Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в. - Наталья Юрьевна Сухова

тучной, и духовным академиям не удалось стать академиями духовных наук. Наука в духовных академиях развивалась, но медленно, усилиями одиночек, а не систематически; духовно-образовательная система ученых-специалистов не готовила.

Наиболее болезненны были проблемы, связанные с учебным процессом. В документах, связанных с реформой 1808–1814 гг., специальным предметом занятий духовных академий называлась «ученость, сколь можно более приспособленная к наукам богословским»[136], а также присоединяемые к этой «учености» «изящные науки» (belles lettres) – словесность, риторика, философия. Но первый курс СПбДА изучал в равной степени все богословские и общеобразовательные науки, сгруппированные в шесть классов: богословский класс, философский, словесный, исторический, математический и класс языков. Это было точным повторением состава семинарского курса и объяснялось особой задачей преобразовательного периода: подготовка новых преподавателей, способных учить в реформированных школах. «Утомление тела и духа» духовного юношества заставило в 1810 г. поставить вопрос об иерархии наук в учебном плане академии, и было принято предложение профессора И. Фесслера – разделить науки на «коренные» и «вспомогательные» и установить для них разное число «классических» часов[137]. Была введена первая «специализация»: науки исторические и математические изучались лишь частью студентов, по выбору, как и языки – еврейский, немецкий или французский.

Окончательный вариант Устава 1814 г. закрепил это решение, относя к наукам, «необходимым для всех студентов»: 1) полный курс богословия, 2) курс теоретической и нравственной философии, 3) курс словесности, 4) библейскую, церковную и российскую историю, 5) древние языки: латинский, греческий, еврейский[138]. Остальные науки, «предоставляемые собственному студентов выбору», разделялись на два отделения. К первому относились: 1) полный курс теоретической и опытной физики, 2) полный курс высшей математики, частной и прикладной, 3) из европейских языков – французский или немецкий. Ко второму: 1) всеобщая история и хронология, 2) всеобщая статистика и география, 3) статистика и география Российского государства, 4) древности греческие, римские и в особенности российские и церковные, 5) из европейских языков – французский или немецкий[139]. Этот выбор не составлял специализации как таковой, хотя иногда так назывался в документах, но был лишь попыткой примирить желание духовно-учебного ведомства – готовить преподавателей для духовных школ своими силами[140] – и возникающую вследствие этого многопредметность. Вопрос о полезности каждого из небогословских предметов для богословского академического образования не ставился.

Устав 1814 г. разделял четырехлетний учебный план на два двухгодичных курса: первый – философский – по преимуществу был ориентирован на общее образование, второй был богословским[141]. Постановка занятий в философском классе была связана с особой проблемой: должен ли он осуществлять лишь педагогическую подготовку по небогословским предметам или научно развивать эти науки? Кроме того, при развитии богословия стала очевидна нежизненность такой структуры: богословские науки «не умещались» в одном отделении, читались не с должной подробностью и вниманием. В младшем отделении студенты, увлекшись философией, словесностью, математикой, порой забывали о богословском направлении образования. С этим увлечением настойчиво боролись. Отделения «наук по выбору» в 1842–1844 гг. были упразднены: изучение физики, математики и гражданской истории было сделано общеобязательным[142].

В 1850-е гг., при введении в курсы семинарий специфических предметов – сельского хозяйства, медицины, геодезии, – встал вопрос о подготовке преподавателей по этим предметам. Решение готовить их не в академиях дало прецедент: отсутствие в академиях кафедр и предметов, не представляющих самостоятельной ценности для академического образования[143].

Введение новых предметов в 1839–1859 гг. перегрузило академический курс, сбалансированный в 1808–1814 гг. В результате нововведений количество изучаемых каждым студентом предметов возросло с 21 до 28, сформированных в 8 классах, прежняя целостность и согласованность академического курса была нарушена[144]. Стали высказываться – официально и неофициально – замечания о естественном вырождении «богословского энциклопедизма», о поверхностном многознании выпускников академий, об отсутствии специалистов в той или иной области богословия, о неумении выпускников академий решать конкретные научные и церковно-практические вопросы.

Предпринимались попытки облегчить учебные планы, придав им большую цельность. Эти попытки проводились в двух направлениях: 1) упразднение предметов, не представляющих самостоятельной науки и самостоятельной ценности[145], 2) переведение предметов в разряд «по выбору». Второй путь – введение «параллельных» отделений – был менее болезненным и применялся чаще[146]. Но отдельные попытки существенно ситуацию многопредметности не меняли: курс по-прежнему был перенасыщен, и каждой из наук уделялось слишком мало времени.

Многопредметность отразилась и на преподавателях: штаты оставались прежними (к 18 преподавателям по норме 1814 г. в 1858 г. было добавлено еще 2 экстраординарных профессора и 2 бакалавра), но преподаваемых наук было существенно больше. Приходилось совмещать каждому преподавателю по 2–3 предмета, в самых разных наборах[147].

Большая часть нововведенных предметов уже не могла быть безболезненно изъята из академического курса, ибо их присутствие в высшем богословском образовании было следствием развития отечественной богословской науки и уточнения места и роли духовных академий в жизни Церкви. В условиях единого общеобязательного учебного плана многопредметность становилась неизбежной, и необходимо было искать способы разрешения этой проблемы. При этом в середине 1850-х гг. стало ясно, что специалисты с высшим богословским образованием должны быть в разных сферах церковной жизни, но это должны быть специалисты. Поэтому идея специализации начала рассматриваться именно в направлении приготовления специалистов-богословов. Хотя эпоха «богословского энциклопедизма» явно подходила к концу, отказ от идеи реформы 1808–1814 гг. о всесторонней «учености» выпускников академий должен был неизбежно встретить препятствия.

Неотьемлемой задачей духовных академий было развитие богословской науки. В рассуждениях Комитета 1807–1808 гг. о том, что должно включать в себя академическое богословие и как следует его преподавать, говорилось довольно неопределенно: «учение богословское во всех его отделениях»[148]. Эти отделения были намечены в «Начертании правил о поправлении духовных училищ»: догматическое, нравственное и полемическое богословие, герменевтика и гомилетика, каноническое и церковное право Греко-Российской Церкви[149].

В 1814 г. работа с конспектами по богословским наукам, предпринятая ректором СПбДА архимандритом Филаретом (Дроздовым), дала представление о состоянии богословских наук в академиях. В конспектах причудливо сочетались старые формальные схемы с элементами научного построения и живого анализа, отсутствовали единая система и терминология, даже внутри одного богословского курса. Необходимость построить структуру богословия, как предмета изучения в высших богословских школах, привело к появлению «Обозрения богословских наук в отношении преподавания их в высших духовных училищах»[150]. В «Обозрении богословских наук» архимандрит Филарет рассматривает «строение видов и частей Богословия» (Architectonica Theologica). В едином курсе академического богословия он выделяет семь разделов: чтение Священного Писания, богословие толковательное (Hermeneutica), созерцательное (Dogmatica), деятельное, или нравственное (Practica), обличительное (Polemica), собеседовательное (Homiletica) и правительственное (Jus Canonicum)[151]. Согласно Уставу 1814 г. церковная история (общая и русская) объявлялась наукой богословской, хотя и относилась иногда к историческому классу наук, затем она была выделена в особый класс[152].

Святитель Филарет,