«Странная война» в Черном море (август-октябрь 1914 года) - Денис Козлов

Предоставленный сам себе, командующий оттоманским флотом принял решение «взять всю ответственность на себя, даже если позже будут искать «козла отпущения». Настроение В. Сушона, издерганного непостоянством власть предержащих османов, красноречиво характеризует тон его заявления от 8 (21) сентября: «Командир дивизии просит посла иметь в виду, что в случае измены турок он будет вынужден кроме всего прочего уничтожить турецкий флот, и настаивает на том, чтобы при случае эта мысль была негласно доведена то турецких руководящих лиц, дабы твердо настроить их против Англии»{126}.

Упорство В. Сушона было вознаграждено 6 (19) сентября, когда для выхода оттоманских кораблей в Черное море нашелся благовидный предлог — задержание в Эрегли русского коммерческого парохода «Цесаревич Николай», заподозренного портовыми властями в сборе разведывательной информации. В тот же день командующий флотом (как явствует из его доклада в адмирал-штаб — «путем угроз»{127}) добился согласия Порты на вывод из Босфора минного крейсера[26] «Берк-И Сатвет» и эсминцев «Ядигар-И Миллет» и «Нумуне-И Хамийет».

На следующий день на «разведывательные учения» в Черное море выдвинулся «Бреслау» в сопровождении эсминцев «Гайрет-И Ватанийе» и «Муавенет-И Миллийе». Командир крейсера корветтен-капитан Пауль Кеттнер свидетельствует: «Предварительно адмирал дал мне устное указание при встрече с русскими военными кораблями, где бы она не произошла, под предлогом нападения с их стороны атаковать их самому и создать таким образом военный прецедент. Поэтому во время этого и других выходов в Черное море на мои плечи ложилась тяжелейшая ответственность, так как именно я был бы непосредственно виновен в развязывании войны. Мне, однако, было известно, что политические переговоры с Турцией еще не зашли настолько далеко… Для столь важного решения, с моей точки зрения, я должен был быть обеспечен внятным письменным приказом всего правительства…»{128}.

Новый повод показаться в Черном море представился «Мидилли» 10 (23) сентября. Находившийся в болгарском порту Бургас пароход германской Левантийской линии «Хиос» запросил военный эскорт в Стамбул и был встречен крейсером в 50 милях от устья пролива. После передачи машинистов на пароход — часть его команды уже возвратилась в Германию — «Бреслау» и «Хиос» вошли в Босфор, и на сей раз не встретив русских кораблей. Другая идея командующего — вооружение стоявших в румынской Сулине германских судов «Лерос» и «Ересос» для «истребления» русской морской торговли — встретила решительный запрет со стороны барона Г. фон Вангенхайма, резонно опасавшегося затрагивать интересы нейтральной Румынии. Пароходы, так и не превратившиеся во вспомогательные крейсера, получили указание следовать в Константинополь. Навстречу им вышел тот же «Бреслау», из-за спешки не успевший собрать всю уволенную на берег команду и вынужденный ночью с помощью лоцмана форсировать минные заграждения в Босфоре. На рассвете 29 сентября (12 октября) крейсер стал на якорь на сулинском рейде, где полдня, пребывая в полной боевой готовности на случай внезапного появления русских кораблей, ожидал выхода в море «Лероса» и «Ересоса». Вновь передав на пароходы часть команды, корветтен-капитан П. Кеттнер 8-узловым ходом повел свой караван в Босфор, куда благополучно прибыл 1(14) октября.

Линейный крейсер «Гебен» впервые показался в Черном море 20 сентября (3 октября): вместе с турецкими броненосцами «Торгуд Рейс» и «Барбаросс Хайреддин» флагманский корабль оттоманского флота вышел из пролива для проведения практических артиллерийских стрельб. Контр-адмирал В. Сушон вывел свои линейные силы в Черное море без ведома Джемаль-паши, и последнему оставалось лишь запретить эти «провоцирующие Россию» маневры задним числом…

* * *

Как же реагировали официальный Петроград, ставка Верховного главнокомандующего и, наконец, командующий Черноморским флотом со своим штабом на постепенное «сползание» российско-турецких отношений к вооруженному столкновению?

Прежде всего отметим, что появление германских кораблей в Черном море стало для российского военно-морского руководства неприятным сюрпризом. Возможность присоединения крейсеров В. Сушона к оттоманскому флоту хотя и имелась в виду, но считалась маловероятной: по сведениям Генмора, в «плане стратегического развертывания» германских военно-морских сил «Гебен» значился в составе Флота открытого моря, призванного бороться с англичанами на главном театре — в Северном море{129}.

