Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II - Борис Галенин

Первые выстрелы неприятеля с двух, а может быть, и с трех головных кораблей[287] выпущены исключительно по “Суворову”; затем ряд кораблей, выходивших на позицию, выпускал по залпу на “Ослябя” и, продвигаясь вперед, присоединял свой огонь к огню кораблей, непрерывно громивших “Суворова”, а несколько позже и “Александра”.

В официальном донесении я подробно разобрал эту легенду»[288]. 

Всецело на моей ответственности

«Прежде чем продолжать показание, я прошу позволения повторить, что: моим движением с 1 часа 20 минут до 1 часа 49 минут и самонадеянностью адмирала Того 2-я эскадра должна была быть поставлена в неожиданно выгодные условия для нанесения первого удара неприятелю[289].

Выгода относительно расположения нашей эскадры должна была сохраняться от 1 часа 49 минут до 1 часа 59 минут или несколько долее, если скорость японцев на циркуляции была менее 16 узлов.

Но, без сомнения, наша неспособность воспользоваться этою выгодою лежит всецело на моей ответственности: я виноват и в дурной стрельбе наших судов, и в том, что они не удержались так, как я им предоставил возможность держаться»[290]. 

Из рапорта японского адмирала

«В памятной книжке Великого Князя Александра Михайловича указывается, что я не кончил построения и тем спутал всю эскадру к тому моменту, когда японцы начали громить ее.

По всей вероятности, автор статьи заимствовал это неверное положение из опубликованного рапорта японского адмирала.

Японский адмирал, получив от разведчиков донесение о наших двух колоннах и подойдя на вид эскадры, действительно увидел две колонны.

Затем, двигаясь перпендикулярно нашему курсу от оста на вест и пересекши нам курс, он все время продолжал видеть две колонны; спустившись к зюйду с целью напасть всею силою на слабую левую колонну, он ожидал, что колонны состворятся, — и действительно, скоро хвост правой колонны начал для него створиться с левою колонной.

Схема II. Маневрирование главных сил Соединенного флота и 2-й эскадры перед началом огневого контакта

Считая, что головы колонн на одной высоте, он принял этот момент за надлежащий для поворота в норд-остовую четверть[291].

Поворачивая, он рассчитывал, что забежит достаточно в голову левой колонны, а, окончив поворот, увидел, что имеет дело с правой колонной, которая неожиданно для него выдвинулась.

Но он продолжал думать[292], что правая колонна находится в отдельном плавании и на большем от него расстоянии, чем левая, и, судя по английскому переводу его рапорта, стал объяснять себе, что наши суда после начала боя и уже под влиянием нанесенного им поражения стали перестраиваться в одну линию (“both their right and left lines gradually wended their way to the east, the enemy's fleet in consequence formed in to an irregular single column”[293])». 

Очень темное объяснение

Прерывая на минуту показание адмирала Р., скажем, что адмирал Того не очень хорошо не то что оценивал, но и понимал происходящее у него на глазах. А когда понял, то свое движение на юго-запад после пересечения курса русской эскадры Того задним числом стал объяснять в своем рапорте тем, что хотел внушить русским мысль, что собирается разойтись с ними на контркурсах[294].

Учитывая, что внушал он ее нам в течение не более трех минут, то объяснение Того нельзя не признать несколько натянутым. Или притянутым. За уши.

Но, к сожалению, как сказал адмирал Р., «его очень темное и правильное, вероятно, лишь в том, что касается оценки им промежутков между нашими судами, объяснение было прочтено всеми нашими офицерами, в том числе и пленными, которые стали на нем базировать и свои заметки, и свои донесения».

Здесь еще раз позволим себе вмешаться, добавив, что «очень темное… объяснение» адмирала Того стало основой и базой не только для заметок и донесений многих, переживших Цусиму офицеров, но, как следствие, и основой большинства отечественных — и не только — исследований Цусимского боя.

И продолжается это недоразумение до сих пор.

