Пунктир воспоминаний - Александр Казанцев

- Опять эта сволочь-англичанка обманула!

Видно, не впервой это было белогвардейскому атаману.

Шкуро помалкивал. Затем по мосту двинулись грузовики, набитые разоруженными шкуровцамн в немецких шкурах. Они ждали нового оружия, но увидели его в руках советских солдат, встречи с которыми так страшились.

Потом с группой офицеров мы ходили по цехам, куда пограничники отконвоировали люден с крысиными взглядами, одетых в мышиную форму.

Слышался отборный мат и блатной жаргон, на котором объяснялись между собой эти отбросы, предавшие Родину.

Кто они? Уголовники? Обманутые? Измученные в плену или искатели легкого пути? С каждым будут разбираться особо на суде. Но всем им вместе произнесен приговор истории.

Потом еще долго через Брук-на-Майне гнали табуны трофейных коней.

7. ХИРОСИМА И ТУНГУССКАЯ ТАЙГА

Выполнив задание правительства, наша автоколонна возвращалась из Австрии через Венгрию и Румынию домой, в Россию. Надо было явиться в штаб 23-й армии, доложить по форме командующему. И вот в поисках генерала Гагина на пыльных румынских дорогах попал я еще раз в катастрофу, теперь уже автомобильную. Получил восемнадцать ран, в том числе в голову, и подумал было, что литература отныне для меня кончилась. Помню, как сидел на обочине дороги, залитый кровью, и слышал голос медсестры.

- Бедный полковничек, не жилец уже! - причитала она.

На санитарном грузовике нас доставили в госпиталь. Особенно пострадал майор Асланов, который сидел за рулем (главный инженер Московского почтамта, впоследствии директор международного почтамта).

Хирург, сбрив мне бороду, оперировал без наркоза и все требовал, чтобы пациент стонал: "Неизвестно, жив или нет!" Но у меня были свои представления о достойном поведении полковника на операционном столе. Терпел молча. К счастью, все обошлось, и через каких-нибудь две недели я, опираясь на палочку, явился к генералу Гагину (он прислал за пострадавшим свою машину). Расспросив обо всем, он все шутил: ладно хоть, что не "наградная олимпия" была виной аварии.

- А борода отрастет, - говорил он. - Катастроф же набран полный комплект: железнодорожная в детстве, авиационная в юности, морская в Керчи и вот теперь автомобильная в Румынии. Живи спокойно, полковник. Больше не причитается, - напутствовал он, прощаясь.

Можно было беспечно сесть за руль и проходить "высшую школу верховой езды на автомобиле" по бездорожьям Бессарабии. Колонны грузовиков буксовали. Мы чудом проскакивали между ЗИСами и "студебеккерами", скользя, карабкаясь, едва не опрокидываясь...

На этих-то непроезжих фронтовых дорогах дождливым августом 1945 года я услышал по трофейному радиоприемнику сообщение на английском языке о том, что на Хиросиму сброшена атомная бомба. Потряс и сам факт бесчеловечного уничтожения мирного населения города, и подробности взрыва: ослепительный шар ярче солнца, огненный столб, пронзивший облака, черный гриб над ним и раскаты грома, слышные за сотни километров, сотрясения земной коры от земной и воздушной волн, отмеченные дважды сейсмическими станциями. Все эти детали были знакомы мне еще со студенческой поры, со времен увлечения тунгусской эпопеей Кулика, когда тот искал в тайге Тунгусский метеорит.

По приезде в Москву я обратился в Сейсмологический институт Академии наук СССР и попросил сравнить сейсмограммы тунгусской катастрофы 1908 года с атомными взрывами в Японии. Они оказались похожими как близнецы. Во мне проснулся и зашептал фантаст: "А падал ли вообще Тунгусский метеорит? Ведь не осталось ни кратера, ни осколков! Почему там, в эпицентре, стоит голыми столбами лес, а вокруг на площади, сравнимой с небольшим европейским государством, все деревья лежат веером? Не произошел ли взрыв в воздухе, срезав ветви лиственниц в эпицентре, где фронт волны был перпендикулярен стволам, и повалив все остальные, в особенности на возвышенностях, даже отдаленных? Не был ли взрыв атомным, когда температура в месте взрыва повысилась до десятков миллионов градусов, превратив в пар все, что не взорвалось? Потому и не выпали осколки взорвавшегося тела, они умчались в верхние слои атмосферы и там своей радиацией вызвали свечение окружающих слоев воздуха. Не потому ли стояли светлые ночи на большой части земного шара?

И я понял тогда, что мое место все-таки в фантастике. Издательство "Молодая гвардия", готовя к выходу книгу "Арктический мост", ходатайствовало перед высокими инстанциями о моем возвращении в литературу. И я вернулся к столу, к пишущей машинке...

О жизни писателя-профессионала писать труднее, чем о годах, предшествующих переходу в литературу. О том, что сделано, надо судить по вышедшим книгам, потому мой "пунктир воспоминаний" коснется лишь того, что послужило поводом или связано с созданием произведений, рожденных не только воображением, а прежде всего жизнью.

И снова посетил я, теперь уже как литератор, Институт физических проблем академика П.Л.Капицы. Академик Л.Д.Ландау объяснял мне механизм атомного взрыва. Потом консультировался в университете с академиком Игорем Евгеньевичем Таммом, считавшим, что ядерный взрыв космического тела возможен лишь при условии, если оно искусственного происхождения.

И я представил себе, что в тунгусской тайге в 1908 году произошел АТОМНЫЙ ВЗРЫВ В ВОЗДУХЕ, БЕЗ УДАРА О ЗЕМЛЮ, ЭТО МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ ЛИШЬ В ВЕЩЕСТВЕ, ПОЛУЧЕННОМ ИСКУССТВЕННО, НО НЕ НА ЗЕМЛЕ, А НА ДРУГОЙ ПЛАНЕТЕ. Так появился рассказ-гипотеза "ВЗРЫВ". Впервые в литературе в нем говорилось о ядерной цепной реакции взрыва, погубившего в 1908 году над тайгой перед спуском на Землю инопланетный корабль...

Главному герою этого рассказа приданы некоторые черты замечательного ученого, профессора Ивана Антоновича Ефремова. Я познакомился с ним, начинающим, но уже многообещающим писателем, в кабинете главного редактора "Молодой гвардии" М.И.Тюрина.

С непреодолимой грустью, став ныне председателем комиссии по литературному наследию Ивана Ефремова, вспоминаю о нем - флагмане нашей советской фантастики.

А тогда, начиная свой профессиональный литературный путь, я решился прочитать рассказ-гипотезу "Взрыв" в клубе писателей на улице Воровского. В зале я увидел академика Ивана Михайловича Майского и его жену Агнию Александровну.

Мы познакомились еще во время войны. Человек удивительной биографии, Иван Михайлович - колчаковский министр по заданию большевистской партии, советский посол в Англии, советник Сталина во время встреч с Черчиллем и Рузвельтом в Тегеране и Ялте - интересовался фантастикой! Его жена и ввела меня впервые в клуб писателей при весьма курьезных обстоятельствах. Как-то мы с Ефремовым встретились у Майских. Агния Александровна собиралась в клуб писателей на очередное чтение у камина в большом дубовом зале и попросила меня проводить ее. Я охотно согласился, хотя к Союзу писателей отношения тогда еще не имел, однако не расставался с надеждой стать писателем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});