще растерянного Колю. – Не испугался? А я тебя еще с неба увидел. Хотел сначала в деревню к матери залететь, а потом думаю – перепугаю народ, переполошу старых. Знаешь, кто там? – Он указал на удаляющийся вертолет. – Люди, которые могут все! Практически это уже не люди – боги. С их помощью будем поднимать наши края. Открыли шлюзы. Вот летали, смотрели наши земли… Да! Посидим? – Павел Петрович по-хозяйски уселся на Колин коврик, положив дипломат на колени. – А ты, значит, культ здесь отправляешь? Хорошее место! Знаю. Знаю, знаю! И не осуждаю! И если вдруг станут притеснять – сразу мне говори! У нас равенство всех конфессий, верь хоть в Бога, хоть в чёрта, лишь бы государству вреда не было. Я ведь и сам, грешным делом, в церковь захаживать стал. И ты знаешь – хорошо! Нагрузки снимаются… Психотерапия такая своеобразная. Молитву выучил, «Отче наш»… Сейчас «Символ веры» штудирую. Ну, знаешь там: «Верую во Единого Бога…» А, ну, ты же… – Павел Петрович глянул на Колю с сочувствием, как на увечного, и продолжал: – На колокол пожертвовал определенную сумму. Да… На исповедь, правда, не хожу. Что он, поп – прокурор, что ли? Почему я должен ему все выкладывать? Да… Конечно, не думалось, что так все повернется, но раз уж повернулось. Как говорится, был Павлом, стал Савлом! Или наоборот? Ха-ха! Но вера народу нужна! И ты молодец, Николай. Хотя, конечно… – вновь с сожалением вспомнил Павел Петрович. – Ну, ничего! Бог-то все равно один? Один, скажи? Ну, один? – требовал подтверждения Павел Петрович.

– Один, – подтвердил Коля и опустил глаза.

– Ну вот! – удовлетворился Павел Петрович. – Нет, Бог есть, это теперь как дважды два! Сыр есть, появился, значит, и Бог… Шутка!

Павел Петрович замолчал вдруг, задумался, посмотрел по сторонам, поднял глаза на луну и, доверительно глянув на Колю, признался:

– Но, сказать по правде, я его себе не представляю! Нет – и всё! Вот чёрта или там сатану, как он там бал правит, – это пожалуйста! Ну и ладно! – Павел Петрович хлопнул ладонями по дипломату. – Ты еще не закончил? Тогда я пойду, не буду мешать. По пути в Бучиле искупаюсь. Там сейчас вода те-еплая…

Коля растерянно смотрел Павлу Петровичу вслед. Тот шагал широко, размахивая свободной рукой – хозяйски и радостно, распевая голосом Поля Робсона:

– Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек, я дру-угой…

Низкая луна наливалась красной медью.

Бережно поставив на землю дипломат, Павел Петрович быстро разделся и, оставшись в широких цветастых трусах, трижды звонко хлопнул себя по животу.

И вдруг заволновалась красноватая гладь Бучилы, забурлила посредине, вздыбилась вода, и, разрывая ее, появилось и стало расти что-то круглое. Павел Петрович не поверил глазам своим и, хмыкнув, улыбнулся. Это круглое росло, поднималось, оно было голым, но по краям росли волосы, в грязи и водорослях. Потом стал появляться лоб, толстый и безмятежный. Павел Петрович хмыкнул во второй раз, однако улыбка на его лице пропала. Но когда в воде загорелись два красноватых глаза цвета луны и стали приближаться к поверхности, Павел Петрович сделал шаг назад, и колени его от страха подогнулись.

А тот все вырастал, поднимаясь над водой. У него были большие щеки, мясистый, в оспинах, нос, короткая губа верхняя и презрительно отвисшая нижняя. За покатыми плечами шла волосатая грудь с жирными мужскими сиськами, огромный живот и в гуще волос – неприкрытый торчащий срам. Он улыбался, обнажая редкие зубы, и медленно поднял руку, приветствуя Павла Петровича. У него не было рогов, лишь две небольшие мясистые шишки по краям лба, а хвоста и копыт и подавно не было. Это был не чёрт. Это был сам сатана. Русский сатана. Он был огромен и отвратителен.

– А-а-а-а! – прорвало побелевшего от ужаса Павла Петровича.

