Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удаль и бесстрашие за последствия всемерно уважались юнкерами. Особенно это демонстрировалось самоволками и рукопашными с «вольными», когда доходило и до применения штыков в глухих киевских предместьях. Выручка товарищей и юнкерская честь были превыше всего.
Кредо предельно воплощалось в принципе – не выдавать. Однажды товарищ Деникина избил доносчика, и его перевели в «третьеразрядники», какие могли рассчитывать на выпуске лишь на унтер-офицерские отличия. Тогда не только юнкера, а и некоторые училищные начальники встали за неудачника горой. Побитого же прижимали как могли.
Первокурсником Деникин по этому неписаному кодексу чести попал в крупную неприятность. Он относился к юнкерам не училищного курса без предвзятости, имел среди них приятелей. И вдруг те от него отвернулись, а их офицеры стали преследовать Антона при любом удобном случае, вплоть до доклада дежурному офицеру.
Дело в том, что «училищных» юнкеров, каким был Деникин, для классных занятий распределили по трем отделениям с особым составом преподавателей. По размещению же, довольствию, обмундированию и строевому обучению слили с юнкерами «юнкерского курса». Их офицеры и командовали первой ротой, куда входил Деникин, внезапно избранный мишенью.
Ни Антон, ни его «училищные» однокашники не могли понять причину отчаянной немилости. Наконец бывший приятель Деникина из противоположного юнкерского стана объяснил ему, что карают за оскорбление, которое тот им нанес. Якобы на вечерней самоподготовке, когда в отделение Деникина заглянул один из юнкеров «юнкерского курса», Антон сказал:
– Терпеть не могу, когда к нам заходят эти шморгонцы.
Это была ошибка, тот «шморгонец» обознался! Такая фраза действительно прозвучала, но не от Деникина, а от Силина второй роты. Прекрасно понимал законы «кодекса» весьма порядочный в этом отношении Силин, какой немедленно пошел в первую роту к фельдфебелю и заявил, что сакраментальные слова произнес он. Вендетту Деникину отменили, но сделанного возмущенными офицерами было не воротить: Антон до конца первого курса остался во «второразрядниках» по поведению. Несмотря на другие хорошие баллы, его перворазрядно не произвели в училищные унтер-офицеры.
Жили юнкера почти на солдатском положении. 25 копеек суточного пайка были лишь на десять выше солдатского, а белье и обмундирование одинаковые. Большинство кое-что получало из дому, Деникину пять рублей ежемесячно присылала мать, но и эти ели скромно. А из совсем бедных семей могли налично рассчитывать лишь на казенное жалованье: ежемесячно рядовому двадцать две с половиной копейки, ефрейтору – тридцать три с половиной. Им не на что было купить табаку, зубной щетки, почтовых марок. Но все это переносили безупречно.
Юнкера стоически готовились к своему будущему, в котором тогда младший офицер имел в месяц небольшие пятьдесят рублей содержания. Правда, дважды его им в начале XX века увеличивали, но стандарт офицерской жизни в императорской России всегда был низкого уровня.
Странно было офицерам в революцию, когда большевики на митингах клеймили их «буржуазией». Нет, в основном русский офицерский корпус принадлежал к служилой малоимущей интеллигенции.
* * *На выпускном курсе Деникин был крепко сбитым, среднего роста брюнетом с острым взглядом немного выпуклых темных глаз. Гордой посадкой высоколобой головы он стал во многом обязан немилосердной строевой подготовке училища. Она неузнаваемо изменила и бывших гимназистиков, студентиков, которые когда-то в томительные ночи использовали окна с пушечными амбразурами не по назначению. Особенная стать отличала заправских юнкеров.
Солдатская служба у них была обстоятельна: первый год учениками, второй – учителями молодых юнкеров. Причем, «старики» над молодежью ни в коем случае не куражились, не угнетали. Строевыми успехами гордились, роты соревновались между собой. Поэтому однокашники Деникина однажды горько обиделись на несправедливый разнос, тем более от знаменитого генерала Михаила Ивановича Драгомирова.
Крупный военный теоретик, педагог генерал М. И. Драгомиров (1830–1905 гг.) был героем русско-турецкой войны, раненым при обороне Шипки. Командир суворовской школы, он налегал на моральный фактор в бою, личный пример со стороны офицеров. Много генерал сделал для развития тактики стрелковых цепей. Во время юнкерства Деникина Драгомиров был командующим войсками Киевского военного округа.
Как-то прибыв в Киевское училище, генерал, не зная, что новый набор прошел только взводные учения, приказал провести батальонный смотр. Увидев беспорядок, он прогнал курс Деникина с плаца. Потом недоразумение выяснилось, и в следующий раз командующий горячо поблагодарил юнкеров на маневрах. Им повезло тогда отличиться в первом в русской армии ученье с боевыми патронами и стрельбой артиллерии через головы пехоты.