Продолжает Адмирал:

«Вероятно, в этом роде объясняет себе обстановку и капитан 1 ранга Озеров, рапорт которого мне, впрочем, неизвестен, как и многие другие бывших командиров судов 2-ой эскадры.

В дополнение к показанному по этому вопросу имею присовокупить, что сигнала сосредоточить огонь на одном головном неприятельском корабле я не делал.

Свобода выбора цели представлялась командующим отрядами, и уже корабли каждого отряда стреляли по цели, обстреливаемой адмиралом».

Напомним, что, по словам А.В. Шталя, «обращаясь к приказам Рожественского, можно найти совершенно… прямые и определенные указания и на сближение с неприятелем, и на сосредоточение огня по головным неприятельским судам…»[295]

Так что и без дополнительных сигналов всем должно было быть ясно, по какой цели бить.

Отметим уже сейчас, что Следственная Комиссия в своих Заключении и Мнении о предмете своего расследования вышеприведенное показание адмирала Рожественского проигнорировала полностью.

Комиссия интересуется

«Вопрос 35. Почему крейсерам не было назначено во время боя самостоятельной задачи?

Ответ. По вопросу — “Почему крейсерам не было назначено во время боя самостоятельной задачи” — мною было уже говорено, что Командующему крейсерами предоставлена была инициатива в пользовании подведомственными ему средствами как для защиты транспортов, так и для поддержки потерпевших броненосцев.

Вопрос 38. Был ли установлен на эскадре, согласно ст. 110 Морского Устава, условный сигнал на случай выбытия из строя Командующего эскадрой?

Ответ. Условного сигнала о передаче командования в случае выбытия из строя Командующего эскадрой и флаг-капитана не было. Но если б таковой и был установлен, то следовало бы впредь установить и способы его передачи с корабля, на котором сбиты мачты и на обстреливаемой палубе которого нет возможности держаться для устройства временных приспособлений для сигналопроизводства.

Вопрос 39. Как думал использовать миноносцы Командующий эскадрой, и были ли им даны приказания атаковать ночью неприятеля?

Ответ. Со дня начала кампании 2-ю эскадрою в Кронштадте миноносцы имели приказание атаковать неприятеля, где бы к тому ни представился случай и возможность. В бою же 14 мая я и броненосцам не отдавал приказания открыть огонь.

Вопрос 40. Почему вечером 14-го мая миноносцам не было дано никаких инструкций?

Ответ. Вечером 14 мая я был неспособен распоряжаться, но если б и был способен, то, вероятно, не имел бы возможности напомнить командирам миноносцев обязанности их боевой службы».

Последний вопрос в очередной раз обращает внимание на то, что Комиссия либо сознательно игнорировала даже такие общеизвестные факты, как ранения Адмирала и передача им командования, либо подходила к своей деятельности чисто формально у просто не имея намерения установить истину.

Но в любом варианте это вело к фальсификации выводов и мнений. Разница может быть лишь в том, что во втором случае это, скорее всего, инициатива членов Комиссии, а в первом — выполнение ею «социального заказа». Далее мы увидим целый ряд подобных вопросов.

«Вопрос 44. Было ли назначено общее рандеву судам эскадры?

Ответ. Все суда эскадры знали, что должны идти во Владивосток».

7.6. По выяснению отдельных случаев боя

Которые не стремились уклоняться от боя

«Вопрос 45. Был ли сделан в начале боя сигнал 2-му и 3-му отрядам броненосцев вступить в кильватер?

Ответ. По вопросу — “Был ли сделан в начале боя сигнал 2-му и 3-му отрядам броненосцев вступить в кильватер”, имею показать, что такой сигнал был сделан 2-му отряду ранее, чем был открыт огонь. А огонь был открыт броненосцем “Князь Суворов” в 1 час 49 минут пополудни и был немедленно принят теми из задних мателотов нашей линии, которые не стремились уклоняться от боя.