Он подхватил дипломат и, раздирая рот в крике, побежал обратно через поле к спасительным деревенским огням – через речку, по мостку.

Но там поджидала его новая беда – хрустнула доска, подвернулась нога, и, взмахнув руками, Павел Петрович полетел в воду, а дипломат раскрылся вдруг, и из него вылетели во множестве небольшие зеленые кирпичики…

У той странной ночной истории было конечно же продолжение, его просто не могло не быть, ибо слишком уж странной была та ночная история. И продолжение не заставило себя ждать…

Утром следующего дня Коля совершал утренний намаз, по обыкновению своему, на крутояре за деревней. Он только начал молиться, когда увидел внизу странную картину.

По широкой кочковатой луговине от деревни к месту впадения маленькой речки в большую реку бежали, словно одержимые, люди. Удивленно и встревоженно глянул Коля на реку, но никакого кораблекрушения и никого тонущего не увидел, а только рябь на воде, будто кто высыпал там в большом количестве резаную бумагу.

Ничего не понимая и забыв о молитве, Коля встал с колен и побежал вниз, к людям.

Туда же, куда бежали все, неслась подвода, полная народу с баграми, сачками и мешками в руках. Лошадью правил Колин крестный.

– Садись, крестник! А то не успеешь! – крикнул крестный, придерживая лошадь.

Но, ничего не понимая, Коля не двигался.

– А! – махнул рукой крестный и хлестнул лошадь.

Задыхаясь, бежала Тонька Чугунова.

– А ты чего стоишь-то, Коль? – заговорила она с плачущей интонацией, потому, видимо, что бегущие слева и справа обгоняли ее, а ей требовалось отдышаться.

– А что случилось?

– Деньги там… зеленые эти… договоры, что ль… Польча пошла на речку гусей выгонять – целую охапку принесла. Настоящие, говорят…

– Доллары, блин! – проорал Федька, на бешеной скорости пролетев мимо на велосипеде.

Тонька Чугунова вздохнула и потрусила дальше. А навстречу Коле бежала Верка, бежала и смущенно улыбалась.

– Чего стоишь, Абдалла? – закричала она, подбегая. – В натуре, баксы, я сама проверяла!

Коля схватил ее за руку, останавливая.

– Стой! Не надо! – попросил, почти потребовал он.

– Ты чего, сдурел? – Верка потянула его к реке.

– Это – нельзя!

– Что – нельзя? – сорвалась на крик Верка. – А нищету разводить можно? Раз в полгода колготки покупать можно?

– Это воровство!

– Да они ничьи, понимаешь? С неба свалились!

– Не бывает ничьих денег!

– Да пошел ты! – Верка вырвалась наконец и побежала со всеми.

Коля растерянно смотрел ей вслед.

– Вера! – закричал он что было сил, даже присел, крича.

Она остановилась.

– Мантуро дуст недорам![36] – крикнул Коля.

– Потом! – крикнула Верка и побежала дальше.

В том месте, где маленькая речка впадала в реку большую, где мелководье обрывалось глубиной, где малая вода становилась водой большой – плыли и кружились на месте зеленые прямоугольнички, по одному, стайками и целыми коллективами. И по одному, по одному, по одному к ним бежали, плыли, летели люди…

Федька въехал на скорости в воду, перелетел через руль и тут же поплыл, будто специально этому обучался.

Верка стянула через голову свитер, но в спешке вместе с ним и футболку и, голая по пояс, побежала по мелководью. Никто этого не замечал, да и, похоже, она сама не заметила.

Двое мужиков в черных длинных трусах раскручивали на берегу бредень.

Колин крестный бегал по мелководью с подсачником и подсекал доллары.

– Гля, Васька тонет! – крикнула ему какая-то баба и указала на барахтающегося беспомощно на глубине мужика.

Крестный посмотрел коротко, крикнул успокаивающе: «Выплывет» – и побежал за стайкой зеленых.

В нескольких местах уже дрались.

Поднимая белью буруны, со стороны Мукомолова к месту необычного лова неслись моторки.

– Не надо! – закричал Коля, пытаясь хоть кого-то остановить.

Кто-то столкнулся с ним, ругнулся и побежал дальше, а Коля упал.

Он лежал на земле долго и неподвижно, потом поднялся, отряхнул рубаху и брюки и направился к крутояру, но увидел вдруг бегущую последней, култыхающую мать, торопливо отвернулся и закрыл глаза руками.