Пляска в степи - Виктория Богачева

после рассвете и вовсе показалось солнце. Горазд из последних сил старался не клевать носом, наблюдая со стены, как сотник Стемид с дюжиной кметей обтирается снегом снаружи княжьего подворья. Чеслава ушла вздремнуть незадолго до того, как начало светать: ей еще за княгиней день напролет приглядывать, и Горазд остался один.

Зевнув так, что едва не онемела челюсть, он потоптался на месте. Кмети весело бранились, осыпая друг друга снегом, и сотник Стемид пуще всех. Крепко он повеселился накануне ночью и нынче же пытался вытравить из себя хмель. Горазд потер покрасневшие, сухие от недосыпа глаза и приветливо махнул рукой кметю, который поднимался наверх, чтобы сменить его в дозоре.

Эх, сейчас бы к мамке в избу завалиться да на печи вздремнуть… Не о том думаешь, княжий кметь! Несмотря на ранее утро, да еще и после праздника, на подворье было многолюдно: князь поднял с лавок всех. Спустившись со стены, Горазд поглядел на черную сторону терема, где уже в двух клетях под запорами сидели воевода Брячислав да десятник Сбыгнев. Многого не разумел про своего князя Горазд, но вот одно накануне он понял крепко: немало всего поперек Ярославу Мстиславичу сотворил Сбыгнев.

Покрутив головой, он заметил гридня Лутобора, подпиравшего спиной терем. Он стоял на углу, зажмурившись и подставив лицо солнечным лучам. Горазд пошел к нему, чтобы побольше расспросить про Сбыгнева, но тут как раз по двору забегали холопы, созывая дружину в гридницу, и задуманное ему не удалось.

Увидев в тереме князя, Горазд подумал, что ночью тот спал не больше его самого. Привычное место дядьки Крута на скамье пустовало, и никто не решался его занять. Интересно, отправит ли Ярослав Мстиславич в Белоозеро весть?..

Дружинники степного князя Некраса Володимировича вместе с молодым княжичем, князем, Желаном Некрасовичем сидели особняком, ошуюю княжеского престола.

Горазд уже собирался скользнуть вдоль стены вглубь гридницы, в конец, где обычно сидели отроки да молодые кмети, но его оставил Лутобор.

— Иди сюда, глазастый, — велел тот и указал на скамью подле себя.

Когда два кметя привели в гридницу бывшего десятника Сбыгнева, вспыхнувшие было разговоры да пересуды разом стихли, и в тереме стало очень, очень тихо. Не отрываясь, Горазд смотрел на Сбыгнева, руки которого были связаны спереди веревкой. Выглядел тот получше, чем ночью: отогрелся, проспался в теплой клети. Ему вернули рубаху и плащ, которые он и надел. При свете дня стала отчетливо видна седина в его русых волосах: немало он уже встретил зим.

Расставив широко ноги, Сбыгнев остановился в шаге от княжьего престола, так, чтобы видеть и Ярослава Мстиславича, и часть дружины на скамьях. Старшие гридни и опытные мужи, знавшие Сбыгнева еще по его службе князю Мстиславу, глядели на него с мрачным недоверием и неприязнью. Те, кто помоложе был, да ни о чем не ведал, смотрели с любопытством.

— Нынче ночью приехал в терем десятник моего брата, — Ярослав поднялся с престола и сделал несколько шагов, чтобы быть ближе к дружине.

Казался он сейчас гораздо спокойнее, чем накануне, отметил Горазд. Уже и не кривился всякий раз, когда о незваном госте говорил.

— Сбыгнев, сын Дарёна.

Князь повернулся к нему и посмотрел в глаза.

— Говори, зачем приехал, — велел сквозь зубы. — Перед дружиной моей говори.

Горазд почувствовал, как шевельнулся подле него Лутобор. Гридень вцепился ладонью в штанину и сжал ее до побелевших костяшек. Что же такого натворил в прошлом Сбыгнев?..

— Повиниться перед тобой, Мстиславич, — после молчания уже в третий раз произнес бывший десятник.

На дружину перед собой он глядел, ощетинившись. А вот когда на князя смотрел, то такое делалось у него лицо, что Горазд и не разумел, что тот чувствует…

— И рассказать, что княжич… что Святополк сговорился с хазарским воеводой Багатур-тарханом…

Горазд бросил быстрый взгляд в сторону скамьи, где сидел Храбр Турворович с Баженом и дюжина уцелевших воинов. Каждый из них подался вперед, чтобы лучше слышать, и, казалось, даже не дышал. На Желана Некрасовича даже смотреть больно было: до того жалким, побитым выглядел мальчишка.

— Потому и разорили хазары степное княжество, — договорил Сбыгнев, и гридница взорвалась громкими голосами и ропотом.

Ярослав не стал унимать дружинников, позволив всем излить свой гнев. Никто допрежь одно с другим не соединял. Хотя болтали про княжича Святополка всякое… И что с хазарами он спутался, тоже говорили. Но спутаться — одно дело. Другое же — сговориться и на своих напасть. Чужими руками, но тут уж все едино. На своих — да так люто. Хазарам на разорение, на поругание отдать… Ведь не мог не знать Святополк, что сотворят степняки с теремом да князем Некрасом Володимировичем. Обо всем он ведал, но не дрогнуло сердце, не отвалился язык, скрепивший союз.

Пока кмети шумели, Храбр Турворович подорвался с лавки и в пару шагов уже вознамерился добраться до Сбыгнева, когда Ярослав остановил его на середине, схватив за плечо.

— Нет, воевода, — среди всеобщего шума Горазд прочитал у князя по губам. — Сядь.

Невероятно долго смотрел Храбр Турворович в глаза ладожскому князю, не желая отводить первым взгляд. Но все же отступил, пересилив себя, и подорвавшийся следом за отцом Бажен подошел к нему, стал рядом. Вдвоем они вернулись на лавку. Сын все говорил ему что-то, настойчиво и быстро, а воевода слепым взглядом смотрел перед собой, и мысли одна тяжелее другой мельтешили у него в голове. А молодой князь Желан, казалось, и вовсе к нему подступиться страшился.

— Я не ведал про степное княжество, — когда дружинники выдохлись, и толки стихли, Сбыгнев заговорил вновь. — Как узнал — ушел прочь из дружины. Больше я княжичу не десятник.

Он смотрел теперь только на Ярослава и говорил только с ним, словно остались они в горнице вдвоем.

— А что мой брат против меня замышляет — ведал? — князь впился в него требовательным взглядом.

Он не повышал голоса, но глаза у него были совершенно жуткие: мертвые, черные. И бледной, толстой нитью выделялся старый шрам на правой щеке.

Горазд затаил дыхание.

— Ведал, князь, — все же чуть сгорбившись, отозвался Сбыгнев. — Ведал, — повторил он громко и четко, чтобы каждый в гриднице услышал.

Пуще прежнего загомонили дружинники. Нынче же их злость захватила и Горазда. Уж таких слов к своему князю стерпеть не мог никто. Ох, был бы нынче в гриднице воевода Крут… живым святополковский десятник не ушел бы.

— Что темнить, Мстиславич, сам все ведаешь, — Сбыгнев, похоже, собрался шагать в пропасть до конца, уж коли начал. — Не был я с твоим отцом согласен, когда он тебе