У каждого свой путь - Любовь Рябикина

Он подхватил сына на руки и усадил рядом с собой. Обхватив за плечи притиснул к себе, слегка дотронулся кончиком указательного пальца до его носа. Лешка смотрел на него во все глаза. Костя подмигнул и еще раз улыбнулся:

— Как только, так сразу! Ты же меня знаешь. Я тоже скучать буду.

Уже на следующий день он написал рапорт на имя начальника академии с просьбой отправить в Чечню по контракту. Генерал попытался отговорить, но Костя стоял на своем. Через месяц просьбу удовлетворили и подполковник Силаев отправился в Грозный.

Степанову через сутки отправили в Моздок. Загипсованная, перетянутая бинтами и укрытая по грудь байковым одеялом, она напоминала египетскую мумию. Руки не шевелились, голова еле ворочалась, ноги в металлических шинах страшно болели. Носилки с ранеными вносили в вертолет и вплотную ставили друг к другу. Марина пыталась протестовать и требовала, чтобы ее не отправляли никуда, ругалась и кричала. Над разбушевавшейся женщиной склонилось лицо хирурга:

— С ног до головы в бинтах, еле шевелитесь и так ругаетесь! Вы хоть понимаете, что переломанные кости срастутся не раньше, чем через пару месяцев? Мы не можем так долго держать вас здесь. В Моздоке спокойнее, да и питание получше нашего. Прекратите буянить, Марина Ивановна, а иначе я вам снотворное вколю!

Ей пришлось смириться. Она лежала на носилках и смотрела в потолок вертолета. С трудом повернув голову, посмотрела на соседей слева и справа. Вздохнула, вспомнив о потерянной записке от Кости Силаева. Ей вдруг захотелось прочесть ее еще раз.

В Моздокском госпитале вновь возникли проблемы с размещением. Все ранее лечившиеся женщины были размещены по городским больницам. Степанова оказалась единственной раненой женщиной. Везти ее в обычную гражданскую больницу было нельзя. Никто пока не знал, что в федеральных войсках воюют женщины. Неминуемо начались бы расспросы. Вездесущие журналисты мигом ухватились бы за “сенсацию”. Сообщать об этом раньше времени не стоило. Марину положили на кровать-каталку и поставили посреди коридора. Главврач долго пытался сообразить, куда же поместить пациентку. Стоял рядом и раздумывал. Потом приказал:

— В ординаторской отделите угол ширмами и поставьте там каталку. Положим женщину туда.

Вот так Степанова очутилась в отдельном помещении, если можно было так выразиться. В ординаторской постоянно толпился народ. Стоял шум и гам. Многие заглядывали за ширму, здоровались с ней. Марине не было покоя ни днем ни ночью. Заглянувший через несколько дней главврач мигом понял все по ее покрасневшим воспаленным глазам, хотя она и не жаловалась. Мужчина покачал головой:

— Да, милая, я сделал глупость, поселив вас здесь. Ну, что ж, придется исправлять!

Женщину, по распоряжению начальника, перевезли в его собственный кабинет. Вновь отгородили угол ширмами. Здесь народу было поменьше, да и по ночам никто не мешал. Степанова целые сутки после “переезда” отсыпалась. Главврач приказал не мешать. Женщина пошла на поправку. Через три недели сняли бинты с головы и рук. Марина попросила у медсестры зеркало. Посмотрела на длинный шрам на правом виске и попробовала прикрыть его волосами. Получилось. Она грустно улыбнулась:

— Придется прическу менять…

Медсестра с нескрываемой завистью посмотрела на ее лицо и успокоила:

— Вам любая прическа к лицу. Хуже с руками: придется вам носить кофточки с длинными рукавами даже летом или искать хорошего пластического хирурга, который бы убрал шрамы.

Марина посмотрела ни синюшно-розовые рубцы на руках и усмехнулась:

— Ерунда! Мне же не замуж выходить…

Женщина покачала головой:

— Я бы не спешила с такими выводами. Вы еще молоды.

Еще через месяц Степановой разрешили встать на ноги. Гипс сняли. Над коленями багровели рваные шрамы. С двух сторон ее подхватили медсестры. Женщина осторожно коснулась ступнями линолеума и попробовала встать. Большой боли не было, но ее шатнуло. Мышцы отвыкли от напряжения. Медики не дали упасть. Главврач протянул костыли:

— Давайте-ка учиться ходить по новой, вот с этими предметами…

Подсунул ей под мышки оба костыля. Марина мгновенно навалилась на них и попыталась передвинуть ноги по очереди. У нее получилось. Женщина широко улыбнулась и сделал еще пару шагов. Затем еще и еще. Хирург внимательно наблюдал за ее лицом. Потом сказал:

— На сегодня хватит! Завтра можете пройти еще чуть больше и так с каждым днем. Придется тренироваться. Пока в моем кабинете, а затем и в коридоре. Он у нас длинный!