Известно, что адмирал А.А. Эбергард — флагман весьма энергичный и самостоятельный — с получением сведений о прибытии в Босфор крейсеров В. Сушона испрашивал разрешения верховного командования войти с флотом в пролив, воспользовавшись созданным немцами международно-правовым прецедентом, и нанести по неприятельским кораблям упреждающий удар.

Предоставим слово Б.П. Апрелеву, состоявшему в то время в Генморе: «В ночь моего дежурства по «шифровальному» отделению Морского генерального штаба мне передали с телеграфа срочную шифрованную телеграмму командующего Черноморским флотом адмирала А.А. Эбергарда, адресованную на имя Нагенмор (начальника Морского генерального штаба. — Д. К.); телеграмма была зашифрована особым «крепким» шифром; я начал ее расшифровывать, и первая фраза ее привела меня в волнение. Она гласила — «Его Императорскому Величеству; совершенно секретно; срочно». Не помня дословно текста этой телеграммы, передаю на память ее смысл. Адмирал А.А. Эбергард доносил Его Императорскому Величеству, что, получив от Морского генерального штаба и от своей разведки данные, что «Гебен» и «Бреслау» вошли в Константинополь, и зная точно их состояние в смысле боевом, он (адмирал А.А. Эбергард) решил послезавтра с лучшими кораблями и эскадренными миноносцами идти из Севастополя в

Константинополь, войдя в последний на том же основании, на каком там находятся «Гебен» и «Бреслау». Если последние, согласно морскому международному праву, не выйдут из проливов или в Средиземное, или в Черное море, то адмирал А.А. Эбергард предполагал их уничтожить на якоре, вполне учитывая, что если этого не сделать, то Турция будет вовлечена в войну и ее выступление для нас грозит неисчислимыми бедствиями.

Адмирал А.А. Эбергард на мостике линкора«Евстафий»

Телеграмма эта немедленно по расшифровке была доложена начальнику Морского генерального штаба. Как и кем она докладывалась Его Величеству, я не знаю, но опять через меня же прошла ответная телеграмма Его Императорского Величества на имя адмирала А.А. Эбергарда. Смысл ее, насколько помню, был таков: «В полном согласии с правительствами союзных нам Англии и Франции и не считая возможным чем бы то ни было дать Турции право обвинять нас в попытке толкнуть ее на войну, Государь категорически повелел адмиралу Эбергарду принять к неуклонному исполнению следующую краткую инструкцию — главным силам Черноморского флота запрещается удаляться из зоны крепости Севастополь. Всем вообще судам Черноморского флота запрещалось показываться западнее меридиана Одессы и ни один корабль Черноморского флота не должен появляться в виду турецких берегов». Телеграмма кончалась предупреждением, что на адмирала Эбергарда возлагается вся ответственность за какие бы то ни было действия вверенного ему флота, которые могли бы быть истолкованы турками как неприязненные с нашей стороны.

Этим адмирал Эбергард был поставлен в положение невозможности не только что-либо предпринять против «Гебена», но должен был даже избегать какой бы то ни было тайной разведки, обнаружение которой могло бы вызвать в Турции возмущение против нас»{130}.

Кстати, в декабре 1903 г. капитан I ранга А.А. Эбергард, будучи флаг-капитаном штаба начальника эскадры Тихого океана вице-адмирала О.В. Старка, придерживался подобной точки зрения в отношении японцев и предлагал дать сражение у неприятельского побережья, или, как выразился наместник императора на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев, «идти к Сасебо и отыскать неприятеля для нанесения ему второго Синопа»{131}.

По мнению комфлота, «копенгагирование»[27] германских крейсеров, пусть даже ценой потери нескольких старых линкоров, в корне решило бы проблему завоевания и удержания господства на Черном море. Однако стремление черноморского командования взять инициативу в свои руки не нашло понимания ни в столице, ни в ставке, где всеми мерами пытались оградить нейтралитет Османской империи. Жестко «одернув» А.А. Эбергарда, политическое руководство и верховное командование, по существу, добровольно отдали туркам право первого выстрела. Кстати, не только Россия, но и ее союзники весьма трепетно относились к нейтралитету Порты. Так, англичане скрыли факт гибели линкора «Одейшес» 13 (26) октября 1914 г. из опасений того, что «весть об этом германском успехе могла повлиять на Турцию о способствовать ее решению выступить на стороне Германии»{132}.