Драгомиров переживал за него, потому что это было его нововведением. Раньше опасались несчастных случаев и пехота впереди батарей в огромном секторе не развертывалась, а такое совершенно искажало картину действительного боя. На этот раз артиллеристы били боевыми неподалеку от юнкерских цепей. Батарейцы нервничали, снаряды иногда взрывались близко от атакующих. Ряды же юнкеров шли без малейшего замешательства.
Военные предметы и им подсобные изучались со всей обстоятельностью, на этих уроках всегда царили тишина и порядок. Но тогда в невоюющей России больше нажимали на теорию, «военный ренессанс» вспыхнул позже, после русско-японской войны, когда программы изменились к практичности. Из гражданских предметов проходили химию, механику, аналитику, Закон Божий, два иностранных языка и русскую литературу. На них не делали упора, потому что до этого юнкера курса Деникина закончили вузы и средние заведения.
Примечательно, что литература изучалась не современная, а только древняя. Юнкеров оберегали от «вредных идей», не давая им и социальных знаний, всего из области государствоведения. А в конце XIX века русская жизнь уже бурлила, закипая в будущие революции.
В то время нигде в мире университетская молодежь так деятельно не участвовала в политическом быте страны, как в России. Русские студенты упивались вхождением в революционные организации, «ходили в народ», бастовали, творили разнообразнейшие сходки и «резолюции».
Например, в Петербургском Технологическом институте 80 процентов из них состояло в партийных организациях, причем «левых» из этого числа был 71 процент, а «правых» – лишь пять процентов. Эта подавляющая левая молодежь в основном питалась подпольной литературой, она отрывалась от национальной почвы, отчуждалась от военных, возмущенно, злобно смотря на «отсталых» юнкеров. Поэтому-то из русской «молодой гвардии» лишь эти юноши в мешковатых гимнастерках пойдут умирать в Питере и в Москве в боях против захватывающих власть большевиков.
Воинские училища предохраняли своих питомцев от духовной немочи и незрелого политиканства. Но делали это методом исключения «проклятых» вопросов, не давали расширяться кругозору воспитанников. В юнкерских училищах, куда притекали те же студенты, молодежь еще осознавала важность политического самообразования, коль не было учебного, и пыталась сама вникать в колокольные проблемы окружающей жизни. В военных же училищах бывшие господа кадеты больше наливались безотчетным презрением к их «передовым» сверстникам из студенчества, платя им взаимной монетой.
Что такое отсталость? От чего? Если от духовности, то это бессмысленно. Духовность «обязана» быть консервативной. Но правда, что отставали юнкера от знания социальных проблем. Ведь все «передовое», «прогрессивное» связано только с ними или с научными, техническими достижениями. Будущих офицеров в этом плане идеалистично «отсекали». И потому в революционном хаосе многие из них заплутаются. Вставшие же к красным будут у большевиков париями. А те, кто консервативно, духовно останутся верными себе, выберут лучшее из. того, что умели: в Белой гвардии героически погибать.
Об этой закалке становой офицерской косточки вспоминал бывший юнкер А. И. Деникин:
«В нашем училище… вся окружающая атмосфера, пропитанная бессловесным напоминанием о долге, строго Установленный распорядок жизни, постоянный труд, дисциплина, традиции юнкерские – не только ведь школьнические, но и разумно-воспитательные – все это в известной степени искупало недочеты школы и создавало военный уклад и военную психологию, сохраняя живучесть и стойкость не только в мире, но и на войне, в дни великих потрясений, великих искушений».
Уклад военной школы был способен «сделать человека», перемалывая и своих самых разнородных, случайных абитуриентов. Вот история промелькнувшего в судьбе Деникина Н. Лепешинского – брата известного большевистского деятеля П. Лепешинского, ставшего видным советским бонзой.
- Опыт теории партизанского действия. Записки партизана [litres] - Денис Васильевич Давыдов - Биографии и Мемуары / Военное
- Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг. - Гаралд Граф - Военное
- Проклятые легионы. Изменники Родины на службе Гитлера - Олег Смыслов - Военное
- Высшие кадры Красной Армии. 1917–1921 гг. - Сергей Войтиков - Военное
- Рокоссовский. Солдатский Маршал - Владимир Дайнес - Военное
- Маршал Василевский - Владимир Дайнес - Военное
- Блокада в моей судьбе - Борис Тарасов - Военное
- Непридуманная история Второй мировой - Александр Никонов - Военное
- Военно-стратегические заметки - Александр Суворов - Военное
- Освобождение дьявола. История создания первой советской атомной бомбы РДС-1 - Иван Игнатьевич Никитчук - Военное / Публицистика