Через пару недель Степанова решительно отбросила костыли, хотя хирург возражал и говорил:

— Рано пока! Кости еще слабые.

Женщина твердо ответила:

— Но мне же не больно совсем!

Она “меряла” коридор шагами по три-четыре часа. Прошло всего два дня. Марина стала проситься на выписку, но тут главврач был непреклонен:

— Нет, нет и еще раз нет! У вас травма черепа была и именно сейчас могут проявиться скрытые симптомы.

Тогда Степанова, чтобы занять себя, начала помогать медсестрам и нянечкам. Кормила раненых, разносила лекарства, перестилала постели и даже мыла полы. Хирург, когда в первый раз застал ее за мытьем полов в палате, остолбенел, а затем в шутку сказал:

— Заплатить много не могу, бюджет не позволяет! Так что не старайся…

Марина подняла потное лицо. Встала, откинула тыльной стороной волосы со лба в сторону и отшутилась:

— А я-то губы раскатала! А тут, оказывается, придется пояс подтянуть…

Те из раненых, кто слышал, начали слабо улыбаться. Немудреная шутка на какое-то время отвлекла многих от тягостных мыслей.

Марина, по просьбе старшей сестры, расстригала марлю и складывала ее квадратиками, подготавливая тампоны для перевязок, когда подошел главврач. Он впервые держал себя официально:

— Марина, загляните в мой кабинет, там вас ждут. — Хирург был серьезен, как никогда. Наклонился к ее уху и спросил: — Что же вы ни слова не сказали, что из разведки?

Она вздохнула, покачала укоризненно головой и спросила в ответ:

— Что бы это изменило? Раны бы все равно не затянулись раньше…

— Но мы над вами шутили, посмеивались, а вы ни слова. Полы мыли, словно санитарка. Не удобно получилось…

— Сергей Михайлович, шутки продлевают жизнь. Все хорошо. Кто там приехал?

— Какой-то генерал-полковник Бредин…

Маринка вскочила, словно подброшенная пружиной. От ее спокойствия не осталось и следа. Обежала врача и со всех ног рванула к кабинету. Доктор, да и некоторые раненые, находившиеся в коридоре, удивленно смотрели вслед. Почти два месяца они считали, что женщину трудно чем-либо взволновать, но тут волнение было налицо. Степанова влетела в комнату. По-военному вытянулась у двери в своем сером больничном халате:

— Товарищ генерал-полковник, сержант Степанова явилась по вашему приказанию! — Сразу же радостно сказала, обратив внимание на погоны. — Вас можно поздравить с очередным званием, Евгений Владиславович?

Генерал встал и протянул к ней руки:

— Нужно!

Маринка откровенно кинулась ему на шею со словами:

— Вытащите меня отсюда! Этот чертов главврач никак не желает выписывать! Я же здорова! Слышали, как неслась по коридору? Разве больные так бегают?

Он подвел ее к дивану и усадил, сам устроился рядом. Внимательно посмотрел в лицо, отметив новые шрамы на виске и руках:

— Вот об этом я и приехал с тобой поговорить! Дома у твоих все нормально. Саша твой мне письмо прислал, где все подробно описал. Юлька тоже свои соображения присоединила. Я, знаешь ли, был страшно удивлен, когда твоя дочка мне написала, что учится в третьем классе. В семь лет, а уже третьеклассница! Ты бы хоть заикнулась о своем вундеркинде. Денежное довольствие, как просила, им переслал, о ранении ни слова не написал. Хотя сам, откровенно говоря, испугался. Особенно после сообщения полковника Огарева. Сразу приехать не мог, слишком много всего навалилось…

Он замолчал, разглядывая Марину. Генерал словно прикидывал, стоит ей говорить или не стоит то, что уже известно ему. Она чуть прищурила глаза. Изучающе взглянула на мужчину:

— Я потребовалась?

Евгений Владиславович замялся и она удивилась — такого за Брединым не наблюдалось. Смутно почувствовала что-то не хорошее и твердо попросила:

— Говорите, как есть, не подбирая слов.

Генерал быстро сказал:

— Николай Горев в Чечне объявился!

Она обессилено отвалилась на спинку дивана:

— Как? Он же в Афгане остался…

— Да вот так… Отправил его Масуд в Чечню боевиков дудаевских натаскивать. В каком-то лагере под Шали обитает. Там горный массив есть. Запутанное место! Так вот там и прячется. Месяц, как появились сведения о некоем русском инструкторе с афганским именем Ахмад, фанатично преданному Аллаху, а еще больше доллару и героину. Я уже раз сто пожалел, что не отправил тебя в Афгане разобраться с бывшим приятелем. Бороду он сбрил и частенько ходит в разведку сам. По полученным сведениям представляется в звании майора или капитана. Обстановка в Чечне запутанная и он этим пользуется. По-русски говорит хорошо, русский все-таки. На постах пропускают…